Страница 104 из 127
В исследовании 2004 г. сделан такой кардинальный вывод: «Чрезмерная поляризация общества, прогрессивное сужение социальных возможностей для наиболее депривированных его групп, неравенство жизненных шансов в зависимости от уровня материальной обеспеченности начнет в скором времени вести к активному процессу воспроизводства российской бедности, резкому ограничению возможностей для детей из бедных семей добиться в жизни того же, что и большинство их сверстников из иных социальных слоев» [27] (выделено авторами статьи).
Трудно представить себе общество, которое положительно оценило бы такой тип социального бытия, — даже если бы в опросе не участвовали бедные.
Приведем данные некоторых поздних крупных исследований, в которых опрошенные дают косвенные оценки приватизации через свое отношение к вызванным ею изменениям в жизнеустройстве. Вот сравнение результатов двух больших исследований образа жизни — в 1981-1982 гг. (опрошено 10 150 человек) и в 2008 г. (опрошено 2017 чел.). Общий вывод таков: «Наиболее противоречиво оцениваемые изменения в российском образе жизни за прошедшие четверть века произошли в одной из главных сфер человеческого взаимодействия и общения — в микросреде» [28].
Авторы (А.А. Возьмитель и Г.И. Осадчая) пишут: «Общий вектор происшедших изменений — активное расширение зоны действия норм негативных и сужение позитивных. Так, в 8,4 раза уменьшилась доля микросред, в которых почти все люди уверены в завтрашнем дне, и в 2 раза стало меньше тех, в ближайшем социальном окружении которых также почти все стремятся работать как можно лучше… В 4,4 раза стало больше людей, в ближайшем социальном окружении которых почти все озабочены исключительно собой, личным благополучием. Мы наглядно видим, что лучше работать постепенно заменяется на лучше потреблять”, взаимопомощь на эгоцентризм, уверенность в завтрашнем дне на социальную и национальную напряженность. Все это признаки явной деструкции социальных отношений, масштабы которой достаточно хорошо видны из сравнительного анализа характера социального окружения людей в советское и нынешнее время. Отчетливо видна тенденция замены благоприятной для нормального человека социальной среды на неблагоприятную, паразитически-эгоистическую, агрессивно-враждебную. Все эти процессы являлись прямым результатом вполне определенной экономической, социальной и идеологической политики, проводившейся в пореформенные годы.
Последовательное и целенаправленное разрушение экономических, социальных, политических и идеологических основ советского государства в течение последних пятнадцати лет при фактическом отсутствии созидательно-творческой деятельности (если, конечно, не считать таковой криминальную приватизацию общественной и коллективной собственности, постоянную борьбу за ее передел, а также разрушение принципов солидарности, коллективизма во всех сферах жизни общества) привели к вполне ожидаемым и закономерным результатам: нынешняя Россия — государство, в представлениях сегодняшних россиян, в основном криминальное (65,3%), основанное на индивидуализме (51,9%), безнравственное (45,4%), обирающее своих граждан (47,1%) бедное (40,7%), зависимое (36,3%), слабое (34,7%), опасное для своих граждан (35,8%). В основе всех этих “достижений”, как показывает исследование, индивидуализм, эгоизм, отчуждение людей друг от друга, насаждаемые в течение двух последних десятилетий.
Правда, результаты нашего мониторинга социальной ситуации в России фиксируют в последние пять-шесть лет улучшение всех составляющих социального самочувствия населения. Однако наметившиеся позитивные сдвиги, как мы видим, не компенсируют социально-экономических и психологических издержек проведенных реформ» [28].163
В.Э. Бойков приводит данные опросов населения в возрасте 18 лет и старше (объем выборочной совокупности — 2400 человек) и экспертов (242 человека), проведенных Социологическим центром РАГС и Институтом социальных исследований (осень 2009 г.) в 24 субъектах Российской Федерации. Предмет — социально-политические ориентации россиян, в которых оценка приватизации выражена косвенно.
Автор начинает статью с проблемы дезинтеграции общества именно по ценностным основаниям: «Достижение ценностного консенсуса между разными социальными слоями и группами является одной из главных задач политического управления в любой стране. Эта задача актуальна и для современного российского общества, так как в нем либерально-консервативная модель государственного управления, судя по материалам социологических исследований, нередко вступает в противоречие с традициями, ценностями и символами, свойственными российской ментальности» [29].
Каков же главный критерий оценки пореформенного жизнеустройства России при взгляде граждан через призму нравственных ценностей? Автор делает исключительно важный вывод: «В иерархии ценностных ориентаций ключевое значение имеет “социальная справедливость”. Для большинства опрошенных она по-прежнему означает преимущественно социальное равенство, что проявляется в оценке различий между людьми по принципу получения ими доходов. Во взглядах респондентов на соответствие оплаты труда трудовым усилиям произошел существенный сдвиг в сторону социального равенства… Оценки социальной справедливости с точки зрения морали предстают как осознание людьми общественно необходимого типа отношений.
Как показывают данные исследований, распределение мнений о сути социальной справедливости и о несправедливом характере общественных отношений одинаково и в младших, и в старших возрастных группах. Именно несоответствие социальной реальности ментальному представлению большинства о социальной справедливости в наибольшей мере отчуждает население от политического класса, представителей бизнеса и государственной власти» [29].
Справедливость — ценность фундаментальная, и приватизация, которую 75% населения считают грабежом, не может получить позитивную оценку. Ответы, которые социологи принимают за положительные оценки, требуют особой интерпретации, они говорят о том, что у этих респондентов искомая латентная величина «замаскирована» или подавлена каким-то побочным фактором.
Методологические трудности анализа восприятия общества. Разберем более подробно результаты большого Всероссийского исследования (май 2006 г.), о котором было сказано в начале статьи. Его результаты изложены в статье В.Н. Иванова «Приватизация: итоги и перспективы» [1].
Приведенные в ней данные и их трактовка служат хорошим материалом для обсуждения методологических проблем кризисной социологии. Проблемы, о которых пойдет речь, имеют общий характер, и данное исследование мы привлекаем как объект анализа именно потому, что оно по масштабу и широте подхода выделяется из частных опросов и позволяет ставить общие вопросы, которые возникли со сменой поколений в первое десятилетие XXI в. Различия в мнении поколений всегда существуют, но именно с выходом на общественную сцену первого постсоветского поколения (рождения 1980-х гг. и позже) обнаружился разрыв непрерывности, «некоммуникабельность» (несоизмеримость ценностных шкал) молодежи и старших поколений. Это и породило совершенно новые методологические проблемы, которые надо обсудить.
В работе [1] поднят ряд проблем — адаптации разных социальных групп и слоев к тому жизнеустройству, которое складывается в ходе реформ; отношения россиян к частной собственности и к общности собственников и т. д. Здесь затронем проблему интерпретации данных и выводов только по одному вопросу — о той оценке приватизации, которая сложилась в обществе за время после ее проведения.
Общепризнано, что приватизация расколола российское общество, и сегодня уже ее осознанная и отложившаяся в культуре оценка стала фактором, определяющим динамическое равновесие процессов консолидации и дезинтеграции общества.
Заметим, что здесь, как и в исследовании [1], не идет речь о нашей (социологов) оценке приватизации, это совершенно другая тема. Мы говорим о совсем другом социальном явлении — восприятии приватизации и ее последствий в обществе. Конечно, сама приватизация и ее восприятие — суть разные срезы одного явления, но в аналитических целях мы их разделяем. В известном смысле, образ приватизации создается в общественном сознании.
163
В примечании сказано: «Поскольку опрос завершен осенью 2008 г. (примерно в начале мирового финансового кризиса), можно ожидать, что и так весьма критичные оценки современного Российского государства сегодня были бы гораздо более жесткими. Синдром, вполне достаточный для подрыва экономических, политических и духовных основ любого государственного образования».