Страница 67 из 72
— А зачем темнил-то?!
Генька приехал неожиданно. С порога объявил Вите:
— Срочное дело! Едем!
По пути рассказал, что опыт не удался.
«Хорошо, что я отцу наперед не проговорился, — подумал Витя. — В первый раз посоветовал, и то…»
Генька всю дорогу подгонял Витю. Оказывается, генерал получил письмо от Федерико.
Маленький конверт, крупный детский почерк.
«Папа просит прощения, что он не сам пишет, но он считает, что у меня это лучше получится, — так начиналось письмо. — Он говорит, раз меня в школе шесть лет учат русскому языку, то иначе и быть не может».
Письмо было подписано «Владимир Пелардес», содержало приветы всем ленинградским знакомым и только одной фразой касалось самого важного:
«Папа с товарищами решили помочь в поисках вы знаете кого. Но папа говорит, для этого нужно время, а также благоприятные обстоятельства».
Что бы это значило? Генька попытался строить догадки, но генерал решительно оборвал его:
— Будем ждать! Раз товарищ Пелардес сказал: нужно время — будем ждать! А пока — на письмо полагается ответить. Думаю, что у вас с Владимиром найдутся общие интересы, не так ли?
Генька, не любивший писанины, промолчал. Но тут неожиданно влез Витя. Чудак! То слова не скажет, то выскакивает, когда не просят.
— Конечно, напишем! — Витя говорил с таким энтузиазмом, будто всю жизнь только и мечтал скрипеть пером. — И давайте мы им еще… карточку пошлем… ту, на которой вы с Николаем Филимоновичем. — Витя указал на стену, где висел снимок. — Сделаем копию… и пошлем… Федерико будет очень приятно… он же как раз неподалеку… фронт переходил.
Генерал удивился.
— Ты думаешь? А впрочем…
И он снял со стены старую фотографию.
— Чего это тебе взбрело? — спросил Генька, провожая Витю к автобусу.
— Не понимаешь? Эх, детектив! Ну-ка, пошевели извилинами. Ведь это же снимок… сорок второго года!
— Ну и что?
— А то! Если Эрик Сергеевич… теперешнего разведмайора не узнал… так может… тогдашнего лейтенанта узнает?
Генька даже остановился.
— Гений! Завтра же съезжу.
И забрал у Вити завернутый в газету снимок.
Эрику Сергеевичу не пришлось долго думать. Его натренированная память сработала сразу. Человека, стоявшего на снимке за спиной генерала, он видел на рассвете двадцать четвертого августа сорок второго года в траншее под Лигово. Точно.
Глава XVII
ПОЩЕЧИНА
«Эх, Витька, Витька!» — Генька перебрал в памяти все слова из кожного диспансера. Вместо того, чтобы устраивать «целительный шок», о котором сам назвонил, этот стихоплет сразу же все выложил Филимонычу. Опять захотелось на помочах!..
И вот результат: Филимоныч велел им обоим немедленно явиться к генералу. Сказал, что будет ждать их там. Немедленно — это неспроста, факт! То ли за фотографию станет жучить, то ли за самовольные приемы. В общем, удружил Витя!..
Генерал, вопреки обыкновению, ничем не потчевал гостей, а сразу увел в кабинет.
— Докладывайте! — коротко и непривычно сухо распорядился он.
Филимоныч рассказал, как Эрик Сергеевич узнал на снимке Бортового. Похвалил ребят за инициативу и находчивость.
«Ого, а я-то думал…» — обрадовался Генька.
Но тут же услышал такое!.. Настолько странное и непонятное. Даже чудовищное!
По словам Николая Филимоновича, похоже, что Бортовой не так уж сильно пострадал от контузии. И забыл он далеко не все. Вот, например, та история, когда Николая Филимоновича чуть не окружили немцы. Помнит же! Он прежде и другое рассказывал, особенно, когда набирал градусы. А теперь чуть что — хлопает себя по затылку: «Память поотшибло!»
Можно было бы не принимать эти штучки всерьез. Придумал человек для себя игру, ну и ладно, пусть забавляется. Но, пожалуй, пора над этим задуматься.
Ведь все нити поисков сходятся к рейду глубинников. Чтобы узнать о нем, приходится лезть в архивы, наводить уйму справок, дожидаться каких-то благоприятных обстоятельств. А под боком человек, который наверняка знает об этом больше других, но почему-то не хочет рассказать правду. Наоборот — старается увести от нее подальше.
Генька глядел на Филимоныча с обидой и возмущением.
«Как он может! Такой герой, а он!..»
Генька порывался что-нибудь сказать в защиту майора, но, как назло, кроме слов «орел-командир», ничего не мог сообразить. Мельком глянул на Витю: тот вовсе не был огорчен. Скептик проклятый! Они с Олей давно твердят про майора: «Странный».
А генерал?! Неужели и генерал тоже?
Генерал неподвижно сидел за столом. Его сигара наполовину сгорела, но сохранила прежнюю форму: хрупкий столбик пепла удерживался над розовым колечком тлеющего табака.
— Пожалуй, вы правы, — голос генерала прозвучал тише обычного. — Может быть, тогда и Чукин…
Николай Филимонович насторожился. Генерал кивнул.
— Да, да, тот… Из особого отдела. Помнится, он заводил разговор. Нет, не об этой истории, конечно, — такое бы я не забыл. Что-то совсем другое. Он ведь всех в чем-нибудь подозревал! В общем, тогда не дали хода. Но в свете новых фактов… Давайте-ка его позовем. Он хоть на сборы и не является, но мне по праздникам звонит. Что ни говорите — субординация!
Вскоре на пороге кабинета появился белесый широкоскулый человек. Лицо гладкое, плоское, словно скалкой раскатанное. Обвел всех глазами, остановил взгляд на генерале и, четко выговаривая каждое слово, доложил:
— По вашему приказанию прибыл.
Генерал поморщился:
— Какое уж там приказание! Скорее — просьба, товарищ Чукин. Вы когда-то старались привлечь мое внимание к нашему дивизионному разведчику…
— Офицеру Бортовому?
— Вот именно. Помните?
— Так точно. Мои сигналы были оставлены без последствий.
— Да, да. Но я не о них. Не случалось ли с Бортовым чего-либо… Ну, скажем, необычного?
— Понятно. — Чукин еще раз обвел всех тяжелыми, как пули, глазами. — При них можно?
— Капитана Ярова вы знаете, а это… — генерал хотел объяснить, но передумал, и в тон Чукину ответил. — Можно.
— Кратко или подробно?
— Давайте сперва кратко. А если понадобится…
— Понятно. Разрешите начать? — Чукин сидел на стуле совершенно неподвижно, положив руки на колени, и лишь изредка приподнимал и опускал ладони.
…Офицера разведки Бортового он вызвал в свою землянку после звонка «сверху». Приказано было расследовать ночное ЧП… (Витя и Генька вздрогнули, но Чукин не обратил на них внимания).
…Дивизионная разведка не обеспечила должной безопасности при выходе глубинной группы, и Бортовому надлежало дать по этому поводу объяснения.
— Однако вместо того чтобы представить указанное объяснение, он вступил в ненужные разговоры, — сказал Чукин. — Видимо, желая похвастать своей осведомленностью, Бортовой заявил, что ему известно от знакомого офицера штабфронта о задании глубинников, связанном с немецкой сверхтяжелой пушкой…
(«Выходит, он знал!..» — изумленно шепнул Витя Геньке.
«Знал, да забыл», — так же тихо ответил Генька).
…Генерал может не сомневаться, что Чукин сообщил, куда следует, об этом болтуне из штабфронта, и тот понес заслуженное наказание.
Провал операции Бортовой ничем объяснить не смог, хотя и высказывал предположения относительно упущений в хранении военной тайны. В частности, заметив на столе у Чукина контрольный экземпляр газеты «Боевое знамя», он обратил внимание на опубликованный там снимок разведчиков и связал появление подобных снимков с возможностью утечки военной тайны.
— Конечно, — пояснил Чукин, — я задержал выход номера и дал соответствующие указания по этому поводу.
В ходе разговора Чукин вынужден был напомнить Бортовому, что тот уклоняется от сути дела, и только тогда Бортовой стал описывать ход боя. Он утверждал, что его разведчики начали действия лишь после того, как в нейтральной полосе вспыхнула перестрелка, вызванная, очевидно, тем, что противник обнаружил возвращавшуюся группу. Однако помощь разведчиков несколько запоздала, так как условленный сигнал ракетами был подан группой уже в разгаре боя.