Зеркала

— Вы работаете?

— Нет, и я не получила высшего образования. Закончила только среднюю школу. Но я очень много читаю и написала несколько пьес для радио.

— К сожалению, я не имел счастья их слышать.

— Ничего удивительного.

Я произнес несколько любезных фраз и поблагодарил за высокое обо мне мнение.

— Для работы над моей новой вещью мне будут нужны исторические источники, — сказала Амани Мухаммед. — Я хочу написать о знаменитых женщинах Востока, особенно о тех, что прославились в любви.

— Весьма щекотливая тема.

— Мне хотелось бы, чтоб именно вы помогли мне в работе, — улыбнулась она игриво.

Сославшись на большую занятость, я решительно отказался.

— Составьте мне библиографию и снабдите необходимой научной литературой. Вы и сами можете написать на темы, которые вам будут интересны.

— Библиографию я вам составлю.

Не обратив никакого внимания на мои отговорки, она, глядя на верхушки деревьев под нами, протянула:

— Мы будем работать в саду… — и, немного помолчав, продолжала: — А может быть, вы согласитесь прийти ко мне домой.

Эта новая атака заставила мою оборону дрогнуть.

— К вам домой? — переспросил я.

— Я не рассказала вам о себе. Разошлась с мужем и живу со старой тетушкой. У меня сын и дочь, они живут с отцом.

— Да, но ваша тетушка?..

— Мы же будем работать. Для работы у меня вполне подходящая обстановка.

— Но…

— Что «но»?

— Откровенно говоря, весьма прискорбно, что такая женщина, как вы, лишена радостей супружеской жизни.

— Моя супружеская жизнь была неудачной с самого первого дня.

— Странно.

— Я и до свадьбы не любила мужа. А после свадьбы он сделал все, чтоб я его возненавидела.

— Почему же вы согласились стать его женой?

— Я вышла замуж шестнадцатилетней девочкой. У меня не было ни своей воли, ни мнения.

— Много счастливых браков начиналось именно так.

— Он грубый и жестокий эгоист.

В подробности она не захотела вдаваться, и я потерял интерес к этой теме, тем более что речь шла о прошлом, и весьма далеком. Но одновременно отодвинулась будто в тень и тема искусства. Неожиданно холеная рука дамы легла поверх моей.

— Я так нуждаюсь в человеке, на которого могла бы положиться…

Не очень-то веря в искренность ее слов, я тем не менее почувствовал к ней жалость.

— Вы до такой степени увлечены искусством? — шутливо спросил я.

— Искусством и жизнью, — засмеялась она.

Вскоре, когда мы гуляли возле пирамид, искусство, история были преданы забвению, и все свое внимание мы сосредоточили на настоящем. Она рассказала о доме, о почти глухой, преклонного возраста тетке, не преминув заметить о ее крепком сне.

— Но, может быть, вы предпочитаете встретиться в другом месте?

Однако мысль о предстоящем приключении уже овладела мной; в крови бурлило желание.

— Давайте встретимся сегодня, — сказал я.

— Дай мне все подготовить, — тут же откликнулась она, радостно и бесхитростно.

Когда мы наконец остались наедине в комнате, где смешанный аромат духов и вина волнами накатывался в красном, приглушенном свете торшера, мною овладели далекие воспоминания — не думал я, что когда-нибудь они всплывут в моей памяти. Вновь я почувствовал себя словно связанным шелковыми путами, покорно отдающимся пьянящей власти желания и вдруг очнувшимся, так и не испытав настоящей любви. А Амани была само воплощение нежности. В безграничной тоске по любви и ласке, с сердцем, жаждущим доверия, она, казалось, обрела наконец тихую пристань. В последующие встречи Амани уже откровенно рассказывала о себе:

— С деньгами у меня все в порядке. С этой стороны мне не на что жаловаться…

Или:

— Да простит аллах моего отца. Это он был причиной всех моих бед.

Или же:

— Нынешним молодым людям совсем нельзя доверять. Да убережет аллах мою дочь…

Я понимал, что взял на себя большую ответственность. Это ощущение особенно усиливалось при мысли о том, что наша связь не имеет под собой реальной основы и недолговечна. Для прочных отношений одной физической близости мало.

Однажды в конце лета или в начале осени того же года меня посетил в моем служебном кабинете Абдо аль-Басьюни. Он сильно изменился, но я узнал его сразу и встретил как своего доброго старого знакомого, словно и не было тех двадцати пяти, по меньшей мере, лет, пролетевших со дня нашей последней встречи. Я подумал: почему же он так переменился, ведь он старше меня всего на несколько лет.

— Что поделываешь? — спросил я.

— Хочешь узнать, — вместо ответа задал он мне вопрос, — что привело меня к тебе после такого долгого перерыва?

— Надеюсь, дружище, ничего плохого не случилось? — еще ни о чем не подозревая, простодушно воскликнул я.

— Я пришел к тебе как муж Амани Мухаммед[19], — проговорил он, спокойно глядя мне в глаза.

Не сразу я уловил смысл сказанного, а когда уловил, меня будто током ударило. На какое-то мгновение я оказался в состоянии полной отрешенности, потеряв всякое представление о времени и пространстве. Видел перед собой лишь смуглое круглое лицо Абдо Басьюни, не сознавая при этом, кому оно принадлежит. Оно казалось мне застывшим ликом статуи. Я молча глядел на него. Не знаю уж, какое выражение было в этот миг на моей собственной физиономии, но Абдо покачал головой и благодушно сказал:

— Не пугайся. — И, улыбнувшись, добавил: — Ты ведь ничего не знал. Успокойся. Я не собираюсь мстить.

Я постепенно приходил в себя, но все вокруг продолжало казаться мне нереальным, готовым в любой момент исчезнуть, растаять как туман.

— К счастью, время, которое я провел в Париже, не пропало даром, — донесся до меня голос Абдо.

— Может быть, ты имеешь в виду другую женщину? — спросил я упавшим тоном.

— Я имею в виду женщину, у которой ты был вчера.

— Но она разведена!

— Клянусь совестью, я ее муж!

— Вот незадача, — пробормотал я.

— Но я пришел к тебе не за тем, чтобы поссориться или мстить.

— Клянусь аллахом, я глубоко сожалею о случившемся.

— Твоей вины тут нет. Ведь и ты — всего-навсего одна из ее жертв.

— Что?!

— А то, что ты не первый и не последний. Всякий раз я вмешиваюсь, чтобы удержать ее от окончательного падения, спасти будущее сына и дочери.

— Все это ужасно. Но… я не понимаю, зачем ты взвалил на себя эту ношу?

Другого выхода нет. Я не даю ей развода, хотя она и настаивает на нем.

— Но почему?

— Она мать моих детей, стоящих сейчас на пороге юности. Развод привел бы ее к окончательному падению. Она превратилась бы в профессиональную проститутку.

— Может быть, она вышла бы замуж вторично?

— На это она уже не способна.

— Да, сложная ситуация.

— Поэтому я и настаиваю на ее возвращении в семью. Хочу спасти то, что еще можно спасти. К счастью, мое пребывание в Париже оказалось не напрасным.

— Тяжелая штука жизнь! — произнес я с грустью.

— То-то и оно. Наверное, она говорила обо мне. Мне тоже есть что сказать. И все же я намерен спасти то, что можно спасти.

— Вот уж не предполагал, что могу оказаться перед тобой в таком положении.

Абдо ничего не ответил, взял сигарету и, прикурив, задумался. Он казался старым и утомленным. Взглянув на меня, он вдруг спросил:

— Ты, конечно, помнишь мою прошлую жизнь?

Конечно, я помнил. Годы, проведенные нами в университете. Поездка Абдо в Париж за свой счет для завершения образования. Бесславное возвращение через два или три года. Избрание в парламент. Прекрасное положение, занятое им благодаря семейным и партийным связям и депутатскому званию.

— Когда произошла июльская революция, — продолжал Абдо, — я воспринял ее как нечто неизбежное. Она не противоречила моему свободному образу мыслей. Я честно служил ей, но был несправедливо обвинен в участии в заговоре вместе с группой партийных лидеров. Меня арестовали, какое-то время держали в тюрьме, а на имущество наложили секвестр. Я оказался буквально на улице. — Не зная, что сказать, я молчал.

19

В Египте женщина, выходя замуж, сохраняет девичью фамилию.