Страница 49 из 57
Toт-Амон был озадачен этим. Его драгоценные Тайны Ахерона, хотя полуобугленые, отметили три из имен бога. Это было создано непосредственно Ксалтотуном, украдено Toт-Амоном за громадную цену у главы гильдии Воров в Мессантии. Добытые им писания были уникальными и мощными, и время от времени непонятными.
Другие три названия реликта он надеялся узнать у Сета непосредственно. Змея пошевелилась снова.
— Далее, события, вызванные усилиями твоей пешки на безжизненной земле Нифии, пробудили того, кто однажды был за моей спиной, отравляя меня и способствуя расцвету вашего вида, когда ваши предки были всего лишь хлипкой дрянью, извивающейся в первобытной грязи. Я говорю не о проклятом Митре, а еще об одном древнем, более склонном мешать нашей цели.
— Не я, но ваши кольца сокрушат его в забвение, — бормоча, оправдывался Toт- Амон.
— Таким образом, — шипел Бог Змей, — ты забыл, что твой собственный неправедный фаворит сделал, чтобы пробудить его.
Рассмотрев действия Teвека в Медном Городе, Toт-Амон пожалел о своем неверном решении снабдить некроманта своим кольцом и направить его на поиски.
Он полагал, что Ибис был затворником — его рассеянные последователи и намного менее многочисленны, чем таковые у более популярного Митры. И никакой информации не существовало о вмешательстве Ибиса. Многие полагали его ложным богом; ученые размышляли, что Ибис пал в войнах могучих богов древности. Начиная с падения Нифии несколько столетий спустя, уменьшилось вероисповедание Ибиса. Немногие согнули бы колено, поклоняясь богу, позволившему убить множество своих последователей. Кроме различных рассеянных групп, уехал единственный прихожанин, скрывшийся в далеком Ханумаре.
Этот остаток был посещен Карантесу, одному из немногих жрецов Ибиса, которые, за столетия конкуренции, избежали убийства посланцами Сета. Даже собственная попытка Toт-Амона убить его потерпела неудачу. После той попытки Карантес не смел уезжать из своих слоново-инкрустированных палат.
Конечно, Toт-Амон не наблюдал за Teвеком, пока некромант не достиг Медного Города. Возможно, он сделал кое-что неправильно перед своим прибытием туда.
— Другие дела заняли меня, повелитель, — ответил он после долгой паузы. — Я не учел дела фаворита, пока он не прибыл в разрушенную Нифию.
— Тогда учти их теперь, — голос строгал, как кинжал, затачиваемый о камень.
Огромный зев змеи открыл горло, зияющее как коридор в бездну. Болезненный туман вздымался дальше, подкрашенный желчью и пахнущий подобно ароматам склепа. Это соединялось в сферу диаметра, равного высоте Toт-Амона. Оттенок исчез, и фигуры проявились. — Изучи безумие твоей пешки, засвидетельствуй события, которые пробудили спящего титана.
Стигийский маг с интересом наблюдал, отмечая формы, которые перемещались в тумане пределах границ шара. Шар не был стеклянной сферой, а скорее, зеркалом в прошлое. Он засвидетельствовал прибытие Teвека в Kaетта, и немедленно идентифицировал символы, имеющиеся там.
— Другой храм Ибиса? Ни один, как не было известно, существовал, но лачуга Карантеса в Ханумаре.
— Поистине, это — последний теперь. Наблюдай то, что случилось с другими, судьба, вызванная мной силой твоего Черного Кольца, и поэтому судьба, вызванная моей властью.
Притихший Toт-Амон изучал сферу, его глаза были пустыми и не отражали эмоций, когда он смотрел на резню в катакомбах, в коридорах храма, и в прибежище, где Teвек взял убитую женщину на самом алтаре Ибиса.
— Полное осквернение, — прокомментировал он, после видений, ставших туманными и неясными. — Но несвоевременное и крайне недостающее в тонкости.
Туман рассеялся и тек назад в утробу змеи.
— Там находится твоя проблема, — шипела тварь. — Используемая тобой пешка, проявила своё присутствие, ставшее известным Карантесу. Нет сомнения, что Карантес завербовал сторонников, которые теперь конкурируют с твоим фаворитом за обладание Зловещим древним Богом.
— Они также не могут знать его истинное имя, — размышлял Toт-Амон. — У меня есть единственная копия Тайн Aхеронa, и она поражает проклятиями смерти любого, рассматривающего ее, если они поклоняются Митре или Ибису. Я разрушу своего фаворита тогда и позволю им захватить бога? — Меня не заботит, выживет твой фаворит или умрет, но что касается бога, его надо уберечь от захвата Карантесом. Если он или его приспешники когда-либо предугадывают истинное имя реликта, это может стереть тебя в пыль. Кроме того, твоя глупая жадность побудила тебя расстаться с кольцом — моим подарком тебе.
Если твой фаворит падает, кольцо может быть изъято.
Toт-Амон праздно уставился на свой опустевший безымянный палец.
— Черное Кольцо погружено в колдовстве, которое взорвало бы душу Карантеса и его прислужников. Позвольте ему найти бога! Я превращу его в дымящиеся лужи ила, которой были однажды его плоть и кости.
— Ты, думаешь достаточно одурачить его, чтобы коснуться этого? Он обладает силами и средствами обойти твое колдовство. Хотя Карантес быть патетической дезинформированной овцой, его усилия дойдут до ушей бога, которого твой злодей силится пробудить. Его бог может предоставить ему власть разрушить твоё кольцо.
Сделав так, он может повредить мне, поскольку частица моей силы заключена в пределах того кольца. Сделай то, что ты должен, чтобы предотвратить такой результат! Возьми обратно своё кольцо и держи Зловещего древнего Бога от Карантеса подальше, или твой Повелитель будет больше всего… рассержен.
Разветвленный язык щелкал между изгибающимися клыками. — Твоё искусство не убережёт от наказания.
Челюсти Toт-Амон напряглась. Он сжимал свои руки, опираясь локтями на подлокотники своего трона, указательные пальцы, выявляющие друг против друга.
— Не сомневайтесь относительно меня, Бог Страха. Никакого ущерба кольцу не должно приключиться.
Медленно огромная кобра сжималась, пока не возвратилась к нормальной форме. Капюшон опал, и змея скользнула в промежуток, откуда прибыла. Toт- Амон тогда мельком взглянул на императорского скорпиона. Он лежал на спине, его усеянный шипами и увенчанный жалом хвост, был прижат туловищем, его члены искаженно свились в агонии смерти.
«Ваше искусство не выше наказания». Стигийский маг поднялся со своего трона и пнул в сторону тело скорпиона.
Это ожидает и Teвека, который будет наказан, поскольку Тонкая свеча Смерти продолжала гореть, и выгорит дотла, и у повелителя не было никакого намерения остановить то смертоносное заклятие. Если другие посмеют вмешаться, то он рассеет их пыль в потоке ветра. Что касается Карантеса, что назойливый злодей вскоре не сможет больше лепетать молитвы к Ибису. Если бы патетический жрец смел рисковать, удаляясь из своего прибежища, то Toт-Амон вырвет его душу и скормит ее демоническим жителям в самых мрачных адских безднах. Нет, больше не будет старый глупец беспокоить его.
Безотлагательность требовала мощного колдовства: обряд перемещения.
Никакой другой метод не доставил бы его скорее к Нифии. Toт-Амон спешил к тайной палате, скрытой ниже его большого зала, где хранились самые редкие из его заклинаний, компонентов и волшебных орудий.
— Буря гибели скоро прибудет в Нифию, — бормотал он, его свистящим голосом, скользя через камни. — Ни один не должен спастись.
17. Удары Красной Гадюки
Солнце оседало в земной горизонт, унылый, оранжевый шар, украсивший нифийскую пустыню в сумерках оттенками меди и золота. Оно сияло на медном шпиле, увенчавшего беломраморную башню и отбрасывающим длинную, коническую тень через широкую, сломанную крышу каменного здания.
— Медный Город, — хрипел Конан, горлом, пересохшим от длительной трудной скачки через засушливую, пыльную пустыню. Он и Сивитри сидели на утомленных лошадях. Они обуздали их около гребня высокой дюны, одного из нескольких, окружающих покрытый песком город. Он протирал свои сухие глаза и снова смотрел на странную сцену на расстоянии.
Сивитри горбилась впереди в седле.