Страница 86 из 94
Но вернемся к сочетанию «ликующий в небосклоне». Присутствие среди титловых прозваний солнца такого прозвания, которое говорило о справлении солнцем «празднеств тридцатилетия», сильно оттеняло празднично-фараоновский смысл сочетания «ликующий в небосклоне» в самих солнечных кольцах. И эти слова отнюдь не служили в них малозначительной связкой между солнечными наименованиями, в них заключенными. Сочетание «ликующий в небосклоне» представляло важную, многозначительную составную часть солнечного имени. Недаром уже на первых порах нового солнцепоклонничества храм царского бога прозывался не «домом Рэ», а «домом Рэ, ликующего в небосклоне» (ТЕА: XXII 13, см. § 5), а сам царь величался «возлюбленным Ра-Хар-Ахта, ликующего в небосклоне» (DaeAe III: CXd = DAeAeT: 49 = TTA: 148 CXLVI, см. § 8). Также и позже, в пору ранних солнечных колец, на печатях винодельческих заведений бывало написано: «Вино [дома Ра =] Хар-Ах[т]а, ликующего в небосклоне» (СА III: LXXXI 4), или, просто: «Ра-Хар-Ахт, ликующий в небосклоне» (СА III: LXXXI 1); время обеих печатей определяет знак Ра-Хар-Ахта о двух небосклонах (см. § 19). К «— — — ликующему в небосклоне» обращена молитва на стенке ящика AelSMB II: 266 = TTA: 160 CLXXV (позднее заключения солнечного имени в кольца ввиду того, что «Ахт» написано двумя знаками небосклона, см. § 19). Ср. также «[до]м(?) ликующего в небосклоне своем», упомянутый на закупорке сосуда из Ах-Йот, но ввиду написания слова «ликующий» знаком мужчины с воздетыми руками, скорее всего, первых лет царствования (СА III: LXXXIII 126, см. § 5, 8).
г. Шов — Йот — Рэ-отец
В том, что у земных фараонов «празднество тридцатилетия» представляло так или иначе обновление царствования, согласны сейчас едва ли не все исследователи. Но не менее ясно, что греческая передача названия этого фараоновского празднества как «тридцатилетие» в значительной мере условна. И условна она не только потому, что некоторые цари справляли свое первое «празднество тридцатилетия» за много лет до тридцатилетней годовщины царствования. Греческая передача условна прежде всего потому, что даже те цари, которые праздновали первое «празднество тридцатилетия», процарствовав действительно тридцать лет, последующие свои «празднества тридцатилетия» — второе, третье, четвертое и т. д. — справляли одно за другим через короткие промежутки времени, в несколько лет каждый.
Царственное солнце Амен-хотпа IV обновлялось, возрождало само себя каждое утро и тем самым справляло при каждом своем «возликовании» на небосклоне «празднество тридцатилетия». Недаром его постоянным титловым обозначением было «Йот живой, великий, что в празднествах тридцатилетия», или, позднее, «владыка (т. е. обладатель) празднеств тридцатилетия». Но если слова «ликующий в небосклоне» в составе солнечного имени относились к праздничному обновлению, т. е. утреннему самовозрождению царственного солнца, то не естественно ли ожидать, что непосредственное продолжение этих слов, заключительная часть солнечного имени, должно было иметь отношение к тому же? «Возликовывающий на небосклоне под именем своим как...» — не будет ли то, что следует затем, т. е. это самое «имя», обозначать как раз самовозрождающееся солнце?
И действительно, последующие наименования имеют отношение к рождению. Согласно раннему солнечному имени, «ликующий на небосклоне» восходит как сыновнее солнце Шов (см. выше), согласно позднему имени — как отец Рэ. И оба, Шов и «отец Рэ», оказываются затем Йотом, видимым солнцем, явлением, которое солнце, как таковое, порождает или в котором самопорождается по утрам (см. выше) и которое в то же время есть отеческое солнце, чье наименование созвучно со словом «Йот» — «отец» (см. выше). В самом деле, какое-то скопление отеческого и сыновнего, порождающего и порождаемого, но притом скопление на первый взгляд очень странное, противоречивое. Если то, что сыновнее солнце Шов отождествляется с видимым солнцем Йотом, порождаемым по утрам, никакого противоречия в себе не содержит, напротив, выглядит вполне последовательным, то признание этого Йота, порождаемого солнца, одновременно «отцом», отеческим солнцем, заключает в себе как будто б невыносимое внутреннее противоречие. Не менее внутренне противоречиво и провозглашение отца Рэ порождаемым видимым солнцем Йотом, хотя бы последний был тоже «отцом», отеческим солнцем. Противоречивость подобных отождествлений не подлежит, по-видимому, сомнению, но что, если именно она и составляет самое существо заключительной части солнечного имени?
В самом деле, кого, по тогдашним представлениям, порождало солнце каждое утро? Не кого иного, как самого себя. Утреннее солнце, восходящее на небосклоне, есть солнце сыновнее, порожденное, но в этом возрожденном солнце, ставшем вновь зримым явлением, возродилось, пришло, вернулось прежнее солнце, его породившее, солнце отеческое. Но разве не то же самое утверждает солнечное имя в его более раннем виде? Утренний, потому что небосклонный, Ра-Хар-Ахт празднично-обновленно возликовывает на небосклоне как сыновнее солнце Шов, которое есть видимое солнце Йот, иначе, все тот же «Йот» — «отец», отеческое солнце.
Раннее солнечное имя было основано на привычной и значительной для древних египтян игре наименованиями. «Солнце» Шов потому «сын Рэ», что таковым был старый бог воздушного пространства Шов. Йот («видимое солнце») потому «отец», что по-египетски «отец» тоже «Йот». С окончательным отвержением старых божеств игра именем одного из них в составе обозначения самого предмета нетерпимого солнцепочитания становилась неуместной. Неуместною она была сочтена даже раньше устранения из солнечного имени слова «хор». В переходном виде солнечного имени (см. § 23) слова «шов» уже нет, но слово «хор» еще остается, хотя пишется буквами, а не знаком сокола, священной птицы и образа старого бога Хора. Если солнечное наименование «Ра-Хар-Ахт» на первых порах еще сохранялось, то его отрывали от старого Хора, бытовавшего в прежнем многобожии и вне этого сочетания. Нарочно отграниченное самим своим правописанием от старого бога и включенное в царское кольцо чисто буквенное «хор» могло легко восприниматься как равнозначащее слову «царь»,[ 209 ] но затем и буквенное «хор» заменили уже вполне недвусмысленным обозначением «властитель». Но никакое буквенное написание не могло бы спасти даже временно слово «Шов» в солнечном имени, как только старые боги были окончательно отвергнуты новым солнцепоклонничеством. Ведь слово «Шов» затем и находилось в солнечном имени, что там играли как раз теми представлениями, которые связывало с этим словом отвергнутое многобожие. Фараона еще некоторое по крайней мере время продолжали величать «Шов» (см. выше). К царю ведь прилагалось еще другое обозначение для солнца — «Рэ»; «Шов» тоже значило «солнце», и, величая Амен-хотпа IV «солнцем» — «Шов», совсем не обязательно было вспоминать многобожескую подоплеку последнего обозначения. Но в солнечном имени дело было именно в этой подоплеке. С окончательным отвержением прежнего многобожия слову «Шов» не было больше места в солнечном имени.
Но чем и как было заменить неуместное обозначение? Пересказать его, передать описательно как «сын Рэ»? Но ведь то было привычное обозначение фараона, а никак не солнца. Значит, нельзя уже было высказывать в солнечном имени, что сыновнее солнце, будучи видимым солнцем и, как оно, именуемое созвучно с «отцом», есть возродившееся отеческое солнце. Но если стало невозможным высказываться в солнечном имени о сыновнем солнце, то можно было высказать там ту же мысль применительно к отеческому солнцу, вместо сыновнего солнца, сына Рэ, сделать предметом высказывания самого «Рэ-отца». В таком случае оставалось только сказать, что отеческое солнце вернулось в порожденном им видимом солнце, именующемся потому созвучно с «Йотом» — «отцом» — Йотом. Это и было сделано при переделке солнечных колец из ранних в поздние. Теперь утренний, потому что небосклонный, Рэ — властитель возликовывает празднично-обновленно на небосклоне как отеческое солнце, как «Рэ-отец», вновь пришедший в порожденном им видимом солнце Йоте, потому так и именуемом — созвучно с «Йотом» — «отцом».
209
А. Erman, H. Grapow. Wörterbuch der aegyptischen Sprache. Bd 3, c. 124.