Лед тронулся

— Я верила себе. А внутри себя я верила тому, что мне говорила партия.

— Вот-вот! Я и говорю, что для вас, большевиков, партия заменила религию. А Ленин — Бога. И со Сталиным та же история!

— То есть?

— Если бы вы знали религиозный догмат, то сообразили бы, что я имею в виду. Хорошо, объясню. Дьявол был одним из ангелов, или апостолов, уже не помню. Но он исказил учение Бога, и тот его низверг в ад. Вот с тех пор дьявол стал противником Бога, а был союзником. Так и ваш Сталин. Был союзником Ленина, а потом его объявили врагом.

— Ну да! Партия сама разобралась с этим предателем. Я и говорю, что он нас обманывал. Меня тоже. Но напомню, при нем меня и посадили. Так что я пострадала от его режима!

— Дорогая моя Анна Яковлевна! Сначала вы ему служили верой и правдой, а потом вас посадили. Значит, не тому служили и не в то верили!

— А вы, Эльза Георгиевна, во что верили всю жизнь? В мужа? В дворянское прошлое? Или в царя-батюшку?!

— Я верила в Бога! В бессмертную душу и в Страшный суд. И мне мало чего можно предъявить, хотя и я не безгрешна!

— Ну, думаю, любовные грехи-то вам простят! — Анна Яковлевна почувствовала, что она победила в споре. Вот такого безобразия, как греховодничество с белыми офицерами, за ней точно не числилось.

— Знаете, дорогая моя, лучше грешить с благородными чистыми мужчинами, чем с немытыми красноармейцами. Или вам больше нравились комиссары в кожаных куртках? — Эльза довольно улыбнулась. Приятные воспоминания не только не мучили ее совесть, но, наоборот, ублажали память в минуты полного одиночества и забвения.

— Ну, знаете, на вкус и цвет товарищей нет! — с такой же улыбкой неожиданно мягко выйдя из боевой стойки, отозвалась Анна Яковлевна. И тоже ушла в воспоминания. Себе-то что врать? И ей было что вспомнить…

Михаил Леонидович понял, что так дальше он работать не сможет. Встал и закрыл дверь.

Глава 4

Катя Машинская, как почти все стажеры, возвращалась из Америки с ощущением двойственным. С одной стороны — явная неудача: зацепиться там не удалось. Ни контракта, ни предложения преподавать в каком-нибудь, пусть самом задрипанном, американском колледже… Но в то же время ее не покидало чувство воодушевления и подъема — теперь я знаю, как нужно жить, к чему стремиться. Однако уже через пару недель после приезда энтузиазма заметно поубавилось.

Рядом был всегда больной, сколько она себя помнила, вечно недовольный всем и вся отец. Два года назад, после смерти мамы, он совсем скис. А еще трехлетний сын Яшенька, росший без отца. Тот и раньше-то не очень помогал, а теперь, когда она приехала из США, посчитал, что с ее «миллионами» алименты вовсе не надобны. После окончания с красным дипломом юрфака МГУ Катя трудилась, а скорее, числилась в штате института проблем газификации без малого пять лет. Тихая заводь, работа неинтересная, зарплату задерживают постоянно. На эти копейки прожить в новых условиях просто невозможно! А еще поток негатива с экрана телевизора. И подруги — замотанные, задерганные, озлобленные, раздражительные и раздражающие. Достало! Все достало! Катя решила, что пора все менять. Коренным образом.

Когда в телефонной трубке раздался раздраженный, торопливый голос Вадима, Катя струсила: «Может, и к лучшему! Быстрее откажет, быстрее успокоюсь. Значит, не судьба!»

— Вадим, я бы хотела уйти из науки и работать у тебя!

— Господи! Хоть кто-то звонит не с просьбой или проблемой, а с предложением! — Тон Вадима резко поменялся, стал приветливым.

— Я серьезно. Ты же знаешь, что я защитилась, пусть и по теоретическому вопросу, но худо-бедно все-таки кандидат. У меня хороший английский, — Катя тут же внутренне вздрогнула: последние слова прозвучали после истории с тоефлом бестактно. Но Вадим, вроде, никак на них не отреагировал. — Словом, я хочу попробовать себя в практической деятельности.

— «Аркадий, не говори красиво!» — Вадим рассмеялся. — Деньги? Зарабатывать хочешь?

— И это тоже. Но не только и не настолько. Мне надоело делать то, что никому не нужно. Я тут вспомнила твой рассказ о благодарных глазах клиента. Знаешь, захотелось посмотреть в них.

— Ну, Катюш, это не про бизнесменов. У них благодарные глаза бывают в одном случае: если ты сделал для них работу и не просто денег не взял, а еще им приплатил.

Вадим пришел в прекрасное расположение духа. Катин звонок означал многое. Получается, что его затея с фирмой работала не только, грубо говоря, «на карман». Это было и так ясно по постоянно увеличивающимся доходам. Она становилась привлекательной в принципе. Привлекательной даже для тех, кто считал науку святыней, а адвокатский труд — разновидностью сферы обслуживания. Что-то подобное он слышал от Кати в Америке, и не раз.

— Осипов, не наговаривай на себя. Ты не тот человек, который будет работать только за деньги. Ты тщеславен!

— А ты?

— Я тоже. Но не настолько. Ладно, я серьезно. Тебе юристы нужны?

— Да, нужны. Но, Катя, я ведь могу тебе предложить только должность ассоциатора. Ты же не адвокат.

— Кстати, а с приемом в адвокатуру помочь сможешь?

— Думаю, да. Так на ассоциатора ты согласна?

— А какая зарплата?

— Now you talk business! Сколько ты хочешь?

— Тысячу рублей, — Катя чуть не поперхнулась, называя сумму. В институте она получала двести пятьдесят.

— Это реально. Заезжай ко мне завтра! — Вадим продиктовал телефон офиса и назначил время. Адрес Катя должна была узнать у секретаря. На его диктовку Вадим тратить время не мог.

Василий Петрович Самойлов, директор Института государства и права Академии наук, тот самый Самойлов, который несколько лет назад звал Вадима на работу младшим научным сотрудником, позвонил буквально через пару минут после Машинской. Первая мысль Вадима была совсем идиотской: «Что, он тоже попросится на работу?» Но нет, Самойлов, оказывается, много слышал о стажировке в Америке и хотел встретиться, чтобы получить подробности «из первых уст».

Вадим с радостью согласился. Ему, в свою очередь, давно хотелось узнать, что думает спокойный и уравновешенный Василий Петрович о происходящем здесь, в стране. Дай бог, разговор получится откровенным.

После профессионально-точных расспросов о стажировке Самойлов взял минутную паузу.

— Теперь о другом. Суть того, о чем я хотел вас попросить, Вадим Михайлович, меркантильно-конкретна. У меня работает несколько очень толковых молодых ученых, которым сейчас весьма трудно.

— Понимаю! — В голосе Вадима звучало искреннее сочувствие.

— Вот, вот! Мы — академический институт. Конечно, наше положение лучше отраслевых НИИ. Но, тем не менее, платить больше трехсот пятидесяти рублей младшему научному я не могу. А жить на такие деньги невозможно. Вот я подумал, может у вас на фирме найдется какая-нибудь подработка для двух-трех человек?

— А вы слышали про мою фирму? — Вадим изумился.

— Да, и немало. Сейчас, конечно, много нового, за всем не уследишь. Но то, что касается моей профессии, я все-таки отслеживаю.

— И что вы об этом думаете?

— Понимаете, Вадим Михайлович, ситуация в нашем Отечестве сложилась весьма непростая. Если посмотреть с научной точки зрения, то есть не изнутри системы, а как бы выйдя из нее, когда ничто личное не мешает анализировать, то становится ясно, — в стране происходит революция. Это еще мало кто осознал. Всем кажется, что есть личная борьба Ельцина и Горбачева. Кто-то полагает, что идет преобразование социалистической модели в рыночно-плановую, но по-прежнему социалистическую структуру.

— Но социализм и рынок несовместимы!

— Ошибаетесь, молодой человек! Ошибаетесь! Если отринуть идеологические штампы, то мы легко обнаружим все признаки социализма во многих западных странах. В Канаде, Финляндии, ФРГ, Швеции и так далее, — Самойлов увидел изумление на лице Вадима и, довольный произведенным эффектом, продолжил, поудобнее устроившись в кресле: — Социализм — это не идеологическая категория, а вполне жизненная, социальная, если угодно. Есть такое понятие в науке конституционного права — социальное государство. Это когда государство принимает на себя и конституционно гарантирует заботу о своих гражданах. Не на уровне лозунгов и деклараций, а на элементарном экономическом уровне. Ну, например, медицина, пенсии, социальная поддержка малоимущих. У нас сегодня все это есть в законодательстве, но нет экономических возможностей. Почему? А потому, Вадим Михайлович, что плановая экономика не эффективна. Значит, при рыночной экономике, дающей необходимое пополнение бюджета государства за счет налогов, ничто не мешает выполнять и эти социальные обязанности государства перед своими гражданами. Все просто!