Страница 35 из 46
Все было готово, кроме письма. Лежа с закрытыми глазами, я обдумывал, как его написать.
Внезапно мне почудился шорох. Сердце мое замерло… Кто-то явно стоял за дверью… От волнения я не смог дохнуть. Я притворился спящим. Дверь потихоньку отворилась, и я услышал легкий шелест платья. Все ближе… Открываю глаза и вижу… Кого? Туффаху! Она берет английский роман и вкладывает в него листок бумаги.
— Что ты делаешь, Туффаха? — закричал я.
Девочка испуганно обернулась, потом покорно опустила головку и сказала:
— Клянусь великим Аллахом, я ничего не делаю!
Я взял книгу, вынул записку и сразу же почувствовал знакомый аромат духов. «Люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу», — прочитал я.
О! Я готов был схватить девочку и выбросить ее из окна.
— Ты рассердился? — спросила она, обнимая меня.
— Нет, обрадовался! — ответил я, побагровев. Но, видя, что она вот-вот заплачет, посадил ее на колени и спросил:
— Тебя кто-нибудь научил так делать?
— Никто, клянусь Аллахом!
— Тогда, значит, ты сама писала записки и вкладывала их каждый день в книгу?
— Да. — Она кивнула головой и протянула мне свои пальцы, выпачканные чернилами.
— А для чего ты это делала? — снова спросил я.
— Потому что я люблю тебя, — ответила она, и глаза ее наполнились слезами.
Я внимательно посмотрел на нее:
— Ты так сильно меня любишь?
— Да, — подтвердила она спокойным, как обычно, тоном. — Я люблю тебя и отдаю тебе всю свою душу.
Я расхохотался и крепко обнял девочку:
— А у кого ты научилась этим словам?
— У моей учительницы арабского языка. Она часто повторяет их.
— Она говорит их тебе?
— Нет, не мне. Она меня не любит, и я ее тоже. Она всегда говорит эти слова в классе, не глядя на нас, потом глубоко вздыхает, пишет их на промокательной бумаге… и кладет в книгу учителю арифметики.
— А зачем ты скрывала это от меня?
— Наша учительница тоже скрывает свою тайну от учителя!
Я взял Туффаху на руки и достал для нее из шкафа плитку шоколада. Потом мы с ней подошли к окну, и я увидел Хайат и Амаль, гулявших в саду. Долго я стоял у окна, глядя на них, и молчал.
На следующее утро я собрал свои вещи, и поезд умчал меня в Каир.
Целую неделю я ни с кем не встречался… и не гляделся в зеркало!..
Стопроцентный успех
Перевод А. Метлова
Меня зовут Мансур Рафиу-д-Дин, вернее — устаз[43] Мансур Рафиу-д-Дин. Я журналист, точнее — потомственный журналист. Профессию эту я унаследовал от отца, отец — от моего деда, а тот — от моего прадеда. Журналистика вошла в плоть и кровь нашей семьи.
Из-под пера моего вышли нашумевшие статьи. Это могут засвидетельствовать мои друзья. Для профессии журналиста у меня все данные: и умение писать, и прочие способности. Только вот нет гонорара, который обеспечил бы мне и моей жене сносную жизнь.
Я работаю редактором в газете «Управляемые ракеты». Все отдают должное моим произведениям. И лишь главный редактор их совершенно не ценит. Он уверяет, что статьи мои лишены какой бы то ни было занимательности. Более того, считает, что я ретроград. Нисколько не церемонясь, он может во всеуслышание заявить, что идеи мои несовременны, а стиль груб, как неотесанный камень.
Сколько раз он обрушивался на меня:
— Неужели вы не можете дать что-нибудь новенькое, милостивый государь?.. Ну, подумайте, какие темы могли бы увлечь читателя! Освежите стиль, сделайте его более упругим…
Он хочет, чтобы я уподобился писакам-халтурщикам, каких немало среди моих коллег. Прошу прощения, коллеги, что вынужден наградить вас таким эпитетом — что поделаешь! Но вы быстро утешитесь, сто́ит вам принести редактору свою дешевую и лживую стряпню. Нет, я никогда не уподоблюсь вам. Я далек от той пропасти, в которую скатились вы. Я доволен собой — моя совесть чиста. Но, увы, нужда меня очень стесняет, а откровенно говоря — просто душит. Я с головой погряз в долгах.
— О, мое утраченное счастье! — без конца повторяет моя жена. — О, несбывшиеся надежды! О Рафиу-д-Дин, в черный день пошла я за тебя замуж!..
Причитания жены действуют мне на нервы, и я спешу ее утихомирить:
— Не печалься, о свет очей моих. Все уладится. Не век же быть беде. Терпение — ключ к счастью…
В ответ она награждает меня такими тумаками, что я едва удерживаюсь на ногах.
Я спешу запереться в своем кабинете и начинаю лихорадочно искать оригинальную тему, которая помогла бы мне наконец завоевать благосклонность главного редактора.
И темы не обходят меня стороной. Они роятся в голове, громоздятся, наползают друг на друга. Но ни одна не приходится мне по душе…
Со всех сторон меня окружают книги — это моя домашняя библиотека. Из них-то я и черпаю мысли и вдохновение, выражения и обороты речи. Как он величествен, этот шкаф! Ему нет цены — ведь он ровесник моему прадеду, главе и основателю нашего славного рода Рафиу-д-Дин. Гиганты мысли и интеллекта переполняют этот шкаф. Но моя жена! Она никак не хочет признать достоинства этого шкафа, постоянно изливает на него всяческую хулу; а стоит мне помянуть его добрым словом, тут же затыкает мне рот.
Я заметил, что каждый раз, когда дела наши особенно плохи, из шкафа убывают книги. Оказывается, моя невежественная, легкомысленная жена (да простит ее Аллах!) использует мою книжную сокровищницу для того, чтоб прокормиться. Она продает корифеев мысли за жалкие гроши и на эти деньги покупает съестное. А когда однажды я упрекнул ее, она разразилась криком:
— Уж не хочешь ли ты, ничтожество, чтобы я готовила тебе еду из собственного мяса! О презренный!
Творения ибн Малика и аль-Харири[44], по убеждению моей жены, равноценны тарелке варева. И, к величайшему стыду моему, должен признаться, что с некоторых пор я вынужден поглощать за обедом и ужином гениальнейших мыслителей.
…Запершись в комнате, я лихорадочно работаю. Часы бегут за часами. Я пишу начерно и набело, тут же снова переписываю начерно и набело, чтобы создать шедевр, венец творенья! Затем сломя голову мчусь в «Управляемые ракеты» и вручаю свое произведение главному редактору.
Он листает страницы рукописи. Прочитав несколько абзацев, кривит рот и презрительно фыркает:
— Окаменелые мысли, а слова — что булыжники. Неужели вы не способны принести наконец хоть одну статью, годную для печати? — Он сверлит меня взглядом. — Вы читали, что пишут ваши коллеги?
— Нет, не читал.
— А зря. С них надо брать пример, подражать им надо, если хотите добиться успеха.
— А вы не порекомендуете что-нибудь из написанного ими?
— Пожалуйста. Вот, например, великолепное руководство «Как зарезать тещу без боли». А это чудесная новинка «Папа с дочкой танцуют рок-н-ролл». Или другая волнующая вещь — «Губы из пластмассы — на любой вкус»… Видите, ваши собратья по перу идут в ногу с веком! А вы что предлагаете? «Мужчины — наставники женщин», «Самое ценное в человеке — сердце его и язык». А это что такое? «Различие между соединительной хамзой[45] и разделительной». Какая скучища! И откуда только, уважаемый, вы извлекаете подобные темы?
— Из книжного шкафа, фундамент которого заложил мой прадед.
— Ах, вот где корень зла! Да ищите лучше темы на базаре, на улице, в гуще людей, ищите необычное и интересное в самой жизни.
Я покинул «Управляемые ракеты», проклиная день и час, когда решил стать журналистом. Да, надо бросать эту профессию. Она не для нас, обиженных судьбой неудачников. Надо выбирать новую дорогу в жизни, искать другую работу. Я готов стать дворником, официантом, чистильщиком сапог, возжигать благовония на похоронах — делать что угодно, только не писать. С этого дня рука моя не прикоснется к перу. Стоит ли рекомендовать средство «как зарезать тещу без боли», когда ее надо убивать с болью, и притом с мучительной!
43
Уста́з — принятое в арабских странах обращение к обравованным людям.
44
Ибн Ма́лик (1273–1331) — арабский энциклопедист, историк и географ;
аль-Хари́ри (1054 (1055) — 1122) — арабский литератор и грамматик.
45
Хамза́ — одна из согласных букв в арабском алфавите.