Страница 8 из 81
Не знаю, как ему удалось сообщить все это без всяких слов — просто деловито пододвинув стул к письменному столу хозяина, — но на присутствующих его поведение подействовало явно благотворно. Я ненавязчиво сел в углу.
— Слушаю вас, инспектор, — сказал Филип.
— Я вам понадоблюсь, инспектор? — отрывисто поинтересовалась старая леди.
— Не сейчас, мисс де Хэвилэнд. Я задам вам несколько вопросов чуть позже, если позволите…
— Конечно. Я буду наверху.
И она вышла, прикрыв за собой дверь.
Слушаю вас, инспектор, — повторил Филип.
Я знаю, вы человек занятой, и не хочу отнимать у вас много времени. Но должен с полной определенностью заявить, что наши подозрения подтвердились. Ваш отец умер не естественной смертью. Причиной смерти явилась слишком большая доза физостигмина, обычно известного под названием эзерин.
Филип чуть наклонил голову вперед. Никаких особых эмоций на его лице не отразилось.
— Не знаю, возникают ли у вас какие-нибудь предположения в связи с этим обстоятельством… — продолжал Тавернер.
— Какие предположения у меня могут возникнуть? Я лично считаю, что отец принял яд по ошибке.
— Вы действительно так считаете, мистер Леонидис?
— Да. Я нахожу это вполне возможным. Не забывайте, отцу было почти девяносто, и его зрение оставляло желать лучшего.
— И поэтому он перелил содержимое пузырька с глазными каплями в бутылочку из-под инсулина? Вы действительно находите вероятным подобное предположение, мистер Леонидис?
Филип не ответил. Лицо его стало даже еще более бесстрастным.
— Мы нашли пузырек из-под эзерина, — продолжал Тавернер, — в мусорном ведре — пустой, на нем нет ни одного отпечатка пальца. Это само по себе странно. В обычном случае на пузырьке должны были бы остаться чьи-нибудь отпечатки. Скорей всего, вашего отца, возможно, его жены или лакея… Филип Леонидис поднял глаза.
— А кстати, как насчет лакея? — спросил он. — Насчет Джонсона?
— Вы подозреваете в совершении преступления Джонсона? Конечно, возможность у него была. Но когда дело доходит до мотива — что получается? Ваш отец имел обыкновение ежегодно выплачивать лакею вознаграждение, которое с течением времени все увеличивалось. Эти деньги, как объяснил Джонсону мистер Леонидис, выплачивались вместо положенного слуге наследства. После семи лет службы у Леонидиса ежегодно выдаваемая сумма достигла весьма значительных размеров и продолжала увеличиваться с каждым годом. Естественно, Джонсон был заинтересован в том, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Более того, хозяин со слугой находились в прекрасных отношениях, и у Джонсона была совершенно безукоризненная репутация — это опытный и преданный своему хозяину слуга. — Тавернер помолчал. — Джонсона мы не подозреваем.
— Понимаю, — сказал Филипп ничего не выражающим тоном.
— А сейчас, мистер Леонидис, не расскажите ли вы мне поподробней о ваших перемещениях по дому в день смерти вашего отца?
— Конечно, инспектор. Весь день я находился здесь, в библиотеке, — за исключением тех случаев, когда выходил в столовую.
— Вы видели отца в тот день?
— По обыкновению я заходил к нему после завтрака пожелать доброго утра.
— Вы оставались с ним наедине?
— В комнате находилась моя… Э-э… Мачеха.
— Ваш отец выглядел как обычно?
В голосе Филипа появился легкий оттенок иронии:
— Предчувствия скорой насильственной смерти как будто не терзали его. — Отцовская часть дома полностью изолирована от вашей?
— Да, туда можно попасть только через дверь в холле.
— Эта дверь запирается?
— Нет.
— Никогда?
— Я никогда не видел, чтобы ее запирали.
— И любой может свободно пройти оттуда сюда?
— Безусловно. Дом разделен в достаточной мере условно — для удобства домашних.
— Как вы узнали о смерти отца?
— Мой брат Роджер, который занимает второй этаж западного крыла здания, прибежал вниз и сообщил, что у отца внезапный приступ удушья.
— Что вы сделали после этого?
— Я позвонил доктору — почему-то никому не пришло в голову сделать это сразу. Доктора не оказалось дома, но я попросил передать ему, чтобы он срочно приехал в «Три фронтона». Потом я пошел наверх.
— И дальше?
— Отец определенно находился при смерти. Он умер до прихода доктора. В голосе Филипа не слышалось и намека на какое-либо чувство. Это была сухая констатация факта.
— Где находились в это время остальные члены вашей семьи?
— Жена была в Лондоне. Она вернулась вскоре после смерти отца. София, полагаю, тоже отсутствовала. Двое младших — Юстас и Джозефина — были дома.
— Надеюсь, вы не поймете меня неправильно, мистер Леонидис, если я поинтересуюсь, как смерть вашего отца отразится на вашем финансовом положении.
— Я нахожу похвальным ваше стремление узнать все обстоятельства дела. Отец сделал всех нас совершенно независимыми в финансовом отношении. Моего брата он назначил президентом и главным акционером крупной фирмы по поставкам товаров — крупнейшей его компании — и полностью доверил Роджеру управление этим предприятием. Мне же он выделил крупную сумму в облигациях и ценных бумагах, чтобы я мог использовать этот капитал по своему усмотрению. Так же отец поступил и в отношении двух моих сестер, ныне покойных.
— Но тем не менее мистер Аристид оставался очень богатым человеком?
— Нет, в то время отец оставил себе сравнительно скромное состояние, только для поддержания интереса к жизни, как он говорил. Но с тех пор… — чуть заметная улыбка тронула губы Филипа, — в результате различных деловых операций он стал еще более богатым, чем прежде.
— Вы с братом поселились здесь в связи с какими-нибудь… денежными затруднениями?
— Конечно, нет. Просто для удобства. Отец часто повторял, что был бы рад жить с нами под одной крышей. По различным семейным обстоятельствам меня это тоже устраивало. Кроме того, — неторопливо добавил Филипп, — я всегда любил отца. Я переехал сюда с семьей в тридцать седьмом году. За аренду я не плачу, но выплачиваю свою долю страховых взносов.
— А ваш брат?
— Брат переехал сюда во время войны, когда в сорок третьем немцы разбомбили его дом в Лондоне.
— Мистер Леонидис, у вас есть какое-нибудь представление об условиях завещания вашего отца?
— Есть, и очень отчетливое. Он написал свое завещание в сорок шестом году. Мой отец ничего не скрывал от нас, и у него было чрезвычайно развито чувство семьи. Он созвал семейное собрание, на котором присутствовал и его поверенный, — последний по просьбе отца ознакомил всех с условиями завещания. Мистер Гэйтскилл, несомненно, уже дал вам исчерпывающую информацию по этому поводу. Моей мачехе оставалось сто тысяч фунтов в дополнение к весьма щедрому содержанию. Остальные деньги должны были быть разделены на три части, одна из которых предназначалась мне, другая — брату и третья — моим троим детям. Состояние отца огромно, но и налог на наследство, конечно, будет очень большим.
— Что завещается слугам?
— Ничего. Заработная плата слуг увеличивалась с каждым годом службы здесь.
— Извините за нескромный вопрос… Вы сейчас не нуждаетесь по какой-либо причине в деньгах?
— Налог на доходы, как вы знаете, сейчас довольно значителен, но нам с женой хватает денег на все. Более того, отец часто делал нам щедрые подарки и в случае надобности немедленно помог бы деньгами любому из нас. — Филип помолчал и потом холодно отчеканил: — Уверяю вас, инспектор, у меня не было причин желать смерти отца.
— Не надо думать, что я в чем-то подозреваю вас, мистер Леонидис. Просто мы должны знать все обстоятельства дела. Теперь, боюсь, я вынужден буду задать вам еще один щекотливый вопрос. Это касается отношений между вашим отцом и его женой. У них были хорошие отношения?
— Насколько мне известно — великолепные.
— Они не ссорились?
— Думаю, нет.
— У них была… очень большая разница в возрасте…
— Да.
— Вы… Извините… одобряли второй брак вашего отца?