Страница 31 из 46
Что касается шейха охраны, то он получал указания своего начальника и старательно проводил их в жизнь. Когда занятия кончались и шейх направлялся домой, он чувствовал, что на него со всех сторон устремлены робкие, испуганные взгляды. А мальчишки, едва завидев его, обращались в бегство, освобождая ему дорогу.
Однажды он обучал свой отряд и был очень недоволен одним из стражников. Шейх обвинил его в нерадении и в грубости своей перешел всякие границы. Стражник был сильнее его и старше. Он набросился на него и нанес ему сильный удар в висок. Оба противника сцепились, началась потасовка.
Это известие дошло до старосты, он тотчас явился, разнял дерущихся и тут же издал приказ об увольнении стражника, так как тот нарушил основной пункт воинского устава, гласящего о беспрекословном послушании и дисциплине.
Приказ был приведен в исполнение. При всем строе начальник вызвал стражника и лишил его отличительного значка и форменной одежды — так вождь лишает провинившегося солдата знаков отличия и отнимает у него оружие. Обиженный стражник ушел, распаляя сердце свое злобой и ненавистью.
Глубокой ночью у пылающего костра собралось несколько стражников: греясь, они рассуждали о событиях дня.
— Шейх не имеет права бить нас по лицу.
— Но он говорит, что дисциплина — основа военной службы.
— Как бы то ни было, а никому не дозволено унижать создание Аллаха.
— Шейх и вправду стал забываться, — проговорил первый. — Буйствует, говорит грубости. Да и не годится он на эту должность. Мы куда сильнее и ловчее его.
— Староста скоро поймет, что обманулся в нем, — сказал кто-то.
А один стражник, редко высказывавший свое мнение, заметил:
— Денег шейх охраны получает вдвое больше нашего, а ведь он не больно утруждается службой. Лишь кричит да приказывает.
Тут все увидели на дороге силуэт и замолчали, стараясь разглядеть, кто это. Оказалось — изгнанный стражник. Его пригласили к костру. И долго еще слышался зловещий шепот, подобный шипению змеи.
Шли дни. Никто не осмеливался пожаловаться начальнику на несправедливость шейха охраны, но все это время деревня, казалось, жила под покровом какой-то тайны.
Стражники продолжали заниматься все так же энергично и настойчиво. Шейх ощущал силу своей власти, гордость и самомнение его возрастали. На подчиненных щедро сыпались пинки и пощечины. Шейх оскорблял их, возводил на них напраслину, предъявлял нелепые претензии, без причины увольнял. И староста всегда был шейху поддержкой и опорой.
В феллахах рос страх перед авторитетом шейха и его высоким положением. Люди заискивали перед ним, ходили к нему толпами, моля о заступничестве и других милостях.
Дом шейха стал гаванью, куда стекалось множество даров и подношений.
Однажды староста отчитал шейха за какую-то оплошность, но это не сделало его более сострадательным к подчиненным. Он по-прежнему был жесток с ними. Опьяненный властью и тщеславием, шейх забыл, что сам он орудие в руках начальника, забыл и про заповедь, гласившую, что дисциплина — основа военной службы.
Постепенно отношения между начальником и шейхом охраны испортились; слухи об их ссоре начали расползаться и оседать повсюду, как пыль.
Вскоре к начальнику стали поступать жалобы на несправедливость, — люди просили образумить тирана, сеющего зло в деревне…
Долго размышлял староста, как поступить с шейхом охраны, и пришел к твердому решению — предать этого человека дисциплинарному суду.
И суд состоялся. Важно восседал на своем месте начальник. Справа от него пристроился имам мечети, изнемогающий под тяжестью своей чалмы; слева — шейх, который записывал для покойного старосты счета, — такой малорослый и тощий, что едва был заметен.
Суд проходил в мрачной и ветхой комнате, потолок которой готов был каждую минуту обрушиться. Обвиняемый стоял перед судом в окружении свидетелей.
День клонился к вечеру, а суд все продолжал слушание дела. В комнате стояла духота — дыхание людей вытеснило свежий воздух, со лбов стекал пот.
Староста был сосредоточен, глаза его горели. Расстегнув рубашку и засучив рукава, он исполнял свои обязанности, следя за порядком заседания, с энтузиазмом отдавая различные приказания.
Наконец председатель суда счел нужным уединиться, чтобы вынести приговор. Он велел освободить помещение.
Через некоторое время всем было разрешено войти и выслушать постановление суда. Помещение вновь заполнилось; люди толпились в проходах, напрягая слух…
Едва заняв свое место, староста принялся читать по бумаге, которую держал в руке. Повторив несколько раз: «В виду того, что…» — он объявил свое окончательное решение: уволить шейха охраны, обязав его уплатить большой штраф.
В комнате поднялся шум. Одни кричали: «Да здравствует правосудие!», другие — «Долой ненавистного тирана!»
Тяжело ступая, нервно поигрывая плетью, начальник прошел сквозь людскую толпу и, довольный собою, отправился домой. Едва добравшись до своего кресла, он упал в него обессиленный.
Деревня не спала всю ночь, обсуждая, кто же будет назначен вместо уволенного шейха. Люди усаживались на мастабах[41] и жарко спорили. Каждый пытался выставить свою кандидатуру. Все понимали, что этот важный пост означает большую власть и сулит значительную выгоду.
Незаметно, группами и поодиночке, феллахи пробирались к дому начальника. Острожно проходили они в ворота.
До глубокой ночи в комнате начальника горел свет, и в окне взад и вперед двигалась его тень.
В свете раннего утра у дома начальника была видна толпа людей, ожидавших его появления. Они хотели узнать, к какому решению пришел он ночью, на кого пал выбор.
Едва заметив его приближение, они бросились к нему, надеясь услышать хоть намек о его решении.
Но он прошел мимо них с надменным видом, храня эту великую тайну. И лишь войдя в комнату, где накануне заседал суд, он объявил свою волю: шейхом охраны назначается уволенный стражник. Староста словно задался целью восстановить истину, проявить гуманность по отношению к стражнику, с которым столь незаконно обошелся прежний шейх. Пусть люди убедятся, что правление нового старосты зиждется на справедливости.
Едва начальник объявил о новом назначении, на лицах присутствующих появилось выражение изумления: никому из них и в голову не приходило, что выбор падет на уволенного, — у каждого была своя кандидатура, но этого человека никто не выдвигал…
Толпа глухо зароптала. Тогда начальник щелкнул хлыстом, и люди отступили, и спокойствие возвратилось к ним.
Новый шейх надел просторный мундир, пристроил на голове шляпу с красным значком и взял в руки большую дубинку…
Скоро на плацу вновь появился отряд стражников, и снова зазвучали магические слова:
— Направо кругом!
— Вперед марш!
— Стой!
— Отдать честь!
Закончив муштровку, новый шейх отправился домой, отвечая на приветствия всем, кто ему встречался. Едва подошел он к калитке, толпа крестьян с подарками и подношениями встретила его. Все спешили выразить ему свои поздравления и высказать просьбы…
Шли дни за днями, отравляя жизнь изгнанному шейху оскорблениями и преследованиями со стороны нового шейха. Его поддерживали те, кто таил против прежнего шейха злобу, помня, как тот притеснял их во времена своего могущества.
Положение нового шейха изменилось. В его доме неожиданно появилось благополучие. К нему узнали дорогу те, кто нуждался и искал защиты. У шейха появились сторонники и приверженцы.
Должность шейха охраны приобрела популярность. Эта должность привлекала блеском своей славы: к ней стремились сердца, с ней связывались честолюбивые помыслы, вокруг нее разгорались страсти.
Несколько раз деревня была напугана случаями воровства, истребления посевов, затопления полей, и в дом начальника стали поступать жалобы на нового шейха охраны. Ему приписывали ужасные пороки.
Долгие часы проводил начальник, внимательно рассматривая эти жалобы. Он дополнял их своими замечаниями, комментариями, сопоставлял факты, толковал их, стараясь добраться до истины.
41
Маста́ба — каменная скамья вокруг дома.