Москва еврейская

Провинция в это время мало интересовалась деятельностью Общества просвещения. Мало интересовалась его задачами и тогдашняя Москва. Да это и вполне понятно. 60-е годы были только периодом собирания еврейской общины в Москве. Всего только 7 лет тому назад было упразднено московское гетто, Глебовское подворье; еврейское население в Москве было весьма малочисленно и состояло из временно приезжавших и наезжавших для торговых дел лиц. Местное же оседлое еврейское население — из бывших нижних чинов рекрутских наборов — было совершенно не организовано и концентрировалось около молелен, носивших военные наименования, как Межевая и Аракчеевская, и как по своему материальному положению, так и по умственному своему уровню не могло проявить никакой общественной деятельности. Вот почему первые годы существования Общества просвещения, т. е. период 60-х годов почти ничем не отмечен в жизни московских евреев. Я говорю «почти», ибо кое-какие признаки жизни, весьма слабое эхо прозвучало в Москве уже в это сравнительно отдаленное время. Общество просвещения открыто было в конце 1863 г., а в марте 1864 г. студенты Московского университета обращаются к Петербургскому комитету с письмом, в котором сообщают, что «тяжелое положение многих из наших товарищей побудило нас в этом году учредить кассу для выдачи ежемесячных вспомоществований беднейшим учащимся. Начало этой кассе положили посильные взносы наших товарищей, затем еще некоторые лица пошли навстречу нашей просьбе своими пожертвованиями. Мы стремились образовать фонд в 1000 рублей, процентов с которого вместе со взносами учащихся хватит на удовлетворение нужд наших бедных товарищей. Но надежда нас обманула, и у нас нет возможности увеличить этот фонд… А посему вся надежда наша теперь на комитет, который один может прийти нам на помощь…». Признаюсь, это письмо, писанное ровно 50 лет тому назад, в марте 1864 г., и могущее дать повод к празднованию 50-летнего юбилея Московского отделения ОПЕ, произвело на меня такое же впечатление, какое производят незаметные истоки большой и многоводной реки. Да! Вот этот ручеек, тонкой струйкой тянущийся почти незаметно с какого-нибудь пригорка, холмика или болотца, и есть начало, исходный пункт той реки, которая при дальнейшем течении примет новые потоки, расширится и углубит свое русло. Эта кучка неизвестных нам теперь студентов, учившихся в Московском университете, в заботе о судьбе своих бедных товарищей решивших основать фонд в 1000 рублей, положили первый камень зданию, которое ныне называется Московским отделением ОПЕ. Нам точно не известно, как реагировал петербургский комитет на эту просьбу московских студентов. Но в протоколах ОПЕ за 1864 г. от 22-го апреля мы читаем: «По поводу писем попечителей по делам студентов в Москве постановлено субсидировать их в этом году в сумме 6000 рублей на условиях, установленных для студентов Петербурга». Кто были эти попечители Mtakchim[576], были ли это те же студенты или другие лица — мы не знаем. Мы знаем только, что эти самые попечители в следующем, 1865 г. обращаются в комитет с заявлением, что желают выпустить в свет «Рассказы из Священного Писания», составленные г. Леви, и просят комитет взять на себя расходы по изданию. Как видно, среди этой группы лиц уже загоралась искра не только филантропической, на пользу товарищей своих, но и общенародной просветительной деятельности. В декабре того же, 1865 г. почетный член Общества Поляков сообщает комитету, что он согласен передать опять-таки этим попечителям сумму, назначенную на субсидию комитетом, и следить за правильностью ее распределения. В следующем, 1866 г. некто Майзель от имени Общества учащихся в Москве просит комитет ходатайствовать перед министром народного просвещения о разрешении выдавать евреям правительственные стипендии, так как на основании закона теперь разрешено врачам-евреям поступать на военную службу. Очевидно, этот кружок работал усердно и постоянно думал о судьбе еврейских учащихся. Так незаметно под эгидой ОПЕ работала эта группа студентов на пользу своих бедных товарищей. Не забудем, что в это время учились в Москве два студента: Я. М. Гальперн, последним краешком жизни захвативший 50-летний юбилей, покойный председатель комитета ОПЕ в СПб., и В. О. Гаркави, который, как известно, поступил в университет в 1864 г., и невольно приходит в голову догадка, что, вероятно, они были в числе «попечителей». С большой степенью достоверности это можно утверждать относительно Гаркави, который нередко в своих устных беседах рассказывал о том, как он в то время ходил по московским улицам и по вывескам вербовал членов для Общества просвещения. Но скоро он выступит в качестве активного деятеля и сделается центральной фигурой московской общественности вообще и Общества просвещения в частности.

Наступили 70-е годы. Если 60-е годы были периодом собирания еврейской общины, то 70-е годы были периодом ее организации. В 1870 году был приглашен в Москву покойный раввин Минор, была открыта хоральная синагога в наемном помещении, образовалось официальное правление общины. Первенствующую роль в последней заняли не коренные, давнишние жители Москвы из нижних чинов, так называемые «николаевские», а «вольные», выходцы из черты оседлости, переселившиеся с переходом в купечество на постоянное жительство в Москве и образовавшие второй пласт еврейского населения Москвы. Среди них можно было отметить два резко отличавшихся друг от друга ответвления: курляндское, со своей немецкой культурной внешностью и традициями, и литовское (главным образом выходцы из Шклова), со своим религиозно-талмудическим настроением и мировоззрением. Общинное правление было коалиционным и состояло из представителей обеих групп. Деятельность новообразованной общины, как понятно, была направлена прежде всего на местные нужды и потребности. И первым ее делом в области просвещения было открытие 8 октября 1872 г. Московского еврейского училища для бедных и осиротелых детей. Это училище имело свою своеобразную, не лишенную драматизма историю, которая в кратких чертах изложена была мною в т. IV сборников «Пережитое»[577]. Основание еврейского училища в Москве было, очевидно, крупным событием в жизни московского еврейского населения: об этом свидетельствуют дипломы, выдававшиеся «почетному члену, пожертвователю в пользу московского еврейского училища». Эти дипломы были прекрасно для того времени напечатаны в красках и с хорошими рисунками и должны были говорить о чем-то грандиозном. Училищем заведовал особый комитет, в состав которого входил и В. О. Гаркави. Деятельность ОПЕ в смысле вспомоществования студентам продолжалась по-прежнему в самом ограниченном виде: членов Общества в Москве было очень мало, и учащиеся получали помощь из СПб. в виде стипендий или единовременных пособий. Но сумма этих пособий равнялась, например, в 1875 г. — 19 р., в 1876 г. — 150 р., членов же в эти годы было 7 человек, в том числе, кроме почетного раввина Минора, г. К. В. Высоцкий, который, как видно из протокола от 15-го марта 1873 г., пожертвовал Обществу 500 рублей и в том же году был избран действительным членом. Из этих же протоколов мы узнаем, что раввину Минору в это время приходилось ходатайствовать перед комитетом ОПЕ и за московских студентов, и даже за упомянутое московское еврейское училище. Как странно звучит для нас отмеченное в протоколе Общества от 6-го января 1878 г. ходатайство московского еврейского училища о высылке… учебных книг для учащихся. Тогдашняя московская община не стеснялась, оказывается, обращаться к комитету за такой ничтожной помощью! А комитет в СПб. постановляет: «Выполнить это ходатайство по возможности». Свежо предание, а верится с трудом. Но время идет, количество учащихся в разных учебных заведениях Москвы постепенно увеличивается, нужда в помощи растет — и местным деятелям все яснее и яснее становится необходимость организовать эту помощь. Уже в 1879 г. представители московской общины ввиду увеличившейся нужды просят комитет ходатайствовать об открытии в Москве отделения Общества наподобие одесского. Но комитет находит такое ходатайство несвоевременным и разрешает местным деятелям самим распоряжаться взносами от местных членов Общества. Такое же ходатайство об открытии отделения со стороны московских деятелей было повторено перед комитетом в 1881 г. Но, как известно, эту мечту московских деятелей удалось осуществить только через 30 лет. Как бы то ни было, но к началу 80-х годов в Москве уже была небольшая группа членов Общества, которые собирали деньги и расходовали их на помощь учащимся; они же посылали в Петроград отчеты, как это видно из протоколов ОПЕ от 31-го января 1881 г., о своей деятельности. В этом же духе, но более быстрым темпом и в большем объеме продолжалась работа московских деятелей просвещения и в следующее десятилетие 80-х годов.

576

По-видимому, опечатка; должно быть Mefakchim — инспектора, надзиратели (ивр.). — Ред.

577

См. с. 454–459 наст, сборника. — Ред.