Брат по крови

И вот наступил день, когда Кериму разрешили покинуть медсанбат. И хотя маленький чеченец в силу своего характера так и не завел себе здесь друзей, его вышел провожать почти весь батальон. Было пригожее весеннее утро. Ярко светило солнце, медленно поднимаясь в зенит.

— Смотри, больше не попадай к нам, — похлопав мальчишку по плечу, сказал Плетнев.

— И мины в руки больше не бери, — добавил старлей Голубев. — Лучше лазай по деревьям, так оно надежнее. Все пацаны в детстве должны лазать по деревьям, а не воевать.

Керим в ответ только ухмыльнулся и ничего не сказал.

Повар Вася на прощание подарил Кериму большую банку тушенки, а в придачу еще и пару банок сгущенного молока. Керим любил полакомиться сгущенкой. Мальчишка поблагодарил Васю, скупо помахал рукой провожающим и пошел к машине.

— Прощай, Керим!

— Прощай!

— Не поминай лихом…

Керим, поудобнее устроившись на заднем сиденье, выглянул в окно и снова скупо помахал всем рукой. Забурчал мотор, и санитарный «уазик» рванул с места, поднимая за собой клубы рыжей пыли.

— С ветерком поедем, товарищ майор, или как? — довольный тем, что он наконец-то добрался до руля, спросил меня водитель Миша.

— Давай с ветерком, — сказал я и улыбнулся. У меня тоже было хорошее настроение, ведь рядом со мной был живехонький Керим, которого я вез, чтобы вернуть его родным.

— С ветерком! — неожиданно повторил мои слова Керим, и я почуял в его голосе некий бесшабашный порыв, какой случается у человека, впервые прыгнувшего с парашютом.

Я оглянулся и увидел, как блестели его большие оливковые глаза. Парень наконец-то вырвался на свободу и радуется, облегченно вздохнул я.

До места мы добрались быстро. Миша гнал машину так, будто бы соскучился по лихой езде или же боялся опоздать на обед. Но мы не стали заезжать в наш лагерь — хотели поскорее передать пацана в руки его родственников. Когда мы подъехали к дому Керима, нам навстречу высыпала вся его родня. Лица у людей были напряжены, в глазах тревога — с чем на этот раз пожаловал доктор? Но увидев Керима живым и здоровым, люди воспрянули духом и заулыбались. Они бросились к мальчишке и, наперебой залопотав на своем языке, стали радостно тормошить его. Тут я и велел Мишке разворачиваться и гнать в часть.

ЧАСТЬ V

XL

Лагерь нас встретил обычной будничной суетой. Час назад люди вернулись с обеда и, немного отдохнув, принялись за нескончаемые армейские дела. Гремела сапогами проходившая мимо пехтура, ревели танки, и в воздухе висело удушливое облако гари. Где-то вдалеке слышались автоматные очереди — это одна из мотострелковых рот сдавала зачеты по огневой подготовке. Я был голоден, но в столовую идти поленился. Решил, что до ужина не помру. Ну а коль буду помирать, выручат соседи по палатке — у нас всегда было что пожрать и выпить, недаром вся полковая пьянь собиралась по вечерам именно у нас.

В палатке, кроме Макарова, никого не было. Я так соскучился по своим, что на радостях хотел было обнять начфина, но тот остановил меня жестом.

— Есть две новости. Выбирай, с какой начать — с хорошей или с плохой? — сказал он мне сухо, и я уловил чрезвычайность в его словах.

— Начинай с плохой, — ответил я и почувствовал, как сжимается в предчувствии недоброго мое сердце.

— Ваню Савельева убили… — не произнес, а выдавил из себя Макаров.

Я остолбенел. В голове у меня помутилось, и я почувствовал, что у меня слабеют ноги.

— Как… убили?.. Ты что такое говоришь! — воскликнул я, и в этот момент ноги мои подкосились, и я хряпнулся задницей на постель.

— Его уже мертвым принесли… Он ходил с маневренной группой в горы — там его и того… В засаду ребята попали, понимаешь? Как выбрались — сами не поймут, — говорил надорванным голосом Макаров. Видно было, что они тут крепко помянули Ваню — до сих пор начфин очухаться не мог.

Я обхватил голову руками. Эх, Ванька, Ванька! — едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, беззвучно повторял я. Ведь что я тебе говорил? Береги себя! А ты что ответил? А ты, как всегда, отделался шуткой: нагадали, мол, козе смерть, а она пердь да пердь… Ну вот и все, вот и конец комедии. Кто теперь будет казенный спирт из медпункта таскать, а? Ты подумал? Нет, брат, не подумал. И как тебя угораздило на пулю-то нарваться? А ты ведь говорил: заговоренный я, заговоренный! И крестик показывал — не убьют, мол, пока он со мной. Вот видишь, и с крестами убивают. Пуля ведь не живая, она не понимает, на кого летит. Чье сердце встало на пути, то и прошила. Вот как, брат, бывает, вот как…

А ведь я уже думал, что привык к смертям, что меня трудно надорвать чьей-то смертью, а вот Ваниной надорвался. Да так надорвался, что, когда Макаров принялся говорить мне о хорошей новости, я поначалу и не понял, о чем это он.

— Илона?.. Какая Илона? Что ты такое говоришь? — едва слышно шевелил я губами, а перед моими глазами все стоял мертвый Ваня Савельев. Огромный такой, каков он был в жизни, и добрый.

— Наверное, тебе лучше знать, — ответил Макаров.

И тут вдруг до меня дошел смысл сказанного им. У меня трепыхнуло сердце. Где она, где?! — хотел я закричать, но сумел сдержать себя. Более того, я нашел в себе силы, чтобы спокойно разобраться во всем, что на меня разом обрушилось.

Ох, Макаров, Макаров! Ну разве можно так поступать с товарищами? Мне бы и одного Ванюшки Савельева с лихвой хватило, а ты еще и Илону сюда же…

— Ну и где же твоя Илона? — наконец спросил я.

— Да не моя Илона-то, а твоя… У меня таких красавиц отродясь не было, — усмехнулся начфин.

— Моя, твоя… — недовольно пробурчал я и тут же осекся. — Послушай, а как ее вообще сюда занесло?

Макаров пожал плечами.

— Да как занесло? Так и занесло, — произнес он. — Заходит третьего дня к нам какая-то красавица в камуфляже и с порога: здесь живет майор Жигарев? Здесь, отвечаем. А в чем дело? Она молчит. Ну мы и давай ее расспрашивать — что да как.

— А она что? — стараясь быть равнодушным, говорю я, а у самого уже сердце трепещет, словно попавшая в силок птица.

— Ну ты даешь, егоркина мама! — возмущенно восклицает Женя. — К нему баба приехала, а он хотя бы радость выказал. Или, может, это нежеланный гость для тебя? Бывает ведь, пристанет какая, а тебе она не по душе.

Я поморщился. Ну о чем он говорит! И вообще, не надо вмешиваться в мою жизнь. Не надо!

— Так что, она еще в полку? — спрашиваю я.

— Кто, Илона-то? А куда ж ей деться, если она назначение к нам получила? Аккурат в твое подчинение и поступила. Везет же некоторым, — с неподдельной завистью произнес Макаров. — Не могли ко мне в финчасть такую девицу прислать. Мы бы с ней денежки-то посчитали!

Я не знал, что делать.

— Пойду в штаб — надо доложить «полкану», что я прибыл, — сказал я.

— Иди, иди, — буркнул Макаров. — А вечером приводи к нам эту твою Илону — выпьем, за жизнь поговорим. Глядишь, и на сердце легче станет. А то живем тут без женского участия и сохнем на корню. Так что приводи.

Я пошел в штаб. «Полкан» встретил меня хмуро. Видно было, что он не в духе. Так бывало, когда он получал очередной втык от начальства. Спросил, знаю ли я уже о гибели Савельева. Я ответил, что знаю. И только тогда он спросил про мальчишку. Когда узнал, что с ним все в порядке, вздохнул. И то ладно, сказал. Когда я уже собирался уходить, он остановил меня.

— Да, там у тебя пополнение, — сказал он. — Медсестричку прислали. Ты определись с ней. Странная девка. Из штаба дивизии мне сообщили, дескать, требует, чтобы ее обязательно отправили в наш полк. Ох уж эти мне Жанны д’Арк! Насмотрелись кино, и им войну подавай. А ведь война — это не кино. Здесь умирать надо.

Я не выдержал.

— Товарищ полковник, эта девушка, между прочим, фронтовик со стажем. И под пулями была, и на фугасе подрывалась. Несколько месяцев назад ее по частям в ростовском госпитале собрали, — выпалил я.