Кыштымские были

Роста она небольшого, сухощавая. Глаза совсем молодые и бойкие. Даже не верилось, что на морщинистом, дубленном всеми ветрами, жарой и морозами лице могут быть такие чистые, будто росой обмытые глаза.

Кариха облюбовала камень-валун, села на него, положив руки на колени, и поглядела на стекла очков Огневой:

— Пошто глаза-то испортила, молоденькая ведь еще?

— Что поделаешь! Вы, говорят, Аграфена Степановна, много сказок знаете?

— Кто же их не знает? Внучку без сказки и спать не уложить. Ну, так что, коли знаю?

— А я вот эти сказки собираю, потому и приехала к вам.

— Экую забаву нашла, милая, — сказки собирать. Малое дите, что ли?

— А ваши сказки, кроме внучки, еще кто-нибудь слышал?

— Ну а то как? Наши деревенские шалуны слышали.

— А надо, бабушка, чтоб все их знали, не только деревенские. Вот я запишу ваши сказки да в книжке напечатаю.

— Гляди, какая прыткая! Да ты, поди, так меня на смех выставишь. Нет уж, милая, уволь ты меня от этого.

— Ох, нехорошо получается, Аграфена Степановна, — покачал головой Григорий Петрович. — Нелюбезно вы гостей встречаете.

— А какие вы мне гости, я вас и знать-то не знаю, первый раз и вижу. Даже табачком не угостили.

— Да я вам заплачу́, не беспокойтесь, Аграфена Степановна.

— О чем это ты, милая, — вроде бы ослышалась Кариха.

— Не бесплатно, за деньги… — потерянно проговорила Огнева, понимая, что зря оказала о деньгах, потому что Кариха обиделась. Старуха встала и молча пошла к лодке. Огнева с досады кусала губу, вид у нее был такой — вот-вот заплачет. Григорий Петрович торопливо догнал эту странную старуху и сказал:

— Любопытно, знаете: я всегда считал, что горячиться могут только молодые…

Кариха глянула на него насмешливо и ответила:

— И, милый, нисколечко я и не кипятюсь. Только не хочу я сказки за деньги рассказывать, грешно это.

— Пожалуйста! — воскликнул Григорий Петрович. — Мы согласны и бесплатно!

— Ох и настырный народ нынче пошел. Так сказки, говоришь, послушать хотите?

— Очень, Аграфена Степановна!

— Ну, че с вами поделаешь. Загнали старуху на остров, деваться некуда, ладно уж, так и быть, — покачала головой Кариха, а в молодых глазах ее лукавые искорки забрезжили. Огнева даже расцвела, когда увидела, что старуха возвращается, и благодарно глянула на Андреева..

Кариха пристроилась на гладком теплом валуне, сняла с головы платок. Волосы у нее с желтизной, редкие, зачесаны назад и там собраны в тощий пучок. Платок перекинула на шею, опустив концы на грудь.

— Ужо ладно, расскажу вам про Клима Косолапова, как он на Морском острове скрывался и как дед Петрован со внучком Никитушкой помогали ему. Клима-то шибко искали стражники, потому как он супротив хозяев-кровопийцев поднялся.

Легенда была интересная. Кариха рассказывала живо, хотя и неторопливо. Стражники пронюхали, где скрывался Клим Косолапой, поплыли на Морокой остров и прихватили с собой Петрована. Внучек Никитушка опередил стражников, сообщил Косолапову об опасности. Но он был один, а стражников много.

Когда Аграфена Степановна кончила, Андреев сказал:

— Не был здесь Косолапов, из истории известно.

— Много ты понимаешь? У народа память крепкая.

— В конце концов, это неважно, был на Увильдах Косолапов или не был, — возразила Огнева. — Это народное творчество. Давайте, бабушка, еще что-нибудь.

— Какая я тебе бабушка! Зови Аграфеной. Меня даже Танька по имени-отчеству кличет…

Они просидели со старухой до вечера. Кариха устала, да и выговорилась вся. Андреев и Огнева ахнули; совсем забыли про редактора. Он их, наверное, сбился с ног — ищет.

У костра

Вернулись на Сайму, но никакой машины там не было, она и не приходила. Ждали, ждали, но не появилась она и позднее. Сгущались сумерки.

— Вот так фунт изюму! — присвистнул Андреев. — Влипли же мы, однако, в историю.

Бабка Кариха, узнав о затруднении гостей, предложила им переночевать в своей избе. Неожиданно воспротивилась Огнева.

— Ох, не выйдет, — сказала она. — Меня на канате не вытащишь ночевать у костра, но уж коль я попала в безвыходное положение, то не откажу себе в удовольствии провести ночь именно у костра, единственную в жизни. А вы, товарищ Андреев, можете спать в избе.

— Нет уж! — улыбнулся Григорий Петрович.

— Ночи нонче с воробьиный нос и теплые, — поддержала Огневу Кариха. — С богом.

По утрам падает холодная роса. На этот случай Кариха принесла старый полушубок и телогрейку. Андреев выпросил топор и спички, и они уплыли с Огневой на остров.

Григорий Петрович успел до полных сумерок найти сухостойную сосну, свалил ее и приволок на берег, где хотели коротать ночь. Обрубил сучья и завел из них костер.

— Вы что ж, — спросила Огнева, которая внимательно следила за его работой, скрестив на груди руки и накинув на плечи телогрейку, — хотите всю сосну рубить?

— Зачем? Так сгорит, — и Андреев подтянул лесину к костру и сунул комель в огонь.

Огнева попервоначалу-то хотела ему чем-нибудь помочь, но он сердито ее оборвал: мол, не лезьте не в свое дело. Позднее, когда уже пылал костер, вспомнил про свою оплошность. В пылу работы с ним такое случалось — не любил, когда мешают. Неужели обиделась? Но она молчала. Андреев подкатил к костру валун и сказал:

— Садитесь.

Ей вроде нравилось ему подчиняться. Безропотно села. Наломала из тоненьких сучков палочки и стала их жечь, как свечи. Наблюдала, как живчик-огонек быстро бежал по палочке, пожирая ее. Лиловый отблеск плескался в ее очках.

Григорий Петрович подбросил в огонь сушняку. Стайка искорок взметнулась в темное небо. На короткий миг огонь уменьшился, его придавил сушняк, и темнота незамедлительно приблизилась к костру. В немыслимо темной дали того берега тоже мигал красный огонек. Он отчаянно боролся с темнотой, она хотела его поглотить, а он не давался и посылал сюда свои непонятные позывные. Вода, хотя и налилась чернотой, все же слегка отсвечивала, и лениво покачивалась мертвой зыбью. Она накатывалась на прибрежную гальку, шуршала, сонно бормотала несуразицу и никак не могла заснуть.

Но огонь справился с сумраком. Уже через минуту его бойкие красные струйки оплели сухое дерево и взметнулись вверх чуть ли не до самого неба. Огнева откинулась чуть — ей стало нестерпимо жарко возле такого костра.

— Вы поминали о каком-то Силантии Сугомаке.

— Ничего не слыхали о нем?

— Нет.

— Это один из вариантов легенд о Сугомаке. Наиболее распространен вариант про батыра по имени Сугомак и про девушку Егозу. Сугомак похитил Егозу, бежал с нею в тайгу. Но злой волшебник настиг их и превратил в горы.

— Это я знаю.

— А про Силантия могу рассказать. Деваться некуда и все равно коротать ночь.

Григорий уселся поудобнее, подкатив свой камень к костру поближе. Она сняла очки, близоруко прищурившись, некоторое время смотрела на огонь. Без очков лицо ее было красивее, но беспомощнее. Она снова водрузила очки и сказала:

— Кыштыма еще не было, на его месте шумела тайга. С Невьянской каторги бежал рудокопщик Силантий Сугомак. Пробирался кочкастыми со ржавой водой болотами, обдирал одежду о буреломы, лазил по лесистым горам и со змеиных шиханов осматривал таежную глушь. Искал свою счастливую дорогу. Наслышался от бывалых людей, что где-то на юге Каменного пояса есть глухомань — край несметных богатств, и до той глухомани еще не дотянулась жадная рука невьянского царька.

Тайге не было конца. Одна к другой теснились сосны, и по лучику процеживал через них, как через сито, солнечный свет. А иногда разбушуется ветер, и пойдет по тайге жуткий стон. Тогда ложился Силантий в папоротник, затыкал уши. Однажды столкнулся с медведем и бежал от него без оглядки. Бежал до помутнения в глазах, выбился из сил и упал. Забылся. Очнулся ночью, а ночь была теплая и звездная, как вот сейчас. Поднялся Сугомак и побрел дальше — ему хотелось пить, язык прилипал к нёбу. Лес поредел, пахнуло пресным запахом воды. До озера добрался ползком и жадно прильнул к воде. Напившись, отполз в мелкий сосняк и затаился. Дремотно билась о берег волна, шелестел береговой камыш, плескалась рыба.