Страница 352 из 357
— Нет! — крикнул Джерадин сквозь нарастающий тектонический грохот. — Ты не сделаешь этого!
— Останови меня! — завопил в ответ Воплотитель, не обращая внимания на тон, на разум, на самоуничтожение. — Останови меня, жалкий сукин сын!
Убежище рухнет в любое мгновение; его строили не для того, чтобы оно противостояло землетрясению. Тогда воплощение закончится. Гилбура раздавит, его зеркало размелет в пыль.
Но при этом все, кто внутри, погибнут. Териза и Эремис. Артагель и Гарт. Найл. Сам Джерадин. А еще землетрясение может серьезно повлиять на окружающие холмы. Прежде чем остановиться, разрушение может распространиться еще на много миль.
Да! Джерадин не имел ни малейшего понятия, крикнул он это вслух или нет. Я остановлю тебя! Он оставил без внимания усиливающуюся дрожь под ногами, глубокий стон в воздухе; он принял вызов Гилбура. Ты этого не сделаешь!
И, собрав всю силу, какой обладал, он взял контроль над зеркалом, остановил воплощение.
На сей раз Мастер Гилбур был готов к такому повороту событий — напрягшийся, сильный, совершенно безумный. Непокорность воле Воплотителя, пытающейся открыть зеркало, пронзила Джерадина, прожгла, словно огнем, вызвала тошноту, словно яд. Зеркало оставалось бездейственным, зажатое между двумя талантами; но все могущество, что Гилбур бросал в битву, жгло Джерадина изнутри.
Ярость, какой он никогда еще не испытывал, страдания, которых он никогда не понимал, желания, которых он и представить не мог; кошмарные вещи, разрушительные вещи, страхи, столь затаенные и всепоглощающие, что они изуродовали «я» Мастера.
Долгие годы, прежде чем король Джойс привел его в Гильдию, Гилбур, Воплотитель, одиноко жил в холмах Армигита, и его интересовали лишь собственные исследования. Но на него напали, и в ходе борьбы свод пещеры рухнул на него, придавив камнями. Он пролежал несколько часов или дней, пока Эремис не спас его.
Все это время он чудовищно страдал.
Невероятная боль в долгом одиноком мраке; ужас смерти, усиливающийся от мучений, ужасные страхи, которых он себе навоображал; душераздирающие крики, которых никто не слышал…
Он прошел сквозь все это, истерзанный душой и телом. И стал таким, каким был теперь: голодным и жадным до насилия, стремящимся к власти, зависимым от Эремиса. Много раз с тех пор, как он вступил в Гильдию, он мог уничтожить замок, но его сдерживало присутствие Эремиса — или мучило подозрение, что именно Эремис напал на него тогда в пещере. Сейчас он швырнул все свои извращенные потребности и желания в воплощение; швырнул их в Джерадина.
Этого было достаточно, чтобы Джерадин дрогнул. Но он не дрогнул. Как ни странно, он оказался готов к ним.
Он тоже был заживо погребен под обломками, когда Дарсинт убегал из Орисона. Он тоже познал боль и ужас, безнадежность и удушье. И сейчас, как и тогда, беды других людей были для него важнее собственных.
Если Гилбур осуществит воплощение, Териза, Артагель и Найл погибнут. Внутри и вокруг убежища скорее всего все погибнут. Без помощи Джерадина и Теризы может погибнуть король Джойс, и это погубит Мордант, а заодно скорее всего и Аленд.
Поэтому Джерадин отключился от страданий, которые наслал на него Гилбур. Он закрыл свой разум для страха перед дрожащими камнями. И временно забыл о волках.
Воля против воли, он столкнулся с безумием Мастера Гилбура и держал зеркало, запечатывая его, не позволяя осуществиться воплощению, не давая проникнуть землетрясению.
Это был шанс Гилбура. Если он отпустит зеркало и воспользуется кинжалом, то сможет убить Джерадина практически без всяких усилий.
Но он не отпустил зеркало. Может быть, просто не мог. А может быть, в самой глубине души он мог признать победу только за счет силы таланта. Какова бы ни была причина, он судорожно цеплялся за раму, пытаясь осуществить воплощение, стараясь чтобы его ненависть пересилила решимость Джерадина.
В конце концов Мастера подвела не ненависть; его подвело тело. Внезапно, пока он яростно бранился, боль, сильная, как удар копья, пронзила его грудь.
Он побледнел, руки соскользнули с зеркала; Гилбур невольно схватился за сердце. Его челюсть медленно отвисла, глаза полезли из орбит. Хватая ртом воздух, которого ему вдруг стало не доставать, он рухнул на колени, словно земля ушла у него из—под ног.
Все его лицо перекосилось, словно перед смертью он хотел проклясть Джерадина. Но он потерял и эту возможность. Он умер, едва голова его коснулась камня.
Теперь волки могли убить Джерадина, слишком потрясенного, чтобы защищаться, слишком шокированного. Артагель и Найл появились как раз вовремя, чтобы спасти его. Артагель, измученный до последней степени, едва мог поднять руки, но у него был клинок Гарта, и это, казалось, придавало ему сил. А Найл яростно размахивал цепями, что заставило двух волков помедлить в нерешительности и дало возможность Артагелю расправиться с ними. Три брата обнялись, а после крепкого и долгого объятия отправились искать Теризу.
***
— Нет. — Мастер Эремис перехватил и отвел ее руку. — Рано. Я еще не готов довериться тебе. — Зато он был готов сделать с ней все, что угодно. — Я не забыл, как однажды ты ударила меня.
Она продолжала смотреть на него так, словно он ничего не сказал. Сочетание жалости и полной отчужденности в ее глазах не изменилось.
И снова он задумался: что она скрывает в тайниках своей души? Может быть, она прячет там свой страх?
Или у нее еще остались сюрпризы?
Он был готов с ней на все, готов снять с нее все до нитки. Прежде чем он закончит, она признается ему во всех тайнах, во всех, отдаст ему всю себя, надеясь, что это спасет ее. Но ничто ее не спасет. Он намерен взять все, что у нее есть, и оставить ее опустошенной.
Сейчас она перестала смотреть на него. Ее внимание вновь переключилось на зеркало.
Краген не сдавался, блокируя правую сторону долины с большим успехом, чем ожидал Эремис; но его оборона тоже начинала давать трещину. Силы Аленда и Морданта таяли под ударами Кадуола. Торопясь использовать возможность, Кадуол наращивал атаку.
Верховный король Фесттен следовал за первой волной, ведя подкрепления. В эту минуту он собственной персоной проезжал быстрой рысцой по долине мимо трупа слизняка.
Как только верховный король оказался в пределах досягаемости, Джойс ударил. С третьей частью своей армии он ворвался на поле боя и словно молот ударил по авангарду атакующих.
В то же время Краген оставил свои позиции. Оставив здесь ровно столько людей, чтобы блокировать эту часть долины, он бросил всех остальных против наступающих кадуольцев.
Термиган проделал то же самое с другой стороны.
Он отступал, его люди боролись за жизнь, они проиграли — но внезапно повернули и стали мощной силой, способной атаковать. Они врезались в ряды Кадуола возле самой неудобной точки в долине…
…и ударили так сильно и так неожиданно, что отрезали Фесттена.
В то время как четыре или пять тысяч его людей остались отрезанные снаружи, верховный король обнаружил, что встретился со старым врагом в прямом бою.
На короткое время условия битвы стали почти равными; численность армий оказалась почти одинаковой. Тем не менее, войска сражались очень по—разному.
Кадуольцы оказались застигнуты врасплох, окружены; их главнейшее оружие, слизняк—монстр, был мертв, пути к отступлению отрезаны. Их растерянность была четко видна в зеркале, явная, как крик. А силы Морданта и Аленда наносили удары, словно знали, что, когда их ведет король Джойс, проиграть невозможно.
Они не знали, что король Джойс все равно что мертв, что Эремис в любую минуту может превратить его в безумца. Они знали, что он снова во главе их и сражается как герой, что никто не припомнит, когда бы он проигрывал. Его дух, казалось, вселился в них и придал им сил.
Почти сразу, хотя битва лишь разгоралась, стало похоже, что победа на стороне короля Джойса.