Страница 49 из 49
— Когда он недавно вез меня, то рассказал, что его семья триста лет трудится здесь не покладая рук, а у него самого, кроме такси, ничего нет.
— Зато такси у него хорошее, — сказал я.
— Да, он все время до блеска натирает кузов и пылесосит внутри, — сказала она. — Наверно, это его способ сделать так, чтобы горе не подступалось, не знаю, правда, какое горе у него.
— Уже триста лет оно подступается, — сказал я.
Пол Шлезингер беспокоил нас обоих. Я все время размышлял о том, что чувствовала его беспомощная душа, когда плоть кидалась на ручную гранату, которая вот-вот взорвется.
— И как только она его не убила? — удивлялась Цирцея.
— Непростительная небрежность рабочих с фабрики, где их делали.
— Его плоть сделала это, ваша — ту картину в амбаре, — сказала она.
— Может, вы и правы. Душа моя не сознавала, какую нужно написать картину, а плоть написала.
Она откашлялась.
— Так не пора ли вашей душе, которая вечно стыдилась плоти, воздать ей за то, что в конце концов она создала прекрасное?
Я задумался.
— Может, и тут вы правы.
— Тогда пусть так и будет.
— Каким образом?
— Поднесите руки поближе к глазам, посмотрите с любовью на эти удивительные и мудрые живые существа и скажите громко:
— «Благодарю тебя, Плоть».
Так я и сделал.
Поднес руки к глазам и громко, от всей души, произнес:
— Благодарю тебя. Плоть.
О, счастливая Плоть. О, счастливая Душа. О, счастливый Рабо Карабекян