Страница 26 из 65
К этому времени наши подразделения уже спускались в низину, преследуя врага.
Вместе с комиссаром отряда имени Сталина — Платоном Горелым, командиром группы автоматчиков Ковалевым и Васей Коробко я сбежал к речке. Мы немного зарвались вперед и попали в неприятное положение: и немцы в нас стреляют, и пули своих достают. А засев за большой копной, мы увидели еще более неприятную вещь.
Группа противника, не считаясь с огнем, установила батальонный миномет против спускавшихся с нашей стороны автоматчиков.
Мы решили подобраться к миномету. От стога — рукой подать до беспорядочно раскиданных саней. Перебегая от саней к саням, мы уже были недалеко. Я бежал с Васей, Горелый — с Ковалевым.
Но откуда ни возьмись выскочил длинный, как телеграфный столб, гитлеровец и бросился на меня.
Мы схватились врукопашную. Силы оказались равными. Ни я его, ни он меня не повалит. А Вася прыгает вокруг нас с автоматом, никак не может выбрать Удобного момента, чтобы застрелить моего врага и не задеть меня. Вдруг Вася крикнул что-то и повалился нам в ноги. В ту же минуту, увлекаемый врагом, я упал вместе с ним в снег. Продолжая его держать, я увидел возле уха врага дуло пистолета, услышал выстрел. Гитлеровец сразу отпустил меня.
Я поднял голову. Передо мной стояла Лена.
Оказалось, что когда она подбежала, Вася схватил гитлеровца за ноги и повалил нас обоих, «чтобы легче было разобраться», как сказал он потом.
Немцы продолжали отстреливаться из-под саней, из-за кустов. Но Ковалев с подоспевшими к нему бойцами уже успел захватить батальонный миномет. Вася с Леной побежали на помощь к автоматчикам.
И радостно, и досадно мне было видеть Лену в гуще боя: довольно тут народу и без нее.
Возле миномета упал один из бойцов. Я заметил, откуда стреляли немцы: за кустом, засыпанным снегом, засело несколько человек. Я дал туда сильную автоматную очередь и одновременно услышал, как за моей спиной начал бить налаженный нашими миномет.
«Теперь порядок!» — решил я и оглянулся. Уползавший наверх обоз начал рассыпаться. Лошади кидались в разные стороны. Одни сани неслись по целине, и тотчас наперерез им от миномета отделилась группа наших.
Они бежали и что-то кричали, я не слышал, что именно. Впереди как на крыльях летели Вася и Лена.
Лена качнулась, прежде чем я успел догнать их. Сделав два-три шага вперед, она упала.
Когда я подбежал, Вася тряс Лену за плечо. Он немало смертей видел, но не мог, вернее, не хотел понять, что Лена убита.
Мы с Васей принесли ее в село.
Комиссару Горелому передали полевую сумку. Там вместе с документами был большой блокнот, почти весь заполненный записями.
— А пистолет, — сказал я Горелому, — Вася забрал. Я говорю — зачем берешь пистолет, а он.
Что пистолет!.. Пусть. — не стал слушать комиссар. Не глядя на меня, он взял блокнот, хотел раскрыть, но раздумал. Потом бережно завернул его в свежий номер газеты «Коммунист» и спрятал в штабные документы. В «Коммунисте» была напечатана статья Лены.
Тогда я впервые подумал: ведь это была ее главная работа. Для того, чтобы стать, как она хотела, подрывником, — совсем не нужно было интересоваться тем, что думает партизан, когда возвращается в лагерь после удачной операции. Но она незаметно, между делом, обязательно узнает, что у тебя было на душе.
«Про всех вас надо после войны книжку написать.» — сказала она тогда в санях по дороге на прорыв.
И вспомнилось мне еще, как я зашел однажды поздно ночью в землянку агитгруппы. Все спали. На ящике горела коптилка. Лена сидела, примостившись поближе к свету, с карандашом и этим самым блокнотом. — «Хватит тебе, будет. После напишешь», — сонным голосом сказала Лене Лидия Ивановна. Я поддержал ее, — надо же отдыхать когда-нибудь!.. Но Лена только покачала головой.
Вот тут, в этом блокноте — ее записи, впечатления, мысли. И главное — не то, какой из нее получился бы подрывник, сколько она уничтожила бы врагов, а какая бы получилась книга.
Мы не видели в Лене корреспондента, литератора. Свой основной труд она делала незаметно. Не подходила к нам с блокнотом и с карандашом, не смущала вопросами. Записывала ночами. А за день успевала сделать столько простого, будничного, партизанского, что стала она всем нам близким товарищем — нашей Леной.
Уже в сумерках, перед самым отъездом мы хоронили нашу Лену. Еще была слышна стрельба — отряд имени Сталина продолжал преследовать противника.
Мы стояли на краю неглубокой могилы.
— Спи спокойно, дорогой товарищ! — сказал навеки замолкнувшей Лене писатель Шеремет. — Свитлы образы Зои Космодемьянской и Лизы Чайкиной зорили перед тобою в глубокой тьме ворожьего тылу. Ихних подвигов ни на хвылыну не забувала ты, равнялась на полумяных героинь комсомолу. Ты отдала молоду жизнь народу, и вин тебе не забуде, мужня партизанко!
Прощай, наша Лена. — услыхал я за собой голос нашего парторга Воловика — Мы не забудем тебя никогда.
Центральный Комитет комсомола Украины сказал о нашей партизанке такими словами:
«Сумела организовать вокруг себя пропагандистский актив и создала группу агитаторов, которые проводили массово-политическую работу не только среди партизан, но и среди населения.
Ей удалось организовать систематический выпуск молодежных листовок. Лично Л. Кара-Стоянова провела сорок докладов, бесед среди бойцов и населения.
Товарищ Кара-Стоянова принимала участие в проводимых соединением операциях, показывая пример смелости и отваги, ведя за собой молодежь. В бою с немецкими оккупантами храбрая и отважная народная мстительница была сражена фашистской пулей.
ЦК комсомола Украины ходатайствует перед ЦК ВЛКСМ о представлении к правительственной награде товарища Л. Кара — Стояновой — за участие в боях и проявленный героизм в борьбе с немецкими оккупантами, за успешную организацию пропагандистской работы в соединении — орденом Отечественной войны.»
В этом документе не сказано, что отряд имени Чапаева назвал свой лагерь в Змеиных горах именем Лены Кара — Стояновой, что не один эшелон полетел под откос от рук наших партизан, напутствуемый словами: «За нашу Лену». Среди друзей Лены — подрывников — пятеро стало Героями Советского Союза, и никакая месть за нее не казалась нам достаточной.
И вот, почти через десять лет, случайно я узнал о Лене и ее семье много такого, что сделало ее образ в моих глазах еще более ярким.
Настоящее имя ее было — Лилия. Родина — Болгария.
Когда в сентябре 1923 года в стране вспыхнуло возглавленное Димитровым антифашистское восстание, Лилии было семь лет.
Александр Кара-Стоянов, отец нашей партизанки, был вождем повстанцев в городе Ломе. Здесь же, после двухдневных боев, он был схвачен предателями и расстрелян с группой соратников на Софийском шоссе (теперь — шоссе Александра Кара-Стоянова).
В стране началась свирепая реакция правительства Цанкова. Жену и товарища Александра — Георгицу Кара-Стоянову бросили в тюрьму с двумя маленькими дочерьми. Она была приговорена к смертной казни.
Друзьям удалось добиться ее освобождения, так как она ожидала ребенка. Арест и приговор, вынесенный Кара-Стояновой, вызвали глубокое возмущение в самых широких кругах населения. Палачи испугались гнева народа.
Находясь еще в тюрьме, семилетняя Лилия была связной для всех заключенных. Ей удавалось уходить в город, и она, как сознательный конспиратор, выполняла поручения старших, проносила на волю записки, ловко их прятала от жандармов.
В тюрьме родился брат Лилии, названный в честь погибшего отца Александром.
Международная организация помощи борцам революции сумела вывезти осиротевших детей революционеров за пределы их родины. Вместе с одной из таких групп Лилия Кара-Стоянова приехала в Москву. Она росла в детском доме. Ее воспитал комсомол, и она стала человеком, достойным комсомола, достойным своей революционной семьи.
Мать нашей Лены на долгие годы осталась в коммунистическом подполье. Она еще не раз попадала в тюрьму, подвергалась заключению в концентрационный лагерь, но ничто не сломило воли мужественной революционерки. Побег из тюрьмы, перемена имени — и она снова вступала в строй борющихся болгарских коммунистов. Одним из подпольных имен Георгицы Кара-Стояновой было: «Лена». И старшая дочь Георгицы помнила это. Вот почему Лилия так назвала себя у нас.