Страница 21 из 72
— По старому стилю, — пояснил Витя. — А новый… на тринадцать дней вперед. Значит, по-новому… третьего марта…
«Фу, черт! — Генька даже стукнул кулаком по парте. — Опять этот толстогубый обскакал меня».
— Так, — скрывая досаду, сказал Генька. — Что еще мы знаем?
— В детстве он жил в Ленинграде… В Петербурге то есть…
— Так. Еще?
Но сколько ребята ни ломали головы, больше ничего о сыне Рокотова они сказать не могли. И главное — жив ли он?
— Будем искать, — постановил Генька. — Начнем со справочного бюро.
— Э-э! — Оля безнадежно махнула рукой. Она не могла забыть своей неудачи в «Ленсправке», когда искала Казимира. — Что же он всю жизнь обязан жить в Ленинграде? Как привязанный? Давным-давно уехал куда-нибудь.
— Не обязательно, — возразил Генька. — Мне папа говорил, наш город — самый красивый в мире. Как Париж или даже лучше. Зачем же Вовке, то есть Владимиру Михайловичу, непременно уезжать?
— А мне мама говорила, — сказал Витя, — ленинградцы… особенно старые… очень любят свой город… И ни за что… ни на какой другой… не променяют.
— В общем, спорить нечего, — решил Генька. — Ты, Витя, сходи в будку, знаешь, возле почты? И спроси адрес Владимира Михайловича Рокотова. Деньги есть?
Витя стал рыться в пенале. Возился он долго, но Генька сразу сообразил: это только для вида — денег у него нет. У Вити никогда не бывало денег.
— Ладно, не ищи, — краснея, пробормотал Генька и достал из кармана четыре пятачка.
Витя ушел, а Генька с Олей направились домой.
— Нет, не найдет, — сказала Оля. — Умер, наверное…
Едва Генька вошел в комнату и бросил портфель на подоконник, зазвонил телефон. Это был Витя.
— Что?? — Генька даже рот позабыл закрыть.
— Есть! — повторил Витя. Голос у него был странный, будто он сам не верил тому, что сообщал. И говорил он не медленно, с паузами, как всегда, а быстро, взахлеб. — Все совпадает. Владимир Михайлович Рокотов. Год рождения — 1897. Живет на Загородном, возле Пяти Углов.
— Врешь?! — радостно заорал Генька. — Врешь, собака?
— Подставляй лоб, — сказал Витя. — И учти — я никогда не вру.
…Ехать к сыну Рокотова решили в тот же вечер. Правда, завтра — контрольная по физике и надо бы хорошенько подготовиться. Но ждать — невмоготу.
Хоть одним глазком взглянуть на сына Рокотова, живого Вовку!
Ведь до сих пор ребята имели дело только с дневником, архивными списками, в общем, с бумагами. Иногда им казалось: все это случилось так давно, что даже не верится — было ли? И вот теперь, наконец-то, впервые — живой человек.
— Но смотрите, детки, — строго предупредил Генька. — Вернемся от «Вовки» — сразу за физику! Чтобы больше никаких штрафов! Ясно?
Витя и Оля кивнули.
Мать Геньки, узнав в чем дело, даже причмокнула губами:
— Чудеса!..
И пообещала сама отвезти следопытов к Пяти Углам. В другой раз ребята очень обрадовались бы поездке на новенькой «Волге», но сейчас их волновало иное:
«Какой он — этот «Вовка»? Как он встретит их? Что знает о своем погибшем отце? И вообще, он ли это? А вдруг просто совпадение?»
Оля сидела задумчивая, устремив глаза куда-то вдаль.
— Генька, можно, а? — попросила она. — Ну, совсем немного…
— А! Опять потолок изучала?! Ну, давай: пять минут!
— А здорово, наверно, быть сыном революционера! — мечтательно произнесла Оля. — Нет, ты только представь себе, Генька: твой отец — революционер! Вместе с Бауманом напоил снотворным надзирателя и убежал из тюрьмы. Помнишь? Как в «Граче — птице весенней». С Крупской писал шифрованные письма. Даже с самим Лениным за руку здоровался и рядом ходил. Ой, вот бы мне быть сыном революционера!
— Дочкой, — уточнил Витя.
— Ну, дочкой, — Оля задумалась. — А еще бы лучше — самой быть революционеркой! Вы не смейтесь. Может, я и могла бы?!
«А что? Оля принципиальная, толковая, — подумал Генька. — Из нее, пожалуй, вышла бы революционерка. Если бы очень захотела. Болтлива только. Ну, да в подполье отучилась бы трепать языком…»
Когда ребята уже садились в серую, опоясанную шашечками машину, Гертруда Никифоровна вдруг решительно сказала:
— Не дело…
— Что? — не понял Генька.
— Не дело, говорю, всем скопом. Испугаете, пожалуй, старика…
Ребята задумались. И правда, некрасиво вваливаться втроем к незнакомому человеку. Как же быть?
— Жребий! — коротко заявил Витя.
— Правильно! — поддержал Генька. — Но вот как. Поедем все. Кому выпадет жребий, тот пойдет к старику. Остальные будут ждать на улице.
Так и договорились.
Гертруда Никифоровна зажала в руке три спички; у двух были обломаны головки. Генька тащил первый. Неудача. За ним вытянул короткую спичку Витя. Оля запрыгала на месте: ей досталась целая спичка.
— Девчонкам всегда везет, — не удержался Генька. — Ты смотри, трещи там поменьше.
Машина остановилась возле углового дома. Ребята вошли во двор, отыскали нужную лестницу.
— Ну, — сказал Генька, — ни пуха ни пера!
Оля, бледная, стала подниматься. На третьем этаже, на почтовом ящике она прочитала наклейку: «Только Рокотовым». Значит, это не выдумка «Ленсправки»! Значит, Рокотов действительно существует?!
Дверь открыл худощавый старик; просторный серый пиджак болтался на его впалых плечах, как на вешалке. У старика были густые, кустистые брови, сросшиеся на переносице, и большой, хрящеватый, с горбинкой нос.
«Неужели это и есть «Вовка»? — вздрогнула Оля.
— Мне нужен… я хотела бы видеть, — запинаясь, начала она, перевела дух и скороговоркой закончила: — Владимира Михайловича Рокотова…
Старик удивленно оглядел девочку.
— Прошу, — и, шаркая, пошел по коридору.
Оля последовала за ним. Комната, куда привел ее старик, была большая, светлая, но запущенная. Цветистые обои выгорели и запылились. На потолке сплелись в огромную паутину многочисленные трещины. В окне, между рамами, стояли кастрюльки, банки, бутылки.
«Вместо холодильника», — мелькнуло в голове у Оли.
— Ну, чем могу служить? — вежливо, но хмуро спросил старик. Он кряхтя сел и указал девочке на свободный стул.
«Как начать?» — Оля даже растерялась. Узнать надо так много! Но главное, самое первое, — выяснить, тот ли это Вовка или просто тезка, однофамилец.
— Простите, — замирая, сказала Оля. — Вы родились восемнадцатого февраля? Вернее, третьего марта?
Старик еще больше нахмурился. Клочковатые седые брови его сдвинулись, припухшие веки опустились и, словно шторы, прикрыли глаза. Пальцы нервно забегали по скатерти.
— Это что — допрос? — не отвечая, сердито бросил он.
Оля совсем растерялась. Чего он злится? Пока она соображала, что сказать, старик исподлобья оглядывал ее.
— Кто тебя послал, девочка? — глухо спросил он.
«Еще чище!» — Оля вскочила со стула.
— Да нет! Что вы?! — взволнованно забормотала она. — Я сама! Вернее, нас трое… Мы следопыты…
Старик настороженно слушал.
— Мы изучаем славное историческое прошлое нашей великой Родины, — вдруг гладко, как по писанному, сказала она и сама удивилась этой плавности. — И особенно нас интересует жизнь и деятельность революционеров, которые завоевали для нас, пионеров, свободу и счастье…
Старик, приставив руку щитком к большому волосатому уху, слушал, не перебивая.
— Сейчас мы восстанавливаем судьбу Михаила Рокотова, — сказала Оля. — Нам важно знать о нем как можно больше…
Старик тяжело вздохнул:
— Опять. Боже, когда меня оставят в покое?! — Он закрыл рукой глаза.
— Да что вы?! — встревожилась Оля. — Вы меня не поняли. Мы же пионеры! Не расстраивайтесь…
Но старик, казалось, не слушал.
«Не случился бы с ним припадок, — испугалась Оля. — Как с бабушкой…» Она хотела налить ему воды, но на столе не было ни графина, ни стакана. «Пожалуй, лучше уйти», — подумала Оля.
— Извините, — она встала и, пятясь, на цыпочках пошла к двери.
Старик по-прежнему сидел, не поднимая головы.
Бледная, взволнованная, Оля быстро сбежала по лестнице. Внизу ее ждали ребята.