Страница 71 из 72
Витя еще больше покраснел:
— Зря вы… Я же объяснял…
— Ладно! Успокоил! Ну — берись! Чем можем — поможем! Верно, старики?
Журналисты дружно кивнули и скрылись за дверью.
— Садись! Ближе! — Юрий Борисович расчистил место на краю стола и положил перед Витей чистый лист. — Пиши! План — раз! Снимки — два! Стоп!
Юрий Борисович трагически вскинул руки.
— Ты говорил: учитель книгу написал! Что же получится? Умыкнем тему?
Секретарь редакции покачал головой.
— Катастрофа! Гибель «Титаника»! — он осуждающе взглянул на Витю, будто тот в чем-то виноват.
Но тут же взбодрился:
— А может быть, уступит? А? Где его телефон?
…К Филимонычу секретарь дозвонился только вечером.
— Конечно, пусть пишет, — сказал учитель. — Только одно условие! Памятуя о вашем прежнем сотрудничестве… Надо, чтобы Витиной была не только подпись. Понимаете?
— Все понятно! — ответил Юрий Борисович. — Лицо ребенка! Беречь индивидуальность! Песталоцци! Коменский! Макаренко! А у нас? Тираж! Читатель! Редактор! И еще — черт побери — стиль!
Дальше повышать голос было уже некуда. Секретарь остановился, перевел дух и виновато добавил:
— Поверите? Недавно Толстого править стал! Льва Николаевича. Сам себя поймал — читаю и мысленно правлю!
Вите не пришлось ломать голову над планом. Все давали ему советы.
Оля убеждала включить целиком записи Эрика Сергеевича:
— Во-первых, он — участник, во-вторых, точнее всего, в-третьих, лучше не напишешь, в-четвертых…
Витя послушал, спросил, будет ли «в-девятых» и «в-десятых», и объяснил:
— Места мало. Не войдет.
Тиша долго ходил вокруг да около, а потом, словно невзначай, спросил:
— А о листовке будет? Не забыл: семнадцатая строчка?
Генька спохватился: «Я же Порфирию Ивановичу обещал…» и строго-настрого велел:
— Ты напиши, как полагается… Не знаешь? Погоди!
Сбегал в библиотеку, притащил огромный том и, заглянув в предисловие, уверенно продиктовал:
— «Документы были получены благодаря любезному содействию Архивного управления, которому автор выражает свою глубокую признательность». Тебе — раз плюнуть, а Порфирий Иванович нам авось еще пригодится.
Вася Коржиков велел Геньке притащить Витю к нему. Усадил его в пионерской комнате, закрыл дверь на ключ.
— Будешь писать, скажи, что поиски велись по заданию — кого? — отряда КС. Понял? И вообще, имей в виду, Мальцев, ты теперь не в нашей школе, но мы тебя не списали. Член-корреспондент. Заруби это — где? — на носу!
И хотя сказано было строго, и даже угрожающе, — Витя обрадовался.
— И еще, — продолжал Вася Коржиков. — Ты наш летописец. Пимен и Нестор. Летом отряд пойдет в поход — куда? — по местам боев. И вот хорошо бы — в газете… Понял? Ты уже с «Зарей» прочно связан, тебе и карты в руки. То есть — перо в руки. Договорились?
Витя кивнул. Он старался не выдать радости. А вообще — приятно. Уже настоящим газетчиком считают!
Лишь Николай Филимонович ничего не советовал, не наказывал и только просил показать статью, прежде чем нести в «Зарю».
Юрий Борисович сказал, что статья пойдет в пятницу. Витя с утра дежурил в вестибюле метро — у них в квартале газетного киоска до сих пор не было. Румяная киоскерша выложила старые журналы, конверты, открытки и занялась вязанием.
Наконец, в стеклянных дверях показался экспедитор с огромной пачкой газет. Треснула веревка, и на стойку легли свеженькие номера «Правды», «Известий», «Зари».
Киоскерша удивленно вскинула брови:
— Десять штук «Зари»? Наверно, для всего общежития?
Тут же у киоска Витя развернул газету.
Вот он — подвал на третьей полосе! Какое весомое, звучное слово — «подвал»! Витя раньше и не догадывался. Заголовок набран жирными искривленными буквами — вроде как на немецких листовках. Посмотришь, и сразу понятно — про фашистов.
Восемь колонок по пятьдесят строк. На два снимка ушло строк по сорок. Четыреста минус восемьдесят — триста двадцать. Его, Витины, триста двадцать строк!
А все ли тут его? Витя ревниво проглядел колонку за колонкой. Ага, насчет листовок втрое короче, чем было, и фраза, совсем другая. О Филимоныче сказано побольше — это хорошо!
«А стихи? Где стихи?» Витя огорчился. Он специально для статьи сочинил стихи. И Оле понравились, и даже Геньке.
Витя шепотом снова прочел их:
И вот нет… Выкинули, обидно…
А где же о Бортовом?
Витя помнил свой текст наизусть:
«Разведчики погибли, потому что пьяница Бортовой сорвал операцию. Он не хотел, чтобы это раскрылось, и совал нам палки в колеса, но мы все равно узнали правду. К сожалению, есть в законах «срок давности». И сейчас нельзя уже посадить Бортового в тюрьму или отнять у него ордена. Но — я уверен — никто из его товарищей теперь не подаст ему руки».
Ага, вот этот абзац. Чуть-чуть, правда, приглажено. Ну, ничего.
А подпись?! Витя подписался — «член-корреспондент отряда красных следопытов В. Мальцев». Длинновато, но зато — солидно. Однако «члена-корреспондента» почему-то вымарали.
В общем, исправлено шестьдесят, нет — восемьдесят строк. Восемьдесят из трехсот двадцати. Много это или мало? Но уж поменьше, чем в прошлом году…
И еще хотелось узнать… Генерал… Что скажет он о статье? Витя ясно представил, как генерал расстелет на столе газету, закурит сигару и прочтет статью. Потом поднимет голову, оглядит старые фотографии на стенах и задумается. Вот бы его спросить! Только неудобно — и так его задергали. Жаль! Интересно, как это бывает, когда читаешь о самом себе…
В доме на Шестой Красноармейской со стуком захлопнулось окно.
Бортовой вздрогнул:
— Что это?
Жена пожала плечами:
— Не слышишь? Ветер.
Кончила убирать со стола и включила радио.
— Что там?
— Обзор газет.
Из репродуктора послышался отчетливый голос:
«…раскрыли тайну гибели «Большой Берты». Это было совсем не легко…»
— Что? Что?! — Бортовой вскочил, бросился к приемнику.
Побледнев, он стоял и слушал статью. Обеими руками держался за стол: ему казалось, иначе упадет.
— Вот… — прошептал он, когда приемник щелкнул и умолк. — Все… Конец… Хоть пулю в лоб…
— Да что ты?! — всплеснула руками жена. — Свихнулся?
Но Бортовой словно не слышал.
— Все… — шептал он. — Все… Финиш…
Читал статью и Николай Филимонович. Впрочем, он и раньше читал ее, еще в рукописи.
«А неплохо, — подумал он. — Совсем неплохо написано. Растут ребята».
Мысли его перескочили к своей книге. Она была уже закончена. «Надо только насчет Бортового похлеще, — подумал учитель. — И дать Вите главу о саперах. Пусть прочтет отцу. И передаст, что там портрет его будет, тот самый…»