Страница 14 из 72
В школе Генька показал анкету Николаю Филимоновичу.
— Чем занимался до революции? Служил ли в белой армии? Состоял ли ранее в партии? Так, так, — проглядывая анкету, с усмешкой бормотал учитель и вдруг, побагровев, взорвался: — Бюрократы! Чинуши! Живуч проклятый дух!
Он позвонил в архив.
— Да ведь это… Это же просто, гм… странно, — стараясь удержаться от резких слов, сказал он Порфирию Ивановичу. — У ребенка вы спрашиваете, не служил ли он в белой армии…
— Анкеты типовые, одинаковые для всех, — невозмутимо ответил тот. — А если хотите знать… э-э… несовершеннолетних вообще могу не допустить…
— Ну его, — сказал Николай Филимонович Геньке, положив трубку. — Заполни. А то разозлится, в самом деле не допустит.
Генька заполнил анкету, взял новое отношение из школы и отвез все это в архив.
— Через месяц, — проскрипел Порфирий Иванович.
— Как? — Генька оторопел.
— Я же по-русски сказал: за ответом — через месяц.
Генька ушел.
«Зануда!» — думал он, шагая по улице.
Лестница была крутая со щербатыми ступенями.
«Чем это пахнет?» — подумала Оля.
Прошла еще два пролета и сообразила — пирогами с капустой. У Оли рот сразу наполнился слюной: она очень любила такие пироги.
Остановилась на четвертом этаже возле тридцать четвертой квартиры и перевела дух: «Найду или нет?»
Это был старый, с облупленной штукатуркой дом на 5-й Советской, тот самый, где когда-то жил Казимир Жимский, а после его смерти, сын Казимира — Борис. Тогда эта улица называлась 5-й Рождественской.
Оля внимательно прочитала на двери, кому сколько звонить.
«Муромским — 1 раз.
Бахтину — 2 раза,
Розенфельду — 3 раза…»
Список был длинный и кончался Соминым-Мейлицевым, которому полагалось давать 3 длинных и 2 коротких звонка. Жимского в списке не было.
«Так и знала», — сердито подумала Оля, но все же нажала кнопку. Никто не отворял.
«Наверно, Муромских нет дома», — решила Оля и позвонила два раза — Бахтину.
Послышалось шарканье, кашель. Дверь молча открыла костлявая старуха. Ее седые лохматые волосы свисали пучками в разные стороны, а во рту торчали два длинных желтых зуба. Открыв дверь, она все так же молча повернулась и ушла, шаркая шлепанцами.
Оля растерялась. Неожиданно она очутилась одна в огромной чужой кухне. Постояла, подождала. «Может, кто-нибудь выйдет?» Никого.
Оля прошла из кухни в полутемный коридор и тихонько постучала в первую дверь. Никто не ответил. Она прошла дальше, осторожно постучала во вторую дверь. Тишина.
Девочка совсем растерялась. Неужели во всей квартире она одна с этой странной, словно немой старухой? Вдруг Оле стало страшно. А что если откуда-нибудь выскочит злая собака и бросится на нее? Оля побежала вперед по коридору и с размаху забарабанила кулаками в какую-то дверь.
Что-то грохнуло, будто в комнате упал стул, и тотчас оттуда выскочил парень, босиком, в трусах и майке.
— Ты чего? — сердито крикнул он, протирая кулаком глаза.
«Спал», — догадалась Оля.
— Извините, — сказала она. — Простите… Здесь Жимский не живет?
— Нету тут никакого Жимского, — отрезал голоногий парень. — И это еще вовсе не резон дубасить кулаками в чужую дверь!
— Извините, — повторила Оля. Ей очень хотелось повернуться и уйти, но она сдержалась. — А вы не помните, раньше здесь жил Жимский?
— Когда — раньше?
— Ну, — Оля задумалась, — лет сорок назад…
Парень свистнул.
— Ого! Меня еще на свете не было. А тебе зачем?
Сбиваясь и торопясь, Оля рассказала. Парень слушал, заинтересованно подняв брови.
— Подожди…
Сунулся в комнату и вскоре выскочил уже в брюках, рубахе и туфлях.
— Иди на кухню. Я мигом, — кинул он Оле.
Она слышала, как он стучал в двери, что-то коротко говорил и шел дальше. Вскоре в кухне собралось шесть человек, все пожилые. Среди них была и бабка, впустившая Олю в квартиру.
— Это наши старожилы, — сказал парень Оле. — Дуй, выкладывай!
И Оля снова рассказала, зачем пришла.
Старики сразу сочувственно заохали, заговорили. Особенно близко к сердцу приняла Олину историю та старуха, которая впустила девочку в квартиру. Вовсе она не была немая и не такая уж страшная, как сначала показалось Оле. Выяснилось, что самый давний из жильцов живет в этой квартире с тридцать четвертого года. Жимского тогда здесь не было. Это он отлично помнит. Другие старики тоже не знали Жимского.
— Тише, пенсионеры! — постучал ладонью по кухонному столу парень. — Ну-ка, мозгуйте, кто в нашем доме самый древний жилец?
Старики опять засуетились, зашумели. В конце концов, все сошлись на том, что дольше всех в этом доме живет Макарыч из семнадцатой квартиры.
— Пошли, — сказал парень Оле.
Макарыч оказался маленьким, суетливым, очень словоохотливым. У него была круглая, голая голова и длинные вислые усы.
— Жимский? — переспросил он. — Оченно даже помню!
Парень легонько толкнул Олю в бок. Она насторожилась.
— Беспременно помню, — продолжал Макарыч, поглаживая усы. — Ушлый шельмец был. И крысоловки знатные мастерил. Оченно толково — как мыша сунется, пружинкой его враз по голове — бах! И каюк.
Оля тревожно поглядела на парня. Тот пожал плечами.
— А еще пиво он знаменито хлестал, — с воодушевлением продолжал Макарыч. — Однажды на спор восемнадцать кружек выдул — подряд… Во! — Макарыч гордо покрутил головой. — Только звали его не Жимский. Нет, не Жимский. Его Володькой Спириным звали — точно…
— Тьфу, — рассердился парень. — А Жимский?
Макарыч задумался, прищурив маленькие красные глазки.
— Жимский? Это который в будке? Утиль скупал?..
Парень взял Олю за плечи, повернул ее и, ни слова не говоря, увел от Макарыча.
— Старческий склероз. Медицина в данном случае бессильна, — сказал он, выйдя на двор. — Что же дальше, товарищ следопыт?
Оля молчала.
Парень закурил, задумался.
— Потопали, — наконец сказал он и первым вышел из ворот. Оля еле поспевала за его широкими шагами. Они прошли по улице, свернули налево, потом еще раз свернули и остановились возле маленького, ярко раскрашенного, словно игрушечного, киоска с надписью «Ленсправка».
— Девушка, — сказал парень в окошечко. — Мне нужен адрес гражданина Жимского Бориса… Как дальше? — повернулся он к Оле.
— Казимировича…
— Заполните, — девушка протянула бланк.
Парень быстро написал что-то, потом остановился.
— Год рождения?
Оля задумалась.
— Точно не знаю. Лет шестьдесят назад…
— Так, — парень протянул заполненный бланк и деньги в окошечко.
Они стали ждать. Прошло минут пятнадцать, девушка открыла окошечко:
— Не проживает.
— Финиш, — вздохнул парень. — Айда по домам…
Но поглядев на расстроенную Олю, остановился.
— А может, у этого… Жимского… еще дети были? Не только Борис? — вслух подумал он. И сам подтвердил: — Теория вероятности вполне допускает такой вариант…
— Девушка, — постучал он в окошечко. — Проявите творческий подход. Нужен адрес Жимского или Жимской. Но имени его или ее мы не знаем. Есть только отчество Казимирович или Казимировна…
— Я не гадалка, — обиделась девушка. Окошечко захлопнулось.
— Итак, дипломатические отношения прерваны, — сказал парень, но не уходил. — Как полагаешь, сколько в Ленинграде Жимских? — повернулся он к Оле.
— Всего?
— Да, всего…
Оля задумалась. Наверно, много. Где-то она читала, что Ивановых в Ленинграде — больше сорока тысяч. Ну, Жимские это, конечно, не Ивановы, не такая распространенная фамилия, но все же…
— Может, проверить всех Жимских подряд? — предложил парень. Но тотчас сам отверг свой план. — Нет, не выйдет. Кустарщина.
Он медленно отошел от будки. Оля шла рядом.
— Был бы твой Жимский бандитом, мы б его враз застукали, — неожиданно сказал парень.