Царица амазонок

Как только сестры очутились достаточно близко, чтобы их могли заметить, Мирина окликнула рыбаков и замахала копьем. Она стояла в воде по пояс, а Лилли сидела на ее спине. Нечего было и удивляться тому, что мужчины уставились на них во все глаза.

– Они нас заметили! – выдохнула Мирина, с трудом продвигаясь вперед по илистому дну. – Они нам улыбаются и зовут в лодку…

Но когда Мирина подошла к лодке поближе, она поняла, что на лицах мужчин застыла гримаса страха, а не улыбка.

Через мгновение энергичные руки уже втащили в лодку сначала Лилли, а потом и Мирину, после чего мужчины наперебой принялись что-то объяснять девушкам на незнакомом им языке, энергично размахивая руками в сторону воды.

– Что такое? – Лилли крепко вцепилась в грязную рубаху сестры. – О чем они говорят?

– Хотелось бы мне знать, – пробормотала Мирина.

Судя по виду, рыбаки были родственниками, возможно отец и двое взрослых сыновей, и они совсем не походили на людей, которых легко напугать.

– Мне кажется…

И тут вдруг лодка пошатнулась, и молодые люди тут же протянули руки, чтобы поддержать отца. Мирина видела, как они нервно поглядывают на воду, и тут она наконец поняла, что именно их встревожило.

Что-то длинное и пестрое окружило лодку – гигантская рыба? Но Мирина не видела ни головы, ни хвоста, лишь бесконечно тянущееся тело, толстое, как человеческое туловище. Это была гигантская змея…

– Что там? – всхлипнула Лилли, ощутив внезапно возникшее напряжение. – Скажи мне!

Мирина утратила дар речи. Конечно, она и прежде видела змей, но уж точно не таких огромных.

– Н-ничего, – наконец с трудом выговорила она. – Просто водоросли прицепились к днищу.

Но змея, похоже, уже потеряла интерес к лодке, и мужчины, слегка расслабившись, снова заговорили. Они проверили несколько ловушек, но их улов оказался весьма скудным. Лишь около дюжины рыбин да пара морских угрей. Однако рыбаки явно пришли в хорошее настроение, когда взялись за шесты и короткими ровными толчками погнали лодку вперед.

– Куда мы плывем? – шепотом спросила Лилли, дрожа всем телом.

Мирина прижала к груди голову сестры и погладила девочку по чумазой щеке:

– Мы плывем в большой город, маленькая львица. А там нас ждет богиня Луны, помнишь?

Часть II

Рассвет

Глава 7

…к амазонкам, воинству,

Враждебному мужчинам, ты придешь…

…Дорогу там покажут, не чинясь, тебе.

Аэропорт Гатвик

Если мистер Людвиг и был удивлен, увидев меня сидящей у выхода на посадку и небрежно листающей забытый кем-то журнал, то не показал этого. Он просто кивнул мне как старой знакомой и спросил:

– Кофе?

Как только он исчез, из моей груди вырвался вздох облегчения. При всей внешней невозмутимости, последние несколько часов, без сомнения, были самыми беспокойными в моей жизни, словно я неслась куда-то галопом с того самого мгновения, как отыскала на чердаке бабушкину тетрадь. К счастью, мой отец тоже был склонен к приключениям, и именно он настоял на том, чтобы подбросить меня до аэропорта.

– Должен признать, мне самому интересно, – заметил он вполне рассудительно, когда мы сделали небольшую остановку в Оксфорде, чтобы я наспех собрала кое-какие вещи и запихнула их на заднее сиденье его малолитражки.

– Да это всего на день-другой, – возразила я, падая на пассажирское сиденье и покрепче завязывая волосы в хвост. – Ну, может, на три дня.

Мотор продолжал реветь, руки отца лежали на руле, но машина не трогалась с места.

– А как насчет твоего преподавания?

Я заерзала на своем месте.

– Да ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь. Это же исследовательская экспедиция. Кто-то просто хочет, чтобы я прилетела в Амстердам…

– И это не молодой Моузлейн. Я правильно понимаю? – Говоря это, отец смотрел в зеркало заднего вида, и когда я оглянулась, то увидела Джеймса, выходившего из колледжа с футляром для теннисной ракетки на плече.

Меня вдруг обдало жаром, и это нельзя было назвать приятным ощущением. Да, это был Джеймс, само здравомыслие, такой же великолепный, как всегда… Может, стоило предупредить его о том, что я уезжаю, а не удирать вот так?

– Ох, черт! – воскликнула я, поглядывая на наручные часы. – Нам пора.

Отец продолжал посматривать в зеркало, пока мы катили по Мертон-стрит, может быть гадая о том, как рассказать о столь неожиданном повороте событий моей матери, а я ощущала, как с каждым его косым взглядом во мне крепло чувство вины. Но как я могла рассказать ему всю правду? Мы никогда не обсуждали мою бабушку, и он так и не рассказал мне о тетради, оставленной ею для меня. И поднять эту тему сейчас, по дороге в аэропорт, куда мы неслись на головокружительной для отца скорости, едва ли было разумно.

– Мне очень жаль, пап, – пробормотала я, погладив его по руке. – Я все объясню, когда вернусь.

Некоторое время мы ехали молча. Краем глаза я видела, что в отце борются его обычная неприязнь к любым конфликтам и родительская забота. В конце концов он глубоко вздохнул и сказал:

– Только обещай мне, что это не… – Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести следующие слова: – Тайное бегство с любовью всей твоей жизни? Ты ведь знаешь, что мы вполне в состоянии оплатить твою свадьбу…

Я была так поражена, что тут же расхохоталась:

– Папа, ну право же!

– Ну а что я должен думать? – Отец выглядел почти рассерженным. – Ты являешься домой на каких-то три часа, просишь найти твое свидетельство о рождении… А теперь мчишься в Амстердам! – Он покосился на меня, и я различила в глубине его глаз настоящий страх. – Поклянись, что все это не из-за… мужчины. Твоя мать никогда меня не простит.

– Ох, папочка! – Я наклонилась к нему и поцеловала в щеку. – Ты знаешь, я никогда бы так не поступила. Ведь знаешь?

Отец кивнул, но без особой уверенности, и я решила, что не могу винить его в этом. Подобный вопрос поднимался редко, я ничуть не сомневалась в том, что мои родители сделали определенные выводы в отношении моих разношерстных приятелей, которых Ребекка называла «всадниками Апокалипсиса», хотя ни один из них не заслуживал столь пышного титула.

Уж не знаю, по каким причинам, но я никогда не умела ладить с мужчинами. Возможно, виной тому было мое пристрастие к одиночеству или, может быть, как однажды предположила Ребекка, особый антиромантический ген, передавшийся мне от бабули. И когда очередные отношения закончились неудачей – слезами и бранью, я решила, что просто не люблю мужчин, и потому в ящике моего стола образовалась целая стопка прощальных писем, обвинявших меня – в весьма выразительных выражениях – в том, что я фригидная сучка.

Побуждаемая Ребеккой, оказавшейся в мой двадцать седьмой день рождения на Крите, я преисполнилась решимости перенести все свое внимание с мужчин на женщин. Но, поразмышляв над этим с неделю или около того, я пришла к выводу, что женщины интересуют меня даже меньше, чем мужчины. Что ж, пожалуй, следует признать, что Диане Морган суждено остаться одной… и превратиться в железную леди, наследие которой составляют вовсе не внуки, а семифунтовые монографии, посвященные какому-нибудь покойному профессору.

Но ровно три дня спустя в моей жизни появился Федерико Ривера.

Будучи давней посетительницей фехтовального клуба Оксфордского университета, я не слишком обращала внимание на выставлявших себя напоказ самцов, но тут сразу поняла, что новый испанский мастер – нечто совершенно иное. Он, пожалуй, был не слишком красив, но он был так же высок, как я, безупречно сложен, и, что было куда важнее, его взрывная энергия буквально опьяняла. Федерико был перфекционистом, причем не только в фехтовании, но и в искусстве соблазнения. И хотя я была уверена, что мы оба сразу поняли, к какому неизбежному результату приведут наши вечерние занятия, он все равно потратил несколько месяцев на то, чтобы усовершенствовать мои выпады и ответные удары, пока наконец одним прекрасным вечером не отправился следом за мной в душ и не научил coup d’arrêt без единого слова.