Страница 67 из 87
Этот миф, кстати сказать, Солженицын возродил задолго до «неоавторитарных» теоретиков конца 80-х годов. Но с политической точки зрения имеет значение факт, что эти деятели уже занимались поисками иного лидера вместо Горбачева, которого сочли неспособным реализовать их идеи и использовать при этом необходимые силовые приемы.
Кризис в межнациональных отношениях
Возник еще один заколдованный круг, появилась взаимосвязь между продолжающимся ухудшением дел в экономике и напряженностью в межнациональных, межэтнических отношениях. Если бы положение в экономике улучшилось, возможно, и националистические тенденции не нашли бы столь благодатной почвы, но, поскольку экономическая ситуация ухудшалась, те же местные партийные руководители были склонны переключать недовольство народа на переживавшее кризис центральное правительство. Они направляли это недовольство и на другие народы, откапывая в далекой истории поводы для споров, скрытые или исчезнувшие было разногласия. Неприязнь между правительствами отдельных республик Союза способствовала ухудшению ситуации в экономике, строившейся десятилетиями как одно целое. Ухудшение экономического положения и межнациональная напряженность взаимно питали друг друга.
В 1989-1990 годах на окраинах Союза возникли два очага кризиса, когда понятное стремление к утверждению собственного национального достоинства трансформировалось в сепаратистские движения. Первый очаг возник в трех Прибалтийских республиках — Литве, Латвии и Эстонии. Второй — в Грузии — добавился к непрекращающемуся на Кавказе конфликту между Арменией и Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха.
В балтийских республиках народные фронты, заявившие о себе в начале как организации в поддержку перестройки, превратились в самые настоящие движения за независимость. Даже местные коммунистические партии, бывшие частью КПСС, решили отделиться и стать национальными партиями. Из трех этих стран ведущую роль с самого начала взяла на себя Литва. С этнической точки зрения ее население выглядело компактнее, чем в других двух республиках, — там было только 20% нелитовского населения. В республике была создана национальная партия «Саюдис», ее лидер Ландсбергис требовал, чтобы страна вышла из Союза. Руководитель коммунистов Бразаускас также требовал суверенитета для Литвы. Очень скоро народные фронты получили массовую поддержку. Их выступления становились все более внушительными, а печать — все радикальнее. Изменения были особенно заметны среди коренного населения: в меньшей степени среди русскоязычных или других этнических меньшинств, составлявших треть жителей в Латвии и почти 40% в Эстонии.
Общим требованием прибалтов было осуждение соглашения 1939 года между Советским Союзом Сталина и нацистской Германией, сделавшего возможным присоединение Прибалтийских стран к СССР.
Сложнее складывалась обстановка в Грузии. Здесь движение отличалось резко шовинистическими настроениями, всегда, пусть скрытно, присутствовавшими в этой маленькой кавказской республике, враждебными не только к русским, но ко всем негрузинам. Самым крупным представителем движения оказался Гамсахурдия, человек, склонный к экстремизму и не гнушавшийся любыми средствами для достижения своих целей. Среди соплеменников Гамсахурдии не было недостатка в противниках. Наиболее знаменитым среди них был, возможно, философ Мамардашвили — воплощение благородного грузинского космополитизма. Мамардашвили умер, когда конфликт с Москвой только начинался.
Сепаратистские тенденции получили довольно серьезное развитие, так же как и напряженность в отношениях между различными нациями. Однако действовали два фактора, позволяющие оспорить утверждение, что лишь роспуск Союза давал выход из создавшегося положения.
Первый фактор — это периферийный характер движений, наиболее бескомпромиссно требовавших выхода из СССР. Как Прибалтийские страны, так и Грузия, расположенные на западной и южной окраинах Союза, оставались в конце концов маленькими республиками. То же самое относится и к Молдавии, где с небольшим запозданием проявилась аналогичная тенденция. В последнем случае события развивались под влиянием изменений в соседней Румынии: в 1990 году молдавский сепаратизм проявлялся как требование не только выхода из Союза, но и вхождения в состав соседнего румынского государства, с которым существовала общность языка и исторических традиций.
Это не означало, что националистические тенденции не проявлялись на остальной территории Союза. Но в других республиках они носили более умеренный характер и поддерживались меньшинством населения. На практике эти республики, требуя для себя большей автономии и суверенитета, были отнюдь не уверены, надо ли настраиваться на отделение. Было две группы таких республик. Первая — славянские республики. Если в Белоруссии национализм совсем или почти не проявлялся, то он, наоборот, получил широкое распространение на Украине, где глубже укоренились его традиции. Однако наиболее радикальные националистические настроения ограничивались западными областями и несколькими политическими группами националистов (впрочем, довольно малочисленными) в Киеве. Сепаратистские тенденции практически никак не проявляли себя во второй группе республик — центральноазиатских — Казахстане, Узбекистане, Киргизии, Таджикистане и Туркмении. Эту особенность следует отметить специально, так как во всех ранее проведенных аналитических исследованиях и прогнозах, особенно зарубежных, относительно возможного кризиса Союза народы этих республик назывались вероятными инициаторами развала СССР, особенно с учетом их религии и мусульманской культуры, а также значительного прироста населения. Ничего подобного в начале 90-х годов не происходило[627].
Второй фактор заключался в том, что именно в республиках, где сепаратистские движения были сильнее, этнические меньшинства, зачастую многочисленные, выступали против доминирующей сепаратистской тенденции и являли собой первую и серьезную линию сопротивления любому предложению об отделении от Союза. Требования об отделении каждой из республик выдвигались всякий раз от имени национального большинства и сопровождались отказом в элементарных правах человека проживавшим там этническим меньшинствам. Приходившие или пытавшиеся прийти к власти группы националистов действовали в отношении собственных меньшинств более репрессивными методами, чем центральное правительство, решительнее прибегали к насилию и шовинистической пропаганде. Здесь возможно возражение, что именно в праве собственноручно определять положение меньшинств они видели первое свидетельство своей столь желанной суверенности. Однако в ответ на это меньшинства видели единственную эффективную защиту своих прав в Союзе, в Советской Конституции и в «ленинских принципах» или, когда такой защиты не стало, в требованиях выхода, в свою очередь, из состава республик, в которые они входили[628].
Крайний национализм, возобладавший в Грузии с приходом к власти Гамсахурдия, вызвал немедленную и резкую реакцию. Начались вооруженные выступления абхазов и осетин, народов не только многочисленных, но и наделенных по Советской Конституции собственной государственностью (автономные республики в составе Республики Грузия). Новые руководители Тбилиси хотели подмять их под себя. В ответ абхазы и осетины провозгласили свое отделение от Грузии и настаивали на создании соответствующих суверенных республик или же на вхождении в Российскую Федерацию. Происшедшее в Грузии не составило исключения. Затянувшийся конфликт между армянами и азербайджанцами из-за Нагорного Карабаха был, по существу, крайним проявлением того же явления. Нечто аналогичное происходило в Молдавии в отношении русского и турецкого (гагаузы) меньшинств. И наконец, это же явление отмечалось в Прибалтийских странах, особенно там, где русские меньшинства были более многочисленными. В первый период они пытались доказать свою лояльность в отношении доминирующей нации, поддерживая даже ее требования суверенитета. Они были вынуждены изменить свою позицию, как только сами стали подвергаться дискриминации.
627
См., например, Helene Carrere d'Encausse. Esplosione di un impero? — P. 256-298.
628
Shevardnadze E. Op. cit. — P. 246-247; Krupnik I.//A