На двух берегах

- Не горюй. Не горюй! - утешал его ротный. - Не на учениях. Сколько мы прошли за эти дни? Километров семьдесят будет? Будет. Сколько отбили деревень? То-то! И без паники.

Андрей пожал плечами.

- Какая там паника!

- Вот именно! Никакой паники. Мы еще только в Кировоградской области. До границы черт те знает сколько. Еще идти и идти! И, наверно, и по заграницам. Потери? Что ж, потери как потери. Пополнят. Глядишь, и заменят. Отоспимся во втором эшелоне. Тебе, взводный, ясно?.

…Еще не свечерело как следует, еще сумерки только опускались, когда ротный сам пришел к ним.

- Пошли! - приказал он. - И ты, звездочет. Главное, именно ты.

- Далече? - как эдакий крестьянский простачок спросил Стас.

Ротный подхватил его тон:

- Нет, недалече. Пошли, пошли. На посиделки. У меня тут мысль одна…

На этот раз кухня стояла прямо за высоткой. Ужин еще был не совсем готов, но солдаты - человек восемь - уже толкались возле нее, не обращая внимания на старшину Алексеева. Заметив ротного, они хотели было испариться, но он издали крикнул:

- Отставить! Всем - к кухне. - Дернув громадный, им впору было запирать церковь, замок на передке кухни, он приказал Гостьеву: - Открыть. Живо. Живо, Гостьев!

Гостьев изменился в лице, посмотрел направо, налево, помешал черпаком кашу, Гостьев выигрывал время, соображая:

- Да, товарищ старший лейтенант… Я, товарищ старший лейтенант…

- Что, ключ потерял?

- Так точно, товарищ старший лейтенант. Выпал, наверное, из шинели…

- Бывает, - согласился ротный. Он взял карабин Гостьева и, зайдя сбоку, примерившись, в два удара прикладом сбил замок, выдернув скобы прямо с мясом.

Все, кто был поблизости, сгрудились по сторонам и за спиной ротного.

- Чего-то будет, ребята. Фокус-покус… В самое заветное поварское местечко заглянем… - говорили они.

- Лезь! - приказал ротный Стасу. - Доводи до конца. Лезь. Языком работать легче. Поработай руками. Живо!

Среди всего прочего - сухой подтопки, кое-какого инструмента для починки кухни, запасных вожжей, подков, чересседельника, изрядного мешочка сухарей, такого же мешочка муки, пачек патронов, Стас нашел три банки тушенки, две двухсотграммовые пачки чая и килограмма полтора шпика. Шпик был не куском, эти килограмма полтора состояли из толстых пластиков и крупных обрезков, слепившихся в комок. Каждому было ясно, что эти куски Гостьев в разные дни не порезал и не пустил в котел.

Всю еду Стас выкладывал на край кухни так, чтобы ее видел каждый.

- Ах ты ворюга! Ах ты сволочь! - разъярился Алексеев и ткнул банкой тушенки Гостьеву в физиономию, а сержант Никодимов, здоровенный дядька, согнул Гостьева пополам, двинул кулачищем по спине так, что Гостьев охнул, и дал Гостьеву хорошего пинка.

- У кого воруешь? Гад! Ублюдок!

Солдаты, конечно, внесли свои предложения:

- Ребята, набьем ему морду.

- Судить его, собаку!

- Пулю ему в зад!

- Чтобы потом в госпиталь? Шиш ему, а не такую пулю, морду набить и все!

- Чтоб запомнил!

Ротный, оглядев всех, как бы колеблясь, спросил:

- Или простим? Может, исправится.

Но в паузе тяжело упали чьи-то приговорные слова:

- Жди! Раз даже здесь крал… Под смертью… Отпетый, значит. Сколько елку ни тряси, яблоко не свалится.

- Заменить. Назначить поваром другого… Этого, - ротный, оглядев Гостьева с ног до головы, даже скосоротился от презрения, - этого в траншею. Возьмешь себе. В атаке - в цепь. И смотри, чтобы не ложился, - приказал он Андрею, а старшине разъяснил: - Не найдешь быстро замену, вари сам. И ужин тоже раздашь сам. Пошли, - снова приказал он Андрею и Стасу, когда каша была готова и они получили свои порции.

- Ах, ребята, ребята! - благодушествовал ротный, лежа на боку на разостланной шинели перед костерком. - Беда мне с вами. Беда и только! Один смотрит сычом, как будто это я виноват, что война. Ну чего, ну чего ты, Андрей, такой мрачный? Скажи хоть слово. А?

- Не с чего веселиться, - буркнул Андрей. Он сидел, скрестив по-турецки ноги, грел руки, подставляя их огню. - Тебе бы тоже не следовало сиять.

- Другой, - развивал свою мысль ротный, - другой лазит без спросу на ничью землю, считает звезды и… и далеко не похож на того солдата, которого рисуют на плакатах. А бедное ротное начальство….

- Ха-ха-ха! - засмеялся Стас. - А бедное ротное начальство не спит, не ест, исхудало… - Стас, говоря это, следил, как Степанчик режет сало, вскрывает рыбные консервы, режет хлеб, расставляет на шинели кружки: ротный получил офицерский паек. - И лишь по случаю взятия второй линии траншей дает, как пишут в газетах, ужин. На ужине присутствуют…

- Что, мы его не заслужили? - спросил ротный, сменив тон. - И дело не только в этой траншее. Наливай, Степанчик. Хотя нет, дай я. Сегодня только для посвященных, - он перехватил у Степанчика флягу и разлил водку в три кружки, пояснив:- Сегодня - студенческий мальчишник…

«Вот оно что», - догадался было Андрей.

- Сколько тебе?

Ротный вздохнул:

- Двадцать пять, - он снял шапку. - Совсем старик. Седой и старый… Но это было месяц назад, а сегодня… Сегодня я просто еще раз родился. - У ротного и правда виски были с сединой. - Но треть века прожита. Считай не считай. Это - если считать по-человечески. Без войны. А если с войной… если бы не звездочет, всего бы было треть века. Спасибо тебе. Я видел. Глупо быть убитым всего через месяц после дня рождения. - Ротный грустно посмотрел на них. Ротному явно было грустно. Он даже уронил подбородок на грудь. Он, наверное, вспомнил тот день и тот час.

Как это часто бывает, выбив немцев из траншеи, рота начала было растекаться по ней, но тут немцы бросили в контратаку резерв, и рота стала сжиматься, медленно отходя к флангу траншеи. Хуже всего было то, что по ходам сообщения к траншее из глубины немецкой обороны тоже перебегали немцы, накапливаясь для броска.

Ротный, ругая связистов, у которых что-то не ладилось с телефоном, отчего ротный не мог указать командиру батальона те участки, по которым следовало ударить из батальонных минометов, ротный бегал по траншее, командуя:

- Не отходить! Не отходить! Ни с места! Огонь! Огонь! Огонь! - Но немцы, чувствуя, что по ним не бьют ни артиллерия, ни минометы, вдруг по какому-то сигналу враз поднялись и побежали к траншее, и одновременно из ходов сообщения побежали и те, кто был там. Было видно, как колеблются их каски, все приближаясь.

Так случилось, что ротный, конечно же, с ним Степанчик, несколько солдат, Андрей и Стас были отрезаны немцами, которые, выскочив из хода сообщения, заняли кусок траншеи, разделив остатки роты на две части. Ротный, чтобы восстановить положение, вытолкнул всех солдат вперед, но атака по узкой траншее, где надо было бежать один за другим, не получилась. Тогда ротный, крикнув: «За мной!» - выскочил на бруствер. За ним выскочили Стас, Степанчик, Андрей и остальные. Все они, пробежав сколько-то по брустверам, швыряя гранаты, снова спрыгнули вниз. Как будто все получилось как надо - они вот-вот должны были соединиться с другой частью роты. Но, когда ротный пробегал мимо хода сообщения, вдруг несколько немцев - человек десять - выскочило прямо на него. Ротный дал очередь из ППШ, но на каком-то выстреле перекосило патрон, автомат заглох, и ротного хотел взять на штык какой-то длинный фриц, но Стас ухитрился дать коротенькую очередь над плечом ротного, фриц сразу же уронил винтовку, тут Стаса сбил на дно другой фриц и, навалясь на него, стал душить. Андрей, подскочив, в упор - в напряженную спину немца - всадил короткую очередь, запоздало подумав: «А вдруг - насквозь? И Стасу в грудь?» Немец дернулся, обмяк, придавливая Стаса своим весом, и Андрей рванул его за воротник шинели, сдергивая со Стаса.

Стае встал, держась за горло, судорожно глотая, пытаясь что-то сказать, но у него получилось только: «Куль-куль-куль!» Горло болело и отказывалось работать. Стас сел на корточки, глядя снизу вверх, и стал осторожно пить из фляжки.