Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 32 из 64

Зато какое ждало блаженство: в середине зимы поставить на стол клубнику, вишню, сливу! А иногда появлялась даже малина, что напоминало о времени, проведенном в Вашингтоне. Вадим как-то раз даже пошутил в разговоре с Леной: „Если до перестройки у нас малины зимой вообще не было, то теперь разница с Америкой только в том, что у них она свежая, а у нас замороженная. То есть мы вышли на однокоренной образ жизни!“ Лена грустно ухмыльнулась: „Принципиальная разница в том, что мы вообще — замороженные! Во всем!“ Вадим стал спорить, наоборот, в Союзе все так быстро меняется. Это они — замороженные, у них все стабильно и без колебаний. Лена махнула рукой, понимая, что оптимизм Вадима неизлечим, и демонстративно пошла к раковине мыть гору посуды. Выразительный взгляд жены напомнил Вадиму о ее несбыточной мечте — посудомоечной машине. Он замолчал.

Когда, отстояв полчаса в очереди, Вадим, наконец, добрался до дома и вывалил на кухонный стол пакеты с „заморозкой“, жена начала ворчать:

— Ну куда ты столько накупил? Нам через неделю уезжать, а тут на месяц запас!

— Ничего, что не съедим, то родителям раздадим, — слабо защищался Вадим.

— Мам, — вмешалась Машка, — зато теперь у нас прибавилось еще семь пакетов. Ты же сама говорила, что всего два осталось.

— Дороговато пакеты выходят, — не оценила Лена Машкин миротворческий порыв.

— Вот только о деньгах — не парься, — Вадим обрадовался, что тема перекочевала в его зону ответственности. — Этого у нас достаточно!

— Тебя просит Марлен, — позвала Лена из гостиной. Вадим заканчивал ужинать.

— Скажи, я перезвоню. Он дома или на работе?

Вадим не был готов к разговору. Вряд ли Марлен задался целью погасить напряженность. Даже если Саша и сообщил ему, что Вадим на американцах ничего не заработал. Значит, как минимум, хочет устроить разбор полетов — почему не сообщил, почему не рассказал, почему не доложил? Обойдется! А может, что-то, не связанное с приездом Дэвида? Да все равно радости беседа не добавит.

Вадим доел, выкурил сигарету и пошел звонить Марлену. Тот уже приехал домой, потому торопиться не было необходимости. Но, с другой стороны, пребывать в неведении, что понадобилось Председателю Президиума, тоже не хотелось.

— Искали, гражданин начальник?

— Да, Вадим Михайлович, искал. Приятно удивлен, что вы уже дома. Я думал, вы на своей фирме ночуете.

— На нашей, Марлен Исаакович. Даже больше вашей, чем моей.

— Ну вы-то знаете, что это не так. Но меня такое положение вещей вполне устраивает. Пока вы честно себя ведете. Однако, я не по поводу фирмы звоню.

— На меня поступило частное определение из суда? — Вадим по-прежнему старался под держивать легкий тон разговора.

— А вот это практически невозможно. Вы же там не бываете, — то ли Марлен шутил, то ли говорил серьезно, понять Вадим не сумел.

— Да все на хозяйстве, да на хозяйстве. Чтобы вы не могли спросить: „А в лавке кто?“

— Насколько я помню этот анекдот, такой вопрос задал старый еврей, когда вся родня собралась вокруг его смертного одра. Так я пока умирать не собираюсь, — Марлен как-то по-стариковски хохотнул, но тут же оборвал смешок. — Ладно, к делу. Что вы думаете по поводу параллельных коллегий?





С этой проблемой Вадим был, разумеется, хорошо знаком. Министерство юстиции разрабатывало новый проект закона об адвокатуре. Адвокатам он не нравился. Их поддерживал один из членов Политбюро ЦК КПСС, Лукьянов, сам юрист, и поговаривали, что толковый. Минюст же пёр свиньей, имея за спиной и Генеральную прокуратуру Союза, и нескольких членов Политбюро из старой гвардии. Горбачев, как всегда, не мог определиться, полагая, что ситуация сама как-нибудь разрешится. По крайней мере, так говорили: Вот она и стала „разрешаться“. В воздухе носилась идея о создании параллельных коллегий адвокатов. Правовым кооперативам становилось тесно в рамках их кооперативного статуса. Они хотели получить право выхода в суд. Пока в суде интересы сторон могли представлять только адвокаты. Это были их основные деньги. Адвокатура оставалась весьма замкнутой организацией, кооператоров туда практически не принимали.

По мнению Вадима, ситуация сложилась тупиковая. Если адвокаты согласятся на новый закон, они полностью попадают в зависимость от Министерства юстиции. Президиумы коллегий утрачивают свое значение. Вопросы приема и исключения из коллегий, дисциплинарной ответственности адвокатов фактически переходят в ведение областных управлений юстиции. Это — конец адвокатуры.

С другой стороны, создание параллельных коллегий породит конкуренцию. Мало того, что разрушалось монопольное положение адвокатов, это еще и означало, что Президиумы опять-таки утрачивают свое значение. В каждой области могли появиться несколько коллегий, и любого юриста готова была принять если не „классическая“, то „перпендикулярная“ коллегия. Название „перпендикулярная“ придумал Марлен и очень этим гордился.

— Вы знаете мою позицию, Марлен Исаакович. Сталин, когда его спрашивали, какой уклон хуже — правый или левый — отвечал: „Оба хуже!“

— И, тем не менее, из двух зол выбирают меньшее.

— Меньшее, на мой взгляд, плохой закон об адвокатуре. Понимаете, если будут созданы параллельные коллегии, то они самим уровнем своей работы обрушат престиж всей адвокатуры в целом. И им будет плохо, и нам. И тогда с учетом отношения к адвокатам в обществе, а оно будет формироваться именно „перпендикулярами“, можно будет принять любой закон об адвокатуре. Никто и не пикнет. И Лукьянов поддержать нас не сможет.

— Меня радует, что вы наконец научились отступать, — голос Марлена звучал раздраженно. — Жаль только, что так и не поняли, в чем уступать можно, а в чем нет!

— Вы спросили мое мнение, я ответил, — Вадим перестал понимать, чего Марлен хочет? Чтобы он просто ему подпевал? Зачем это при его фактически диктаторском положении в коллегии?

— Я хотел просить вас выступить на совещании в Минюсте. Вы были на стажировке в США. Могли бы рассказать, что там никаких „перпендикулярных“ коллегий нет и быть не может.

— Это — пожалуйста, — теперь стало ясно, зачем звонил бывший патрон Вадима. Ему, наконец, понадобилась его, Осипова, помощь. — Я могу и о законодательстве, и об адвокатуре рассказать. Мало не покажется.

— Вам никогда мало не кажется. Мне представляется, что об этом стоит рассказать Саше. Он, если помните, тоже в Америке был.

— Прекрасно! Я только „за“! А когда совещание? Я же уезжаю.

— Вы меня действительно считаете старым маразматиком? — Марлен не скрывал, что сильно раздражен. Вадим только не мог понять, чем. — Я помню, что вы уезжаете четвертого. Совещание второго.

— Ну, тогда нет проблем.

— Привет отцу, — Марлен положил трубку.

Когда Вадим пересказал Лене разговор, она ни на секунду не усомнилась в причине раздражения Марлена. Тому крайне неприятно обращаться к Вадиму с просьбой, а обойтись без него он не может. Вадим был вынужден согласиться с женой. А ему так хотелось мира. Ему так тяжко стало жить в постоянной борьбе. Тем более с семьей Марлена, который столько для него сделал в начале карьеры. И с Сашкой, человеком, так поддержавшим его в Штатах. Да еще Юля…

Утром Осипов приехал на фирму в настроении еще более скверном, чем накануне вечером. Предстояла встреча с очень перспективным клиентом, которого, если и удастся заарканить, то, как это ни обидно, придется сразу кому-то передать. Через несколько дней отъезд в США, что поделаешь!

Просьба клиента, достаточно известного кооператора, Вадима удивила и озадачила. Надо было написать устав и учредительный договор коммерческого банка. Вадим, разумеется, успел прочесть Постановления Совмина и ЦК КПСС, разрешающие, при массе ограничений, создавать частные банки. Но он никак не ожидал, что среди солидных кооператоров найдутся люди со столь сильной авантюрной жилкой, что рискнут ринуться в эту, как он понимал, ловушку.