Страница 12 из 57
Неумолимы законы феодального развития. Все больше беднели рядовые свободные горожане, участники вечевых собраний, молодшие и черные люди. Они владели маленькими клочками земли, занимались ремеслом и мелкой торговлей. Все громче был слышен на вече голос богатеющей верхушки, бояр и примыкавших к ним житьих людей. Они крепко держали в своих руках и политику, и экономику феодальной республики. Ширился разрыв между массой свободных бедняков и горстью всевластных аристократов.
Но еще большая трещина в новгородском обществе пролегала за городскими стенами. На бескрайних просторах Новгородской земли, протянувшейся до самого Белого моря, жили в своих погостах неполноправные смерды. Они не имели голоса на вечевых собраниях, но именно они кормили огромный город, доставляли богатства феодалам, несли на своих плечах все повинности в пользу республики, от которых были освобождены свободные горожане. Новгородское боярство захватывало земли смердьих общин, превращая их в свои вотчины. Посадники и тысяцкие и послушное им вече санкционировали эти захваты.
Крупнейшую роль в политической и экономической жизни республики играл архиепископ — один из двух архиепископов Русской земли (другой был в Ростове). Как глава новгородской епархии, «дома святой Софии», он управлял огромными землями во всех частях владений республики. Богатейшие монастыри, и самый главный из них, Юрьев, где в Георгиевском соборе покоился прах мятежного Шемяки, владели тысячами крестьянских дворов.
Вся эта сложившаяся на протяжении веков политическая и экономическая организация, крепкая своими традициями, своим богатством, хотя и подтачиваемая изнутри неизбежно растущими противоречиями, противостояла власти великого князя Московского, Яжелбицкий мир по существу не изменил ничего.
Характерно, что в статьях этого «докончания» (договора) рядом с именем Василия Васильевича всюду стоит имя его старшего сына. Иван Васильевич признается великим князем наравне со своим отцом, наделяется такими же политическими прерогативами. Ему уже семнадцатый год. По средневековым понятиям, юноша в пятнадцать лет — воин. Следовательно, Иван Васильевич был уже взрослым человеком. Физическая беспомощность слепого отца подчеркивала значение сына. Вероятно, к этому времени он уже далеко не формально носил титул великого князя. Ближайший помощник отца, он, видимо, принимал реальное участие в управлении великим княжеством.
Весной 1456 г. умер рязанский великий князь Иван Федорович. Его дед, беспокойный Олег Иванович, когда-то пытался соперничать с Дмитрием Донским. Но эти времена давно прошли — уже много десятков лет Рязань признавала старшинство Москвы, хотя и сохраняла полную внутреннюю самостоятельность. Победа Василия Московского в княжеской усобице еще больше усилила тяготение Рязани к Москве. Перед смертью рязанский великий князь «приказал» (поручил) восьмилетнего сына Василия, дочь и все свое великое княжение попечительству Василия Васильевича. В столицу Рязанской земли и на «прочаа грады» ее явились московские наместники. Фактическое, хотя и временное, подчинение Рязани — новый успех Москвы, новый плод победы в феодальной войне.
После победы над Шемякой и бегства Ивана Можайского в Московской земле оставалось только два удела — двоюродный брат великого князя Михаил Андреевич владел Вереей и Белоозером, шурин Василий Ярославич — старым Серпуховским уделом, восходившим еще ко временам сыновей Ивана Калиты. И тот, и другой активно участвовали в феодальной войне на стороне Василия Васильевича, особую помощь и поддержку в трагическом 1446 г. ему оказал серпуховский князь.
Но в 1456 г. «месяца иуля в 10 день поймал князь, велики князя Василия Ярославича на Москве и послал его в заточение на Углеч...».[32] Это лапидарное известие московский летописец оставляет без малейшего комментария. Что случилось в июле 1456 г.? Почему самый верный союзник великого князя оказался вдруг в заточении в зловещем Угличе, а его сын вынужден был бежать в Литву? Прямого ответа на эти вопросы у исследователя нет. Можно только строить предположения.
Можно перенести вопрос в морально-психологическую плоскость. Неблагодарный Василий Васильевичу ожесточенный несчастьями, ждал только случая, чтобы расправиться со своим другом, как только перестал в нем нуждаться. Серпуховский князь, обладавший, по-видимому, сильным, независимым характером, не хотел подчиняться возросшей власти своего зятя, во многом ему обязанного. Отсюда — неизбежность столкновения с трагической развязкой.
Несомненно, личные качества людей играют большую роль в историческом процессе. Но несомненно и другое — реальную, глубинную основу действий людей составляют определенные объективные причины» Василий Московский и Василий Серпуховской были не только людьми со свойственными им чертами характера, людьми, находившимися в определенных личных отношениях между собой. Они были политическими деятелями, представлявшими разные тенденции развития Русской земли. И коренное различив между ними заключалось именно в этом. Василий Ярославич мог быть верным и храбрым союзником Василия Московского, когда тот изнемогал в борьбе с врагами. Но, поддерживая слепого углицкого узника, помогая ему выйти на свободу и вернуться на московский стол, серпуховский князь едва ли мог искренне и последовательно желать дальнейшего усиления великокняжеской власти. Эта власть в конечном счете представляла смертельную угрозу уделам. На московском столе оказался не раздавленный своим несчастьем, пассивный и робкий слепец, всецело зависящий от союзников, а динамичный, волевой, властный политик и воин, многому научившийся в своих бедах. Такого великого князя вряд ли стал бы поддерживать его шурин. Не столкновение характеров, а столкновение политических позиций и интересов — вот коренная причина трагедии, разыгравшейся в июле 1456 г. и стоившей свободы Василию Ярославичу (пробыв в заключении двадцать семь лет, он в 1483 г. умер в Вологде).
«Ужасный век, ужасные сердца» — можно повторить за поэтом. Ни в Англии, ни во Франции, ни на Руси в феодальной борьбе не было излишней сентиментальности. Короли, князья и герцоги, оспаривавшие друг у друга власть, могли быть умными и ограниченными, храбрыми или трусливыми. Но все они были беспощадны к своим противникам, подлинным и подозреваемым. Ни родство, ни прежние заслуги не играли роли. Средневековый человек был жестким прагматиком и жил в мире, весьма далеком от идиллии.
Так или иначе, Серпуховский удел был ликвидирован. Теперь почти вся Московская земля собралась под властью великого князя. По размерам своих владений, по своей политической мощи он превзошел Дмитрия Донского, которому всю жизнь приходилось считаться со своим двоюродным братом, дедом Василия Ярославича.
15 февраля 1458 г., в среду на первой неделе великого поста, ранним утром («егда начата часы пети» — служить раннюю великопостную службу) «родися великому князю Ивану сын и наречен бысть Иван».[33] Летописец недаром так подробно описал это важное событие в жизни великокняжеской семьи. Династические права Ивана Васильевича были теперь обеспечены прочно.
Когда в следующем году татары орды Сеид-Ахмата, «похвалився, на Русь пошли», Ивану Васильевичу впервые довелось руководить «многими силами» на важнейшем для всей Русской земли южном направлении. Ордынцы были отбиты от берега Оки «и побегоша».
Никаких подробностей мы не знаем, но, по-видимому, в 1459 г. на Оке произошло действительно важное событие. Ведь совсем еще недавно ордынские отряды, молниеносно перейдя реку, рассыпались по Русской земле, убивали, грабили, жгли, уводили в полон. Никто не мог чувствовать себя в безопасности. Теперь, впервые за всю долгую и горестную историю ордынских ратей, врагу не удалось форсировать водный рубеж Оки и вторгнуться, хотя бы ненадолго, в русские земли. Было чему радоваться. Недаром митрополит Иона построил в честь этого события каменную церковь Похвалы Богородице — придел к Успенскому собору.[34] Первый самостоятельный поход молодого великого князя увенчался победой.
32
ИСРЛ. Т. 25. С. 275.
33
Там же. М.; Л., 1962. Т. 26. С. 275.
34
Там же. Т. 25. С. 275-276.