Страница 1 из 3
Владимир Константинович Арро
Чиж-Королевич
Чиж-Королевич сидел на своей постели и плакал. Отец зажёг спичку и просунул руку в окно.
— Ты почему плачешь?
— Не знаю, — ответил Чиж-Королевич.
Рядом с отцом появилась мама. Чиж-Королевич не видел их лиц.
Отец спросил у мамы:
— Товарищ Чижова, что же это делается с твоим Чижиком?
Мама сказала:
— А с твоим Королевичем, товарищ Королёв?
Оба вздохнули.
— Ну, одевайся, — сказал отец.
Чиж-Королевич вскочил с постели, заторопился, но, как всегда, его задерживали шнурки.
— Ладно, вылезай, — сказала мама. — Здесь зашнуруешь.
Чиж-Королевич опёрся ладонями о подоконник и приготовился прыгнуть, но руки отца приподняли его и понесли.
— Ты почему опять плакал? — спросила мама, когда они, взявшись за руки, шли по деревенской улице мимо изгородей и домов.
— Было грустно…
— Отчего?
— Просто так.
— Так бывает, — сказал отец. — Что-то в груди скапливается, да, Чиж?
— Да, — ответил Чиж-Королевич.
— Какая-то смутность… У тебя разве так никогда не было?
— Было, — сказала мама. — Очень давно. Сейчас мне грустить некогда. Но я всё равно Чижа понимаю.
— Мне куда-то захотелось, — сказал Чиж-Королевич. — Далеко-далеко!..
— Куда бы это? — спросил отец.
— В какое-нибудь царство, в какое-нибудь государство… Ну, понимаешь, за тридевять земель.
— Вот оно что, — сказал отец. — Мне тоже иногда куда-то хочется. Я бы пошёл с тобой.
— За границу, что ли? — спросила мама.
— Да нет!.. Не за границу, правда, Чиж? Сначала чтобы по проводам, потом по реке, потом чтобы по тропинке…
— Ага! И чтобы следы на ней были!..
— Следы — это так говорится, — сказала мама. — На тропинке следов не видно.
— Нет, если копыта или большие когти, можно различить.
— А разве другие следы бывают?
— Бывают, — сказал Чиж-Королевич. — Это когда на голых ладошках идут.
— На голых ладошках?.. Это что-то непонятное. Чиж, не говори, пожалуйста, на ночь таких вещей.
— Хорошо, мама.
Отец сказал:
— А знаешь что, Чиж, мы, пожалуй, сейчас и пойдём. Что это нам терять время.
— Конечно, сейчас!.. — заволновался Чиж-Королевич.
— А я? — спросила мама.
— Да, как же нам быть с мамой… Знаешь, ты уж оставайся, — сказал отец.
— Оставайся, конечно, — сказал Чиж-Королевич. — Мы ведь всё равно к тебе вернёмся.
Мама вздохнула:
— Ну что ж… Но проводить-то я вас провожу.
В деревне, в которой они жили на даче, люди ещё не спали, и окна некоторых домов были освещены. А вечер был тёплый, душистый, воздух стоял густо и совсем не шевелился.
— Ну, куда это вы хотите, — сказала мама. — Вон как у нас хорошо: и лес, и река, и деревня такая славная.
— В некотором царстве лучше, — сказал отец.
— Там лучше, — подтвердил Чиж-Королевич.
Вдруг в темноте кто-то сказал:
— Нинка, занеси одеяло в дом.
— А где оно?
— Поищи.
— Возле сена, что ли?
— Ну. Только стряхни сначала, а то жабу завернёшь.
— Ой, я боюсь!.. — сказала Нинка.
— Да ладно, это я к слову. Сегодня ночь сухая.
И скрипнула дверь.
Отец подкрался к изгороди и тихонько сказал:
— Ква!..
Нинка молчала.
— Ква! Ква! — повторил отец. — Не вытряхивай меня, не вытряхивай!
— Кто это балует? — спросила Нинка.
— Не бойся меня. Ква.
— А вы кто? Дачники, что ли?
— Ква.
— Это мы, старые жабы, — басом ответил Чиж-Королевич и засмеялся.
— Чиж-Короле-вич!.. — нараспев сказала Нинка. — Ты ещё не спишь? Как вы хорошо квакали. Я даже сначала поверила.
— Любой бы поверил, — сказала мама. — Он у нас и мяукает хорошо. Ну-ка, Королёв, промяучь.
— Мяу!.. — сказал отец.
Нинка засмеялась.
— И правда. А у нас в школе зимой была самодеятельность. Один учитель паровозу подражал. Похоже. Но очень уж долго. Директор даже остановил.
— До свидания, Нина, — сказал Чиж-Королевич.
— Вы уже спать? А хотите — с сеновала попрыгаем? У нас целый воз сена на дворе.
— Мы бы с удовольствием, — сказал отец, — но нам нельзя. Мы уходим.
— Мы уходим далеко-далеко, — сказал Чиж-Королевич. — Нас уже здесь завтра не будет.
— А что, вы разве уже съезжаете?
— Да нет, мы в некоторое царство, в некоторое государство…
— Жалко, — сказала Нинка и недоверчиво на них посмотрела.
— Но мы вернёмся, жди нас!..
Они выбрались на дорогу, и Нинка сразу исчезла в темноте. Ночь была без луны, но дорога сама по себе светилась, особенно её колеи.
— Нам не страшно? — спросила мама.
Чиж-Королевич громко ответил:
— Конечно, нет!
— Конечно, не страшно, — сказала мама. — Ведь с нами Королёв, наш отец.
— Да, я с вами, сказал отец. — Давайте даже пойду в серединке, чтобы каждому было по моей руке.
— Вот видите, как вам завтра было бы здесь хорошо, — сказала мама. — С сеновала бы попрыгали. Не уходите…
— Нет, мы пойдём всё-таки, — сказал отец.
Чиж-Королевич вздохнул:
— Мы пойдём. Вот только к Шурику зайдём на прощанье?
— Шурик — это который толстенький такой, пузатенький, в синих трусиках? А зачем мы к нему пойдём?
— Он сказал, что у него что-то есть. Очень что-то интересное, а мы не узнаем. Потому что мы ведь уйдём.
— Ну ладно, — сказал отец, — пошли к Шурику.
Чиж-Королевич потянул их к какому-то дому, и они очутились в палисаднике. Из глубины двора на них залаяла собака.
— Это лайка у них, — сказал Чиж-Королевич. — Зовут Рита. Но вы не бойтесь, она привязана.
Он постучался.
— Заходите, заходите, — сказала мать Шурика.
Они вошли в кухню.
— Шурик не спит ещё? — спросил Чиж-Королевич.
— Не спит.
— Чего же это мне спать, — сказали откуда-то снизу, с тёмного пола.
— Где он тут? — спросил отец. — Мы к тебе в гости. Поглядеть на тебя пришли.
На полу помолчали.
И тут только все увидели, что Шурик сидит к ним спиной и старательно что-то от них загораживает.
— Кино я, что ли?.. Или я поезд?.. Или какой-нибудь цветочек.
— Да будет тебе, срамник! — прикрикнула на него мать и вышла за дверь.
— Что это ты там прячешь? — усаживаясь на лавку, спросил отец.
— Ничего я не прячу… Корзина стоит, вот и всё.
— Нет, прячешь, — сказал отец. — А я сейчас подойду и посмотрю.
— А я корзину мешком накрою.
— А я открою.
— А я Лёшку позову.
— А я знать не знаю никакого Лёшки.
— Лёшку-то не знаете?.. Он же мой братан!
Но тут вошла мать Шурика и поставила на стол кувшин молока.
— Ну что, так он вам, худой мальчишка, и не показал?
— А там и показывать-то нечего, — сказал отец. — Какие-нибудь стручки гороховые…
— По-моему, у него там шишки, — сказала мама.
— Ну, нет! — сказал Чиж-Королевич. — Шишки он не стал бы прятать. Там что-то живое!..
— Как ты не понимаешь, — шепнула мама, — он тогда не покажет… Или трава там у него!
— Конечно, трава, — громко сказал Чиж-Королевич. — Или шишки. Ничего там живого и нету.