Страница 23 из 91
– Как? – изумленно спросил я.
– Не удивляйтесь. Все правильно. Никто ни у кого не должен учиться. Каждый человек должен развивать до предела свои возможности, а не копировать кого-то другого. Я не хочу, чтобы вы стали ухудшенным Пуаро. Я хочу, чтобы вы были непревзойденным Гастингсом! Впрочем, вы и есть непревзойденный Гастингс. Вы классически, совершенно нормальны.
– Нормален? Надеюсь, что да, – сказал я.
– Нет-нет, я о другом. Вы изумительно уравновешенны. Вы – само здравомыслие. Понимаете, что это для меня значит? Когда преступник замышляет преступление, он непременно хочет обмануть. Кого же? Некоего нормального человека, образ которого имеется у него в голове. Возможно, такого существа вовсе нет в природе, и это математическая абстракция. Но вы приближаетесь к ней настолько близко, насколько это возможно. Бывают моменты, когда на вас нисходит вдохновение, когда вы поднимаетесь выше нормального уровня, моменты – надеюсь, вы поймете меня правильно, – когда вы спускаетесь в самые таинственные глубины глупости, но в целом вы поразительно нормальны. В чем здесь моя выгода? Да в том, что в ваших мыслях я, как в зеркале, вижу то, во что преступник хочет заставить меня поверить. Это невероятно помогает мне и дает интереснейшие идеи.
Не могу сказать, чтобы я хорошо его понял. Мне показалось, что в его словах было мало лестного. Но, как бы то ни было, он поспешил рассеять мои сомнения.
– Я неудачно выразился, – быстро добавил он. – Вы обладаете способностью понимать ход мысли преступника, чего мне не дано. Вы показываете мне, какой реакции ждет от меня преступник. Такая проницательность – редкий дар.
– Проницательность... – задумался я, – да, пожалуй, проницательность мне свойственна.
Я взглянул на него через стол. Он курил одну из своих тонких сигарет и смотрел на меня чуть ли не с обожанием.
– Милый Гастингс, – улыбнулся он. – Я вами восхищаюсь.
Я был польщен, но сконфужен и решил поскорее перевести разговор на другую тему.
– Итак, – деловито сказал я, – вернемся к нашему делу.
– Согласен. – Пуаро откинул назад голову и, прищурив глаза, выпустил сигаретный дым.
– Je me pose des questions[36], – сказал он.
– Да? – с готовностью подхватил я.
– Вы, без сомнения, тоже?
– Конечно, – ответил я и, так же как и он, прищурившись и откинув голову, спросил: – Кто убил лорда Эджвера?
Пуаро немедленно открыл глаза, выпрямился и энергично затряс головой.
– Нет-нет. Ничего подобного. Разве это вопрос? Вы же не читатель детективного романа, который подозревает по очереди всех героев, без разбора. Правда, однажды я и сам вынужден был так поступить.
Но это был особый случай. Я вам о нем как-нибудь расскажу, потому что горжусь им. На чем мы остановились?
– На вопросах, которые вы себе задаете, – сухо отозвался я.
Меня так и подмывало сказать, что я необходим Пуаро исключительно как слушатель, перед которым он может хвастать, но я сдержался. Если ему захотелось порассуждать, пусть.
– Очевидно, пришла пора их выслушать, – сказал я.
Этой фразы было достаточно для его тщеславия. Он вновь откинулся на спинку кресла и с удовольствием начал:
– Первый вопрос мы уже обсуждали. Почему лорд Эджвер изменил свои взгляды на развод? По этому поводу у меня возникло несколько идей. Одну из них вы знаете.
Второй вопрос, который я себе задаю – Что случилось с тем письмом? Кто был заинтересован в том, чтобы лорд Эджвер и его жена оставались формально связанными друг с другом?
Третий – Что означало выражение его лица, которое вы заметили, обернувшись вчера утром при выходе из библиотеки? У вас есть на это ответ, Гастингс?
Я покачал головой.
– Нет, я в полном недоумении.
– Вы уверены, что вам не померещилось? Иногда, Гастингс, ваше воображение бывает un peu vif[37].
– Нет-нет, – энергично возразил я. – Я уверен, что не ошибся.
– Bien[38]. В таком случае этот факт требует объяснения. А четвертый мой вопрос касается пенсне. Ни Сильвия Уилкинсон, ни Карлотта Адамс не носили очки. Что тогда эти очки делали в сумочке мисс Адамс?
И, наконец, пятый вопрос. Кому и зачем понадобилось звонить в Чизвик Сильвии Уилкинсон?
Вот, друг мой, вопросы, которые не дают мне покоя. Если бы я мог на них ответить, то чувствовал бы себя гораздо лучше. Если бы мне всего лишь удалось создать теорию, более или менее их объясняющую, мое amour propre[39] успокоилось бы.
– Есть еще и другие вопросы, – сказал я.
– Какие именно?
– Кто был инициатором розыгрыша? Где находилась Карлотта Адамс до и после десяти часов вечера? Кто такой Д., подаривший ей шкатулку?
– Это слишком очевидные вопросы, – заявил Пуаро. – Им недостает тонкости. Это лишь то, чего мы не знаем. Это вопросы, касающиеся фактов. О них мы можем узнать в любой момент. Мои же вопросы, Гастингс, – психологического порядка. Маленькие серые клеточки...
– Пуаро, – в отчаянии прервал его я, – вы говорили, что хотите нанести сегодня еще один визит?
Пуаро взглянул на часы.
– Вы правы, – сказал он. – Надо позвонить и спросить, удобно ли нам сейчас прийти.
Он вышел и через несколько минут вернулся.
– Пойдемте, – сказал он. – Все в порядке.
– Куда мы направляемся? – спросил я.
– В Чизвик, к сэру Монтегю Корнеру. Мне хочется побольше узнать о том телефонном звонке.
Глава 15
СЭР МОНТЕГЮ КОРНЕР
Было около десяти часов, когда мы подъехали к дому сэра Монтегю Корнера в Чизвике, у реки. Это был большой дом, стоящий в глубине парка. Нас впустили в холл, отделанный изумительными панелями. В открытую справа дверь видна была столовая с длинным полированным столом, на котором горели свечи.
– Сюда, пожалуйста.
Дворецкий провел нас по широкой лестнице в большую комнату на втором этаже, окна которой выходили на реку.
– Мсье Эркюль Пуаро, – объявил дворецкий.
Эта была красивая, благородных пропорций комната, и неяркие лампы под глухими абажурами придавали ей что-то старомодное. В одном углу у открытого окна стоял стол для игры в бридж, и вокруг него сидели четыре человека. Когда мы вошли, один из них поднялся нам навстречу.
– Счастлив познакомиться с вами, мсье Пуаро.
Я с интересом посмотрел на сэра Монтегю Корнера. У него было характерное еврейское лицо, очень маленькие умные глаза и хорошо подобранная накладка. Он был невысокого роста – около ста семидесяти сантиметров. Держался сэр Монтегю просто.
– Позвольте представить вам мистера и миссис Уилдберн.
– Мы уже знакомы, – сказала миссис Уилдберн, одарив нас улыбкой.
– И мистера Росса.
Росс оказался молодым человеком лет двадцати двух с симпатичным лицом и светлыми волосами.
– Я помешал вашей игре. Миллион извинений, – сказал Пуаро.
– Не беспокойтесь. Мы не успели начать. Мы как раз собирались сдавать карты. Кофе, мсье Пуаро?
Пуаро отказался от кофе, но, когда был предложен коньяк, он согласился. Коньяк нам подали в старинных бокалах.
Пока мы его пили, сэр Монтегю занимал нас беседой.
Он говорил о японских гравюрах, китайских лаковых миниатюрах, персидских коврах, французских импрессионистах, о современной музыке и о теории Эйнштейна.
Окончив говорить, он благожелательно улыбнулся нам. Видно было, что он очень доволен своей лекцией. В полумраке комнаты он казался сказочным джинном, которого окружали изысканно красивые вещи.
– Прошу прощения, сэр Монтегю, – начал Пуаро, – но я не смею больше злоупотреблять вашей добротой. Мне пора объяснить, почему я решился вас потревожить.
36
Я задаю себе вопросы (франц.).
37
Немного резвым (франц.).
38
Хорошо (франц.).
39
Самолюбие (франц.).