Царица амазонок

– Ваш номер забронирован на имя доктора Майо. Простая предосторожность. Если не увидимся утром… – Он протянул мне руку. – Желаю удачи. Теперь вами будет заниматься мой коллега.

Я огляделась по сторонам, предполагая, что мистер Людвиг собирается с кем-то меня познакомить, но мы были одни.

Мистер Людвиг улыбнулся:

– Мы никогда не встречались с ним лично.

– Позвольте угадать… Таковы условия мистера Сколски?

Улыбка мистера Людвига слегка искривилась.

– Скорее, это вопрос расписания. Ахмед живет в собственном часовом поясе.

Мой номер находился этажом выше и выходил на крытую галерею вокруг внутреннего двора, с которой открывался потрясающий вид на эти частные джунгли. Номер был невероятно хорош: меня сразу поманили к себе пышные красные подушки, украшенные кистями, и большая чаша с финиками, но к этому моменту я так устала, что глаза слипались. Было около полуночи, однако от волнения я почти не спала предыдущую ночь, а в ночь перед ней заканчивала писать свой доклад.

И тем не менее с того самого момента, как я покинула родительский дом, я предвкушала, как смогу наконец заглянуть в бабушкину тетрадку. И поэтому, слегка перекусив поданными мне в номер хлебом и овощным пюре, я ополоснула лицо холодной водой и принялась заново изучать фотографию мистера Людвига, но на этот раз особое внимание уделяя группам знаков, похожих на отдельные слова, в надежде потом найти их на страницах, плотно исписанных бабулиной рукой.

Но все оказалось куда сложнее, чем я себе представляла, и мое первоначальное радостное возбуждение от вывода, что эти две системы письма идентичны, вскоре основательно поугасло от гигантского объема предстоявшей мне работы.

Даже с помощью увеличительного стекла я не смогла обнаружить какие-нибудь точки или черточки, которые могли бы означать интервалы между словами. Все, что я видела перед собой, – это длинная цепочка то ли букв, то ли слогов неизвестного мне языка. Более того, бабушкин словарь не был упорядочен по алфавиту ни на английском, ни на каком-то другом языке. Иными словами, все в целом выглядело написанным наугад, и я уже не могла игнорировать внутренний голос, напоминавший мне о том, что я пытаюсь найти – возможно, тщетно – некий смысл в бредовых каракулях безумной старухи.

После двух часов напряженной работы я сдалась. Если я и дальше намеревалась доверять бабушкиной тетради, то следовало предположить, что первое слово в надписи на фотографии – это или «луна», или «вода», или «женщина». Я решила пока удовольствоваться тем, что есть, и встала, чтобы пойти почистить зубы.

Если отложить в сторону таинственную надпись, то величайшей загадкой оставалось то, как именно бабушка могла познакомиться с этим древним языком. Возможно, ее галлюцинации были побочным эффектом ее интереса к археологии или филологии. Вполне вероятно, что данную систему письма уже когда-то кто-то открыл, а может быть, какая-то неизвестная университетская группа, так и не опубликовавшая результаты своей работы, даже расшифровала ее. Или, к примеру, они их все же опубликовали, только никто не удосужился прочесть их доклад.

Вымотанная всеми волнениями последних дней, я лежала в темноте, наслаждаясь мягким ветерком из открытого настежь окна. Множество насекомых и птиц уже предвкушало восход солнца, взволнованно шурша, шелестя и издавая негромкие крики и писк, а за всей этой какофонией звуков где-то вдали слышался ровный, спокойный, пульсирующий голос моря.

Как-то летом, когда мне было девять лет, родители решили устроить прием на свежем воздухе для наших соседей. За несколько вечеров до предстоящего события я, сидя на лестнице, подслушала их спор о том, можно ли бабушке присутствовать на приеме.

– Ты же понимаешь, это будет настоящая катастрофа, – настойчиво повторяла моя мать. – Она обязательно кого-нибудь оскорбит или просто ляпнет что-нибудь невпопад. И… ты только представь лица людей, когда они поймут, что у нас на чердаке живет сумасшедшая!

Но отцовское упорство впервые осталось непоколебимым.

– Нет, – заявил он в конце концов. – Если мы вполне цивилизованным образом познакомим ее с соседями, это послужит наилучшим доказательством того, что она вовсе не плод нашего воображения. Как только они увидят ее с Дианой, то поймут, что старушка абсолютно безобидна.

В итоге получилось так, что на меня возложили обязанность сопровождать бабушку во время приема, знакомить ее с людьми и приносить ей еду. И в общем и целом план сработал. Наши гости обращались с бабушкой как с любым нормальным человеком, болтали с ней о всякой ерунде, а та улыбалась и кивала, как будто полностью разделяла их мнение.

Однако в какой-то момент мы очутились рядом с группой милых леди, которые буквально прижали к стволу грушевого дерева нового церковного старосту, молодого и неженатого.

– А вы, моя дорогая, – спросил бедняга, обращаясь к бабушке и явно надеясь как-то сменить тему разговора, – вы тоже выросли в этих краях?

– Нет, – ответила бабушка, отпивая из бокала вино, которое, как предполагалось, я должна была заменить лимонадом, – я родом из Алжира. Меня зовут Кара. Я первый помощник командира.

Церковный староста засунул палец за воротник, пытаясь оттянуть его и набрать побольше воздуха в легкие.

– Командира кого, простите? Если позволите уточнить…

Бабушка нахмурилась, с отвращением глянув на молодого человека:

– Амазонок, разумеется. Вы хоть чему-нибудь учились? Вы же ничего не знаете! Почему вы заговорили со мной? Мужчины вроде вас… – Она презрительно щелкнула пальцами и пошла прочь.

Позже, когда уже мы сидели в безопасности на чердаке, я спросила, правда ли то, что она некогда была амазонкой по имени Кара. Мне ужасно нравилась мысль о том, что бабушка в молодости была женщиной-воительницей и скакала верхом на лошади, с громкими криками преследуя церковных старост и старых сплетниц.

Согласно матери Ребекки, которая, будучи женой викария, считала себя экспертом в разного рода паранормальных явлениях, амазонки были нечем иным, как фантазией невежественных язычников.

– Даже простое предположение, – заявила она как-то на одном из памятных мне воскресных школьных собраний, – что некая группа женщин способна существовать без мужчин, злонравно и нелепо. Я уж точно никогда не слыхала о таком неестественном поведении…

– А как же монахини? – встряла я с вопросом, искренне желая ее понять, однако миссис Уортон сделала вид, что не слышит меня.

– Так, значит, все это правда? – снова спросила я бабушку, раскачиваясь на стуле. – Ты действительно была амазонкой?

Но она, к величайшему моему разочарованию, лишь отмахнулась от меня и принялась расхаживать по комнате, переставляя всякие безделушки с навязчивой тщательностью.

– Да не слушай ты меня. Я старая сумасшедшая. Я забыла правило номер два. Никогда не забывай правила номер два!

Я огорченно выдохнула:

– Что такое правило номер два?

Бабушка остановилась, опустив ладони на спинку стула, и уставилась на меня.

– Прежде всего убедись, – произнесла она медленно, чтобы я ничего не упустила, – что они недооценивают тебя. В этом ключ к успеху.

– Но почему? – не успокаивалась я. – И кто такие «они»?

От моего вопроса бабушку слегка передернуло, но затем она на цыпочках обошла стул и опустилась передо мной на колени.

– Мужчины в зеленой одежде. – В ее глазах читался страх. – Они заглядывают тебе в голову и вытаскивают то, что ты не должна думать. Так что научись не думать ничего. Никогда не позволяй им узнать, кто ты на самом деле. Слышишь?

Я была так напугана внезапной силой ее слов, что чуть не расплакалась.

– Но я-то не амазонка…

– Тихо! – Бабушка до боли стиснула мои плечи. – Никогда больше не произноси этого слова! Даже про себя! Понимаешь?

И только когда она увидела, что я вся в слезах и не могу пошевелиться, она обхватила ладонями мою голову и добавила уже куда мягче: