Пароль — «Прага»

Теперь в соединении было десять отрядов. Вскоре штаб в лесу создал еще один отряд, который чехи назвали русским. Возглавляли его Владимир Груша и Сашко Гоцеридзе. Сельские партизаны помогали продовольствием и одеждой. В русский отряд приходило немало чехов, преимущественно коммунистов-подпольщиков, сбежавших от преследований гестапо и концлагерей. Они тоже нуждались в оружии. А добыть его можно было только у врага.

Связались с Москвой.

Москва одобрила работу партизан и советовала действовать соответственно обстановке.

ВСАДНИКИ МЕНЯЮТ КОНЕЙ

Взрыв на Пршибрамской железной дороге услышали и в Добржише. Кто-то из прислуги дворца даже принес хозяевам партизанскую листовку, добытую у власовцев. Хильда с омерзением и страхом смотрела на смятую пожелтевшую бумажку.

— Соединение — это больше дивизии? — спросила она.

Бранку меланхолично опустил глаза.

— Постараюсь уточнить для тебя, милая, — ответил он сухо.

На второй день после взрыва на железной дороге Кругера вызвали в Прагу. На обратном пути полковник заехал к Бранку. Он торопился и, не раздеваясь, направился в кабинет Хильды. Здесь никто не будет мешать интимному разговору.

Они молча выпили виски.

— Вы совсем забыли обо мне, я бог знает что думала… — начала Хильда.

Кругер взял ее руку в свою:

— Милая моя, нам не до сентиментальностей.

— Вы видели их листовки? — спросила Хильда тихо. — Что означает тот взрыв в Пршибраме? Мы терпим поражение?

Кругер снова выпил.

— Милая фрау, — начал он, — не нужно торопиться с выводами. Жизнь мудрее нас, и нам нужно всегда трезво оценивать ее.

Хильда откинулась на спинку кресла, приготовилась слушать.

— Настало тяжелое время. Враг у самого порога. Сегодня меня ознакомили с одним планом, точнее, с двумя. Сейчас главное для нас — Прага. Ее нужно удержать, а если не удастся — обязательно вывезти все, что принадлежит Германии. Есть специальный приказ. В Праге зашевелилось красное подполье, и гиммлеровским молодчикам работы по горло. Город живет по военной команде. Мы шлем туда войска и оружие. Путь лежит через Пршибрамский округ. Вы представляете, милая Хильда, что это означает?

— Я уже чувствую, — прошептала Хильда.

— Нет, дорогая, вы еще не нюхали того пороху, который могут зажечь тут эти русские партизаны. Гауляйтер предлагает мне немедленно принять решительные меры: очистить округ от партизан или, в крайнем случае, нейтрализовать их, загнать глубоко в леса.

— И вы обещали, вы клялись, что очистите округ, — в тон Кругеру вставила Хильда.

— Мне было там не до сарказма, милая. — Кругер часто дышал. Ему тяжело было говорить шепотом. — Я слышал о подробностях покушения на фюрера. Попытка гестапо… По-пыт-ка! — Кругер поднял палец: — Фюрер, кажется, застрахован самим богом. — И добавил: — В тяжелое время мы живем. Некоторые желторотые берлинские политики теряют сознание от сводок с фронта. Привыкли к легким победам! А мы — солдаты, — полковник ударил себя в грудь, — и будем отстаивать великую Германию в тяжелое для нее время.

— Надоело! — оборвала Хильда полковника гортанным голосом. — Ближе к делу. Что дальше?

Кругер выпил еще рюмку виски и подвинул свое кресло к Хильде.

— Как чувствует себя князь?

— Если вы хотите произнести и перед ним патриотическую речь, то напрасно. Он болен.

Кругер молчал, удерживаясь от резкого ответа.

— Если хотите откровенно, дорогая фрау, то должен сказать, что наша игра кончается. Мы вытащили не ту карту и должны расплачиваться. Если вас мучит вопрос, с кем идти, то советую выбрать англосаксов. Цивилизованные нации поймут, что немцы прикрыли их своей грудью от восточного варварства. Я бы советовал вам не мешкать. Вы же знаете, — закончил полковник, — я не люблю давать приблизительных советов.

А утром, когда князь был еще в халате, в кабинет вошел управляющий имением и, поздоровавшись, положил на стол пачку счетов. Бранку подписал их, не читая. Управляющий собрал и аккуратно сложил счета в папку. Заметно было, что он встревожен.

— Вот эти русские, — управляющий указал на ту сторону дворца, где жили власовцы, — кажется, надолго засядут тут.

— Ну что ж, пусть тебя не удивляют эти русские, — с нажимом на последнее слово сказал князь. — Добржиш для них — место боевых операций, а дворец князя Бранку — казарма. Ка-зар-ма! — князь вытянулся в струнку, и его немощная фигура даже стала выше. — Ха-ха-ха! — вдруг как-то визгливо захохотал он. — Как я раньше не нашел этого слова — ка-зар-ма! Какая жалкая попытка искать спокойствие в казарме! Нет, друг, с меня довольно, хватит. Пусть хозяйничает тут фрау Хильда. Она, кажется, родилась в военном обозе. Бранку же — цивильные чехи. Думаю, в Швейцарии еще найдется тихое место для их наследника.

Управляющий молчал. Он хорошо понимал, что немецкая ориентация князя пришла к печальному финалу, и как никто другой видел, что именно в этом первопричина нервного состояния и болезненной бессонницы Бранку. Но намерение князя порвать с немкой Хильдой и пересидеть катастрофу в Швейцарии управляющий считал немного наивным. Хильда уже давно не спешит в покои больного и внешне нисколько не изменилась: такая же гостеприимная. Но острый глаз управляющего замечает, как одна за другой исчезают со стен дворца старинные картины, которым, по словам знатоков, «цены нет». Хильда готовит себе надежный уют где-то на западе Европы, а возможно, и в Америке, и делает она эта спокойнее, чем ее муж. «Фрау знает, чего она хочет», — вспомнились управляющему слова Кругера.

— Князь, — обратился управляющий к своему хозяину, — сегодня, перебирая бумаги, я нашел вот это письмо. — Он подал Бранку конверт.

Князь пробежал глазами по строчкам:

— Чем заинтересовало тебя письмо этого пройдохи Мирослава?

— Извините, князь, но письмо я прочитал и хотел спросить, дали ли вы ему деньги.

— Нет, не дал. Почему это тебя интересует?

— Князь, я никогда бы не осмелился спросить вас об этом, если бы положение, в котором мы находимся сейчас, было лучшим.

— Без сентиментальностей, — бросил Бранку сухо.

— Я был в Пршибраме и виделся с отцом пана Мирослава, — сказал управляющий, переходя на шепот. — Они не служат наци, но хотят прибрать к своим рукам самооборону. Старик преисполнен надежд, он часто говорит о национальной гвардии, обновляет связи с бывшими военными…

— Что это значит? — спросил князь.

— Я не политик, но фронт уже приближается, и нам не безразлично, каким будет парламент в Чехии, и будет ли он здесь вообще. Союзники России поймут нас лучше, чем она сама.

— Я устал, друг, — вяло сказал князь, — меня интересует лишь одно: при чем здесь письмо Мирослава Гледичека?

— Гледичеки не собираются в Швейцарию, — уже прямо ответил управляющий. — О, князь, Гледичеки в мундирах могут сделать много, тем более при поддержке союзников… Услугу князя Бранку они не забыли бы потом…

— Вон ты о чем, — понял наконец Иозеф Бранку… — Я даже не узнаю тебя — настоящий дипломат. Вот чек на сто тысяч крон, и оставь меня.

КРИЖЕК ПОЛУЧАЕТ ЗАДАНИЕ

В Пршибрам спешно прибыл специальный уполномоченный пражского гауляйтера.

— Что произошло, оберст? — гневно бросил он Кругеру, выйдя из машины. — Где эшелоны, которые так ожидает гауляйтер, где войска, посланные ставкой в Прагу, и, наконец, где пойманные красные десантники?! Ведь вы же обещали украсить ими деревья на Пршибрамском шоссе. Я даже читал ваше обещание о награде за голову бандита Олешинского. Но пока что до меня дошли слухи о его листовках… Что вы на это скажете?..

«Подлый Мюллер уже успел донести», — подумал Кругер. А вслух произнес: — У меня непредвиденные операции… Прошу вас в кабинет, я все объясню.

Уполномоченный уже поставил ногу на первую ступеньку, но тут же на миг остановился.

— Имейте в виду, господин оберст, гауляйтер послал меня к вам не за объяснениями — вы будете отвечать за положение в округе. Время военное, вы знаете… — И уже в кабинете закончил свою мысль металлическим голосом: — Трудно отличить обычную нерасторопность от измены. На нашем корабле появилось немало крыс. Фюрер приказал арестовать Геринга и Гиммлера. Они заискивали перед американцами. Некоторые генералы тоже. Точнее, бывшие генералы. Теперь они мертвецы. Надеюсь, вас еще не тянет к предкам, — посмотрел он наконец на полковника.