Стая

— Пожалуй, могу,— сказал он.

И тут вдруг до него дошел второй смысл услышанного.

— Так вы из милиции?

— Ну, конечно. И я,— улыбнулся Виктор,— умею проверять факты лучше, чем твои товарищи в институте.

Карцев равнодушно махнул рукой.

— Это уже не имеет значения,— и вдруг с тревогой спросил: — Вы что же, арестуете меня?

— Ну вот еще! Тебя, Толя, пока арестовывать не за что.

— Пока...— усмехнулся Карцев.— А какая разница: сегодня или, например, завтра в... среду?

Он вдруг спохватился и испуганно посмотрел на Виктора.

Но тот, словно не заметив его испуга, насмешливо спросил:

— А ты разве собираешься что-нибудь натворить завтра? Брось. Я же знаю, почему ты машешь рукой. Тебе просто на все наплевать. Так ведь?

— Представьте себе.

— Не верю,— решительно тряхнул головой Виктор.— Это настроение — и только.

Карцев грустно усмехнулся.

— Это судьба, как вы изволили заметить.

— Знаешь что? — сказал Виктор.— Я не хочу повторять тебе избитое выражение: человек — хозяин своей судьбы. Но это действительно так.

Карцев с вызовом посмотрел на Виктора.

— Зачем вы мне об этом говорите?

— У нас с тобой речь зашла о судьбе.

— Но ведь обстоятельства бывают сильнее человека! — запальчиво возразил Карцев.— Разве вы этого не знаете?

— Знаю. И все же, если человек борется, ему всегда можно помочь. И тогда вместе можно побороть любые обстоятельства.

— Для этого нужны верные друзья.— Карцев невольно вздохнул.— Иначе... иначе знаете, что может случиться?

Он вдруг невольно подумал: «Что, например, случится завтра?»

И по удивительному наитию, как бывает только между очень близкими людьми, Виктор тоже подумал об этом. Странное упоминание о среде не выходило у него из головы.

Он медленно, с ударением произнес:

— Это точно. Случиться может всякое. Не сегодня, так... завтра.— Он вдруг заметил, как вздрогнул Карцев при этих словах.— И тут действительно нужны верные друзья. Среди твоих знакомых таких сейчас нет.

— Вы так думаете?

— Мне кажется, я их знаю. Во всяком случае, некоторых.

Карцев усмехнулся.

— Это чисто милицейский прием, брать человека на пушку.

— Просто ты нас не знаешь,— покачал головой Виктор.— И жаль, что ты мне не веришь. Я тебе честно сказал, почему пошел работать в милицию. Иначе я бы писал свою диссертацию.

— И спокойнее и доходнее,— иронически заметил Карцев.

Он был смущен и пытался скрыть это.

— Да, конечно,— просто согласился Виктор и вдруг спросил: —Скажи, а тебе никогда не хотелось кому-нибудь помочь?

Карцев удивленно посмотрел на него. В голове пронеслась неожиданная мысль: «Неужели он знает Раечку?»

— Представьте, нет,— резко ответил он.

— Что ж, может быть, ты еще встретишь человека, которому захочешь помочь,—сказал Виктор.

— А вы, значит, уже встретили такого человека? — в голосе Карцева все еще звучала ирония.

Но Виктор подметил в его тоне и что-то новое, какую-то задумчивость, словно Карцев, ведя разговор, одновременно размышлял про себя о чем-то.

— Я таких людей не встречаю,— ответил Виктор.—

Я их ищу.

— Очень благородно.

— Пожалуй. Хотя это и громкое слово. А ты, кажется, не любитель таких слов?

— Их слишком часто употребляют.

— Вот именно.

Карцев не выдержал и засмеялся.

— А знаете, вы, кажется, неплохой человек. И я все время забываю, что вы из милиции.

— А как насчет милицейских приемов? — улыбнулся Виктор.— Чтобы брать на пушку?

— Ну, это вам не удастся. Тут надо, чтобы человек сам... Понимаете?

— Совершенно верно. Что ж, я подожду. Мне кажется, что ты захочешь бороться. За себя и, может быть, за кого-нибудь еще.

«Опять,— подумал Карцев.— Неужели он все-таки ее знает?»

— Может быть,— неопределенно ответил он.

— Ну вот что, Толя,— сказал Виктор.— А теперь я хочу об одной вещи тебе сказать и об одной попросить. Я убежден, что тебя исключили неправильно. Это ошибка. В этом убедятся и ребята. Уверен. Они крепко задумались. Наверное, придут к тебе. Веди себя правильно. Не пори чушь. Помоги им. Борись, черт возьми! Словом, ты понимаешь, что я хочу сказать.

— Понимаю,— коротко ответил Карцев.

— А просьба такая. Запиши мой телефон. Так, на всякий случай. Ладно? Может быть, я тебе пригожусь... в среду.

— Пожалуйста.

Карцев сказал это как можно равнодушнее.

На обратном пути Виктор думал о том, что разговор состоялся хороший и Карцев в общем парень неплохой, хотя он пока ничего не рассказал и ничем ему, Виктору, не помог. Задача по-прежнему остается нерешенной, и он тут ни на шаг не продвинулся вперед. И не продвинется, если только завтра, в среду — его, кажется, не на шутку взволновала почему-то эта среда! — Карцев не позвонит ему. А если он сам ему завтра позвонит?

Виктор чувствовал: Карцев сейчас именно то звено, за которое надо и можно ухватиться. Он чувствовал каждой клеточкой своего возбужденного мозга: надвигаются какие-то события, решающие события. И Карцев должен ему помочь. Должен, черт побери!

Когда Толя вернулся домой, уже стемнело. Мать накрывала на стол: ждала к обеду отца. Увидев сына, Марина Васильевна обрадованно сказала:

— Ну вот. Наконец-то все вместе сядем за стол. Иди, мой руки.

И с привычной тревогой оглядела его. Как ни странно, но сын выглядел спокойным, почти веселым. На всякий случай она спросила:

— Ты вечером опять уходишь?

Вопрос прозвучал робко, в нем было столько скрытой тревоги, что Карцев невольно улыбнулся, успокаивающе, чуть ли не нежно. «Ведь она все время волнуется».

— Никуда я не ухожу.— Он беспечно пожал плечами.— Почему это я должен обязательно уходить?

И отправился мыть руки.

Вскоре пришел отец, как всегда в последнее время, озабоченный и хмурый. Молча разделся и, потирая озябшие руки, по привычке сутулясь, направился к своему письменному столу, потом, спохватившись, принес из передней набитый бумагами портфель.

— Володя, не усаживайся! — крикнула ему из кухни Марина Васильевна.— Обедать.

За столом разговор вначале не клеился.

— Люди скоро ужинать будут, а мы только обедаем,— нарушила молчание Марина Васильевна.— А перед сном опять есть попросите. Не дам, имейте в виду.

Она говорила с напускной строгостью, внутренне радуясь, что наконец-то все сидят вместе за столом, все будут вместе и потом, весь вечер.

Отец рассеянно кивнул головой.

— Да, придется закусить,— сказал он.

— Сначала придется пообедать,— заметил Толя.

Все невольно рассмеялись. И сразу за столом стало

по-семейному уютно.

— Ты своими холодильными машинами даже нас замораживаешь,— сказала Марина Васильевна мужу.— Можешь ты о них забыть хоть на время?

— Да, да, конечно. Ну их к черту! — Владимир Семенович распрямился, улыбкой сгоняя с лица озабоченность, потом повернулся к сыну.— Итак, какие новости у молодежи?

— В райком вызывали,— сообщил Толя.

— Та-ак. Хорошо,— бодро откликнулся Владимир Семенович и вдруг удивленно посмотрел на сына.— В райком?..

И Марина Васильевна с тревогой переспросила:

— Ты говоришь, в райком?

В этот момент в передней зазвенел звонок.

— Сергей Иванович,—поспешно сказал отец, поднимаясь.— Встретил его сейчас в подъезде и попросил занести справочник.

Дом был ведомственный, и кругом жили сослуживцы.

Но через минуту из передней донесся раскатистый чужой голос:

— Сынок дома?

И растерянный голос отца:

— Дома... А в чем, собственно, дело?

— Сейчас узнаете в чем дело.

Толя выбежал в переднюю. За ним уже спешила Марина Васильевна.

В дверях они увидели массивную фигуру в милицейской форме. Медно-красное от ветра лицо вошедшего, хмурое и твердое, с воинственными усами, ничего хорошего не предвещало.

— Ваш участковый уполномоченный,— все так же раскатисто отрекомендовался вошедший.— Капитан милиции Федченко.— И в свою очередь, осведомился: — Гражданин Карцев?