Страница 35 из 100
В этот вечер в доме Сарлоо Лазарусу пришлось стать участником необычного действа, которое, как он предполагал, представляло собой изысканный прием и развлечение гостя, то есть его самого. Он сидел на корточках возле Сарлоо на невысокой платформе посреди широкой комнаты, где жили члены рода Креель, и добрых два часа выслушивал жуткое завывание, которое, надо полагать, было чем-то вроде джокайранского песнопения. Про себя Лазарус отметил, что если дюжине собак одновременно наступить на хвост, то эти звуки будут куда приятное, чем то, что ему пришлось услышать, но он с достоинством выдержал испытание и даже пытался всем видом показать, что все это ему чертовски нравится.
Лонг вспомнил, как Либби доказывал, что этот массовый вой действительно представляет собой джокайранскую музыку и что землянам она со временем даже может понравиться, если они прочувствуют ее особую мелодику. Лазарус сильно в этом сомневался, однако вынужден был признать, что Либби во многом понимал джокайра лучше него. Например, Энди просто был в восторге, обнаружив математические способности у аборигенов. В частности, они могли манипулировать цифрами почти так же, как и он, обладавший необычными для землян способностями. Применявшиеся ими методы вычислений разительно отличались от земных. Число, любое число — большое или малое — они воспринимали как уникальную данность, которую можно постичь только целиком, не разбивая ее на более мелкие элементы. Кроме того, они оперировали для своего удобства любыми системами исчисления, пользуясь рациональными и иррациональными числами, а то и вовсе какими-то особыми методами.
Просто счастье, отмечал про себя Лазарус, что Либби — «математический переводчик» в общении с планетянами, иначе землянам вряд ли удалось бы понять принцип действия многих технологий, с которыми знакомили их джокайра. Но при этом он не мог не задаться вопросом, почему джокайра не проявляли ни малейшего интереса к земным технологиям, которые им демонстрировали пришельцы?
Неблагозвучные завывания стихли, и Лазарус снова сосредоточился на происходящем. Принесли пищу, и джокайра разделались с ней с таким же массовым энтузиазмом, как они делали любое другое дело. «Достоинство отдельного человека, — подумал Лазарус, — вещь, о которой эти ребята вряд ли слыхали». Огромная чаша около полуметра в диаметре с какой-то дымящейся аморфной массой была выставлена перед местом, где сидел Сарлоо. Не меньше десятка Креелей моментально столпились вокруг нее и принялись пожирать, даже и не думая уступать место своим старшим собратьям. Не церемонясь, Сарлоо оттолкнул нескольких своих родственников и запустил руку в блюдо, захватив кусок массы. Затем он скатал ее в комок и поднес два больших пальца ко рту Лазаруса. Лонг не отличался особой брезгливостью, но все же ему стоило немалых усилий напомнить самому себе, что пища джокайра вполне годится для землян и что от них он не добьется вразумительных ответов, если не попробует отборное кушанье.
Он откусил довольно приличный кусок. Гм… Неплохо: что-то мягкое и липкое без особого запаха. Не особенно вкусно, однако есть можно. Твердо решив не посрамить род человеческий, он съел еще немного массы, мысленно обещая себе вскоре поесть по-настоящему. Когда же Лазарус почувствовал, что еще один кусок может стать последним в его жизни, большой жизненный опыт подсказал ему довольно простой выход из положения. Вытащив из тарелки аппетитное на вид варево, Лонг скатал из него мячик, который и предложил Сарлоо.
Этот жест был воспринят с пониманием. Весь остаток трапезы Лазарус кормил Сарлоо, кормил до тех пор, пока руки не устали, пока он искренне не подивился способности своего хозяина проглотить такое количество еды.
Поев, они заснули, и Лазарус спал вместе со всеми, в буквальном смысле — одной семьей. Джокайра спали там же, где и ели, без каких бы то ни было кроватей, и ложились, где придется, как падающий с дерева лист или как щенята, пристроившиеся возле своей матери. К своему удивлению, Лазарус спал хорошо и проснулся только тогда, когда солнце появилось в дырявой крыше пещеры и игриво брызнуло своими лучами ему в глаза, возвещая о новом дне. Сарлоо спал рядом, мирно и почти по-земному похрапывая. Лонг почувствовал, что какой-то маленький джокайра удобно примостился прямо у него на животе.
Вдруг Лазарус услышал у себя за спиной какое-то движение и резко обернулся. Еще один маленький джокайра, по земным меркам — лет шести, вытащил спрятанный у него бластер и теперь с любопытством разглядывал своими большими глазами дуло и спусковой крючок. Осторожно забрав у малыша смертельную игрушку, Лазарус с облегчением отметил, что предохранитель на месте, и пристегнул оружие к ремню. Ребенок с обидой посмотрел на него и, казалось, он вот-вот расплачется.
— Тс-с! — прошептал Лонг. — А то разбудишь всех.
Он взял малыша на руки и, прижав к себе, стал убаюкивать; маленький джоки прильнул к нему, уткнулся своим влажным ротиком в плечо и вскоре засопел.
«Маленький симпатичный чертенок, — подумал Лазарус, глядя на юного джокайра. — Возможно, я и полюбил бы тебя, если бы смог хоть когда-нибудь привыкнуть к твоему запаху».
Некоторые инциденты между двумя цивилизациями могли показаться забавными, если бы не несли в себе потенциальные неприятности: взять, например, случай с сыном Элинор Джонсон, Хьюбертом. Этот долговязый юнец был приставлен наблюдать за порядком на тротуарах. Однажды он сидел, наблюдая, как два техника, один из которых был человеком, а другой — джокайра, приспосабливали джокайранский источник питания к какому-то земному механизму. Возможно, мальчик понравился джокайре, и тот с наилучшими намерениями взял его на руки.
Мальчик заплакал. Мать, которая старалась не упускать его из виду, сцепилась с джокайра. Конечно, у нее не хватило сил повергнуть наземь этого верзилу, но инцидент оставил неприятный осадок.
Администратор Форд и Оливер Джонсон приложили максимум усилий, чтобы объяснить изумленным джокайра, что же произошло. К счастью, они просто опечалились, не собираясь мстить людям.
Форд вызвал Элинор Джонсон к себе.
— Своим поступком вы поставили под удар всю нашу колонию!
— Но я ведь только…
— Не возражать! Если бы вы не баловали своего ребенка, он не стал бы визжать. И если бы вы не были законченной идиоткой, то не стали бы давать волю рукам. После этого случая мы отдадим мальчика в обычное воспитательное заведение, и вам придется с ним расстаться. Если я увижу еще хотя бы одно проявление враждебности к джокайра с вашей стороны, я прикажу вас надолго заморозить. Можете идти!
Почти такие же строгие меры Форд вынужден был применить и к Дженис Шмидт. Интерес, который джокайра проявили к Хансу Уизеролу, распространялся на всех дефективных телепатов. Казалось, планетян бросало в благоговейную дрожь от одной только мысли, что эти ребята могли общаться с ними непосредственно. Креель Сарлоо сообщил Форду о том, что джокайра хотели бы поместить телепатов в отдельном храме вдали от поселений остальных землян и что планетяпе хотели бы ухаживать за каждым из них персонально. Это больше походило на приказ, чем на просьбу.
Дженис Шмидт нехотя подчинилась увещеваниям Форда. В этом джокайра необходимо было пойти навстречу в знак благодарности за то, что они сделали для всех землян, и Дженис ревностно наблюдала, как за ее мальчиками ухаживают няньки-джокайра.
Однако все телепаты, уровень интеллекта которых хоть ненамного превышал уровень Ханса Уизерола, при одном только приближении джокайра-нянек впадали в психоз, и вывести их из этого состояния было невозможно. Таким образом, Форд получил еще одну головную боль. Дженис Шмидт действовала более решительно и изобретательно, чем Элинор Джонсон. Форду пришлось вырвать у нее клятву, что она будет вести себя смирно под угрозой увольнения и лишения возможности видеть своих «дорогих деток». Креель Сарлоо, расстроенный и потрясенный до глубины души, пошел на компромисс, позволив Дженис и нескольким младшим сестрам из ее персонала заботиться о бедных психопатах, тогда как джокайра продолжали ухаживать за самыми слабоумными пациентами.