Страница 2 из 52
Повскакали тут с мест девчонки, те, что зимой над телятами шефствовали, закричали: «Нас в подпаски посылайте, нас…» А дед Авдей только головой покачал: не девчоночье это дело — в пастухах ходить. Тут мальчишки нужны да чтоб спорые были, резвые да выносливые. Вот вроде Митьки Савкина.
А сам всё к пионерам присматривается — на ком бы глаз остановить. И все ребята к Андрейке Сергачёву обернулись. Так уж повелось в отряде: как где провал или прорыв какой, требуется ли вожатый к первоклашкам, надо ли срочно скворечники изготовить или школьную изгородь починить — всегда он первым оказывается.
При этом никто Андрейку не называет, не назначает и он вроде на всё соглашается по своей охоте.
Вот и сейчас председатель совета отряда, толстенькая, щекастая Зина Лобачёва, объяснила ребятам, что посылать в подпаски в обязательном порядке они никого не имеют права — дело это добровольное, по желанию. А сама тоже всё время на Сергачёва поглядывала и даже рассказала историю о том, как Андейка уже работал «подпаском деда-мороза», помогал матери-овчарнице пасти прошлой зимой овец по снегу — овцы дышали свежим воздухом, нагуливали аппетит, подкармливались ветками деревьев.
И тогда Сергачёв поднялся с места, помял в руках кепку и негромко сказал:
— Ладно, ребята… Раз надо, так надо…
Дед Авдей крякнул, оглядел плотную Андрюшкину фигуру, с довольным видом погладил куцую бородёнку.
— Сергачёв, значит… Ничего, этот сгодится. По матери знаю. Только мне тебя да Митьки мало, ещё два помощника требуются.
— Тогда Петьку Теряева возьмите, дружка моего, — предложил Андрей, посмотрев на меня. — Мы с ним вместе зимой овец пасли.
Я вполголоса напомнил Андрею про наш летний поход, про Иваньковское городище, но он только покачал головой и шепнул мне:
— Пойми… Это же пионерское задание. Надо кому-то телят пасти.
— И меня в пастухи запишите, — подал голос долговязый Вовка Костылев. — Я уже и кнут сплёл.
— Правильно, дедушка, — шепнул ему Митька. — Бери их. Ребята безотказные, работать умеют. Я их знаю.
— Ладно, можно зачислить, — согласился Авдей и кивнул тёте Кате: — Оформляй их как положено. И пусть готовятся: одёжка там, обужка, кнуты… чтоб всё как надо… На днях телят выгонять будем.
2
Телят выгоняли чуть свет. Провожать их пришли завфермой тётя Катя Чашкина и телятницы с девчонками-шефами. Заявились и наши с Андрейкой матери.
Ожидая, пока подойдёт дед Авдей, тётя Катя пересчитала в загончике около фермы телят, поговорила о чём-то с телятницами, потом обратилась к нашим матерям. Она сказала, что я, Вовка и Андрейка просто молодцы, что согласились помогать деду Авдею пасти телят. Молодняк породистый, цены ему нет, за ним нужен глаз да глаз, а ребята мы не какие-нибудь шалопуты, а серьёзные, толковые ребята, и на нас можно вполне положиться. Да и подзаработаем мы, подпаски, за лето неплохо, справим к осени новую обувку, одежду, матерям поможем, младшим сестрёнкам и братишкам.
— Уж куда там! При таком кормильце-поильце хоть сейчас на пенсию переходи. — Мать весело взглянула на меня и, обернувшись к тёте Кате, призналась: — Главное, парень хоть при деле будет. И Авдей за ним присмотрит, не даст вольничать. Он ведь, мой-то, что удумал? На всё лето из дома улизнуть, в городище копаться. Целую торбу сухарей у него нашла, соли мешочек, спички… А теперь я хоть спокойна буду…
К тёте Кате приблизилась сухонькая, согнутая в крючок Вовкина бабушка и протянула ей что-то завязанное в белый платок:
— Не побрезгуй, Екатерина Ивановна!
— Что это? — растерялась тётя Катя.
— Да подарочек тебе, свеженькие… только что из-под несушек. Ты уж прими. Превеликое вам с дедом Авдеем спасибо, что Вовку моего непутёвого призрели… В подпаски взяли. — И она словоохотливо принялась объяснять, как лихо её внуку сидеть в школе за партой, как учение не идёт ему на ум и как ему сейчас самое время привыкать к пастушьему делу.
Тётя Катя с досадой сунула узелок с яйцами в руки Вовкиной бабке и встретилась взглядом с Зиной Лобачёвой:
— Это что ж, Зина? Неучей в пастухи-то посылаем…
— Так Вовка же добровольно вызвался, — в замешательстве начала было Зина, но тут к телятнику подошли дед Авдей и Митька.
Они были при полном параде. Старик в жёстком брезентовом дождевике, который гремел, словно листовое железо, в сапогах, смазанных дёгтем, кнут, свёрнутый в толстое кольцо, перекинут через плечо. На Митьке тяжёлые лыжные ботинки и тёплый стёганый ватник. Знаменитый его кнут свисал с плеча и змеился по росистой траве, оставляя тёмный след. За Митькой трусил Ураган, а вернее, всем известный в деревне пёс Кутька, лохматый, взъерошенный, с обрубленным хвостом.
Оглядев наши с Андрейкой лёгкие ботинки и курточки, дед Авдей покачал головой:
— Не по форме одеты, пастыри, не по форме. Не на прогулочку идём, не цветочки-ягодки собирать. Всякое может случиться: и жара, и холод, и ливень с градом.
— Это мы пока, временно… Справим потом… — пообещал Андрейка.
Особенно не понравились деду наши кнуты, которые мы наспех сплели из концов верёвок.
— Телятам на смех. Лучше уж вы хворостинами да палками запаситесь.
Зато он похвалил Вовку Костылева, который был в сапогах и тёплой фуфайке, а кнут его, пожалуй, ничем не уступал Митькиному.
К пастуху подошла тётя Катя:
— Ну что ж, Авдей Силыч. Принимай по счёту телят, и ни пуха вам, ни пера. Хорошей пастьбы, больших привесов!
— Это уж как пить дать, — заверил Авдей. — Моё слово твёрдое, кремень-камень. Будет вам жирок, будет и мясо. Готовь премии, хозяйка.
— Было бы дело сделано, а за нами не пропадёт, — пообещала тётя Катя.
Авдей вошёл в загон, пересчитал телят, хотя это было и нелегко — телята скакали, резвились, перебегали с места на место, — потом оглядел телятниц и распорядился:
— Посторонних прошу разойтись!
— Это мы-то посторонние? — обиделись женщины.
— А кто телят нянчил да пестовал?
— Вот проводим, распрощаемся — тогда и командуй!
— Ну-ну, — снисходительно согласился Авдей. — Милуйтесь, целуйтесь… И кончики. В последний чтоб раз. Я в стаде чужого духа не потерплю. — Он кивнул Митьке, и тот открыл ворота изгороди.
Потом Авдей заученным движением, словно кинжал из ножен, выхватил из-за пояса лубяной пастуший рожок, приложил к губам и выдул задорный, игривый мотивчик, что-то вроде: «Хорошо рожок играет, разговаривает… Выгоняйте вы скотину на широкую долину…»
— Артист! — улыбнулась тётя Катя. — Прямо спектакль разыгрывает.
Авдей наконец выдул последнюю призывную ноту и сунул рожок за пояс.
Но сигнал к выгону почему-то не произвёл на телят особого впечатления. Они не устремились к выходу из загончика, а только умерили свою резвость и сгрудились около открытых ворот телятника.
— Выгоняйте! — скомандовал нам дед Авдей.
Митька, щёлкая кнутом и пронзительно свистя, ворвался в загон. Ураган зашёлся истошным лаем, мы с Андреем принялись размахивать хворостинами.
— Э-эй, мокрогубые! Пошли, пошли!
Телята не выдержали такой атаки и ошалело заметались по загону. Задрав хвосты, они с тревожным мычанием бегали по кругу или носились от изгороди к изгороди, сталкивались, толкались, опрокидывали друг друга, но выскочить за пределы загона никто не решался.
— Так, Авдей Силыч, дело не пойдёт, — вмешалась тётя Катя, останавливая расходившихся подпасков. — Совсем запугаете молодняк… Тут добром да лаской нужно. Ну-ка, бабы, девчата, поманите их по-своему!
Телятницы и девчонки-шефы оттеснили пастушат в сторону и принялись ласково звать телят по кличкам: Ночка, Незабудка, Ромашка, Находка, Черныш, Буян, Клеверок. Для каждого нашлись и корочка хлеба и кусочек жмыха.
Успокоившись, телята потянулись за своими няньками, незаметно вышли из ворот загона и побрели вдоль наезженной полевой дороги.
Дед Авдей шёл впереди стада, Андрейка — с правой стороны, Вовка — с левой, мы с Митькой подгоняли телят сзади.