Страница 2 из 123
Кирилл недоумевал, зачем на серьезное дело с ним едет этот благодушный, массивный чудак. В том, что он чудак, Кочеванов успел убедиться: Гарибан вдруг попросил его зажмуриться и вытянуть руки вперед.
Машина шла быстро. Было приятно с зажмуренными глазами нестись мимо шелестящих деревьев.
— Не правда ли, интересное ощущение?
Евгений Рудольфович принялся рассказывать о своих юношеских похождениях и хлопать по коленке так, что Кирилл морщился. Собеседник забавно врал. Чувствовалось, что он хочет вызвать Кирилла на откровенность. Поэтому Кочеванов старался казаться молчаливым и всю дорогу с неприязнью следил за волосатыми руками Гарибана, которые как-то по-бульдожьи выглядывали из рукавов, словно из конур. Эти руки то лениво покоились на коленях, то потягивались, то приподнимались на пальцах, готовясь к прыжку. Кирилл, познав манеры спутника, морщился раньше, чем руки успевали прикоснуться к нему.
Гарибан даже пробовал щекотать райкомовца. Кирилл недовольно отодвигался и ворчал про себя: «Ну и подсунули же мне дядю!» И вместе с тем он немного завидовал толстяку. Тучный Гарибан, как мальчишка, вырвавшийся на волю, восторженно воспринимал все окружающее. Он даже папиросу курил с каким-то смаком.
К концу пути Кирилл незаметно для себя заразился настроением чудаковатого спутника, и, когда тот неожиданно попросил его показать язык, он так его высунул, что оба расхохотались.
Автомобиль свернул в аллею, тронутую тленом осени. Тонкие красавицы березки уже вывесили золотистые серьги, а на кленах и осинках трепетали желтые и темно-красные листья.
За деревцами показались невысокие коттеджи и большое каменное здание с колоннами, похожее на санаторное.
«Какая же здесь может быть работа по срочному и сугубо секретному заданию?» — недоумевал Кирилл. Но распечатать конверт в присутствии Гарибана на решался.
Машина остановилась у веранды блекло-сиреневого коттеджа. На крыльцо выбежал огромный пес, ринулся к Гарибану, в восторге подпрыгнул, намереваясь лизнуть в лицо, потом диким галопом обежал вокруг клумбы и, схватив портфель хозяина, утащил его куда-то в дом.
Вышедшей сестре-хозяйке, в белом халате, Гарибан приказал устроить Кирилла в отдельной комнате главного здания.
«Не в дом ли сумасшедших меня привезли? — уныло пошутил про себя Кочеванов. — Пожалуй, тут я в буйных буду числиться».
Сестра-хозяйка провела подозрительно озиравшегося райкомовца в ближайшее здание и показала светлую комнату с открытым окном.
В комнате пахло грибами, лежавшими на подоконнике, и крапивой.
Оставшись один, Кирилл немедля разорвал пакет. В нем находился небольшой конверт с нарисованным чернилами черепом. Череп пронизывали зигзаги молний. Вверху виднелись надписи: «Смертельно», «Сугубо секретно», а внизу — «Заворготделом Кириллу Андреевичу Кочеванову (лично). Читать без посторонних. После прочтения сжечь и пепел развеять».
В конверте лежали два вырванных из блокнота листка. Размашистый почерк секретаря райкома не трудно было узнать.
«Кирюшка, если ты здесь не высидишь положенного срока, соберем внеочередное бюро и взгреем, — писал Балаев. — Хватит, натерпелись! Мне надоели упреки и нападки со всех сторон. Твой Сомов прямо житья не дает, всю плешь переел! В последний раз при секретаре райкома партии я ему пообещал разгрузить тебя. А сегодня, смотрю, на ловца и зверь бежит: заехал начальник обкомовского спортивно-оздоровительного лагеря и говорит: «Хочу забрать у вас наиболее выдающихся физкультурников на переподготовку». Ну, мы тут собрали летучее бюро и решили тебя «переподготовить». Так что не злись, тренируйся, носись себе по лесам, нюхай грибы, листья — в общем все, что найдешь. Влюбляйся в девушек, только не в капризных. Ешь сколько влезет, можешь даже растолстеть. И научись, наконец, по-человечески высыпаться.
Если за время отдыха сунешься в какие-либо организационные дела, сам приеду и, честное слово, затащу в укромный уголок и устрою такую баню, какой тебе еще никто не устраивал. Мне надоело либеральничать.
Если что потребуется — пиши. За комнату и свет заплатим.
Прости за необычную путевку. Не забывай нас.
Обнимаю и жму твою лапу от имени бюро райкома.
Твой Глеб».
— Ну, это черт знает что! — прочитав записку, сказал вслух Кирилл и от досады присел на постель. — Так одурачить!
Кочеванов представил себе физиономии ребят, выдумавших командировку, и еще раз вслух добавил:
— Этот фокус не пройдет! Сегодня же уеду и устрою скандал! Мальчишку нашли для шуток.
Нужно было немедленно действовать, но он внезапно почувствовал утомление. Захотелось лечь, закрыть глаза и так лежать, ни о чем не думая.
В комнате было тихо. Из парка слышались глухие удары по мячу, по-видимому с волейбольной площадки.
Кирилл снял ботинки, взглянул еще раз на письмо и невольно улыбнулся:
— Вот черти!
В восемь часов зазвенел колокол.
— На ужин! — крикнул кто-то в коридоре.
Кирилл быстро нашел столовую. Парни и девушки, одетые в тренировочные костюмы, с любопытством оборачивались, разглядывая новичка. Кочеванов перехватил взгляд коротко постриженной девушки, с задорно вздернутым носом, с мохнатыми и пестрыми, как пчелки, глазами. Она, казалось, обрадовалась ему и в то же время смущенно зарделась.
«Что здесь делает Ирка Большинцова? — недоумевая подумал он. — Не наши ли шутники подослали за мной подглядывать? Представляю, каким я буду в ее изображении».
К Ирине Большинцовой он относился снисходительно, как к девчонке-сорванцу, которой не всегда можно доверять серьезные дела. Слишком много она вкладывала в них ребяческой горячности. Эта комсомолка каким-то невероятным способом чуть ли не в семнадцать лет научилась летать на самолете и сразу же выделилась среди сверстниц. На последней конференции комсомола ее избрали в состав райкома, но это была дань лишь летным успехам. Как же — девушка-пилот! А у пилота в голове сплошной ветер и какая-то повышенная смешливость.
Приветственно кивнув Кириллу, Ирина взглядом показала ему на свободное место рядом с ней. Но он демонстративно прошел мимо и уселся в углу за пустующий столик.
Его поступок смутил и обидел девушку. Ее щеки горячо зарделись. Она опустила глаза и, казалось, готова была расплакаться.
«Ну и пусть, — сердито подумал Кирилл, — не будет соваться куда не просят».
Ожидая, когда принесут ужин, он осмотрелся. Большинство сидящих здесь, видимо, не заметили, что произошло между ним и Ириной, лишь девушка в кремовой блузке, привлекавшая внимание пышной копной золотистых волос, с лукавой усмешкой поглядывала на него.
Вспомнив, что он не брился дня три, Кирилл невольно потрогал щеку. «Эх, лезвия забыл!» — досадуя подумал он.
Быстро поужинав, он пошел к Евгению Рудольфовичу. Гарибан точно поджидал его. У него были приготовлены бритвенные ножи, зубная паста и мыло.
Кирилл принял душ, побрился и рано лег спать.
Глава вторая
Утром благодушный и сияющий Гарибан проверил в кабинете объем легких Кирилла, его сердце, нервы и сам вызвался показать парк и лесное озеро.
Взяв мелкокалиберную винтовку и собаку, Евгений Рудольфович повел райкомовца по заросшей травой тропинке. По пути они разговорились. Гарибан стал расспрашивать о болезнях, перенесенных Кириллом в детстве, о родителях и среде, в которой он вырос.
Кириллу не хотелось откровенничать. Да и болезней своих он не помнил. Разве только заикание от испуга.
Кирюшке шел тогда третий год. Отца уже не было: он погиб на паровозе во время крушения. Мать, чтобы заработать на жизнь, ходила на поденщину и сдавала угол тормозному кондуктору Семену Зайкушину. Это был высокий и тощий детина с белесыми, беспокойными глазами. Друзей у него не водилось. Кому нужен унылый и чудаковатый приятель? Зато любителей подшутить, высмеять Семена было вдоволь. Местные хулиганы, зная слабости Зайкушина, не выносившего вида и запаха крови, подбивали камнями выпавших из гнезд воронят и, трепещущих, истекавших кровью, подбрасывали ему на тормозную площадку, засовывали в дорожную сумку.