Страница 43 из 55
Конечно, многие ей завидовали: «Вот уж кого бог не обидел. Все есть». А она давно не задумывалась о том, чего бы ей хотелось. А когда ничего не хочется, жизнь становится скучной. Ирине приходилось ее оживлять. Вот так, в непримиримой борьбе со скукой, и проходили дни. Впервые за долгие годы она получила встряску.
Верка залетела вместе со Степой в квартиру так, как будто за ней гнался маньяк с ножом, быстро закрыла дверь на два замка и долго не могла отдышаться. Она боялась. Уже не хотелось никого ни искать, ни видеть. «Господи, зачем я все это затеяла? Вот дура, мне же совсем ничего этого не нужно. Может, померещилось?» Через пятнадцать минут она немного успокоилась и закурила. Руки еще дрожали, когда подносила зажигалку к сигарете. Тут и раздался звонок в дверь. Верка опять затряслась мелкой дрожью, как кролик. Она была не готова, застали врасплох. Ничего не соображая, пошла открывать, ноги подкашивались.
За дверью стояла женщина. Ее мать. Стояла, в упор глядя на Верку. Молча. Взгляд был холодным и каким-то оценивающим. Верка не могла припомнить потом, сколько длилось взаимное молчание, пока она не смогла выдавить из себя заплетающимся языком первое, что пришло ей в голову:
— Вам кого?
— Могу я войти? — голос тоже был спокойным, довольно низким и удивительно красивым. В тоне его Верка уловила даже насмешку.
— Проходите.
Женщина вошла. Движения ее были плавные, неторопливые. Строгий элегантный костюм, туфли на невысоком каблуке. Она как будто материализовалась с обложки журнала. Тонкий запах духов. Неторопливое оглядывание по сторонам. Верка махнула рукой в сторону комнаты, говорить ей было трудно, язык отказывался повиноваться, будто прилип. Легкой плавной походкой Ирина прошествовала по квартире и села на диван. Верка приземлилась на стул.
— Нам нужно поговорить. И познакомиться. Теперь уже нет смысла ничего скрывать, не так ли?
— Так, — покорно и вяло согласилась Верка. Ее как будто погрузили в гипнотический сон.
— Ну вот и хорошо. Вряд ли стоит сейчас ворошить прошлое. Вы уже взрослая женщина. У вас есть родители. Приемные. Был муж. Я кое-что знаю о вашей жизни. Наводила справки. Жизнь у нас обеих сложилась так, как она сложилась. Изменить сейчас что-либо трудно. Вы со мной согласны?
— Согласна, — вяло подтвердила Верка.
— Я виновата перед вами и готова оказать вам материальную помощь.
— Не надо.
— Извините, Вера, может быть, я бестактна. Не обижайтесь. Но я хочу вас спросить: зачем вы меня разыскивали?
— Не знаю. Просто хотела посмотреть.
— Ну что ж, теперь посмотрели. Как видите, я не чудовище. У меня есть сын — ваш брат, муж. Я обычный человек. Вам я сочувствую. Готова помочь. Но прошу вас, не надо ничего менять. Уже поздно. У каждой из нас своя жизнь. Я вам оставлю свой телефон. Если будут трудности материального порядка — обращайтесь. Все остальные проблемы в вашей жизни я вряд ли помогу решить. — Ирина открыла сумку, достала визитку и положила на стол. Рядом лег толстый конверт. — Вера, прошу вас взять это от меня. Деньги могут многое. Купите себе, что вам хочется. Всего вам хорошего.
И не успела Верка ничего сказать, как за гостьей закрылась дверь. А она осталась сидеть, как парализованная. Сознание возвращалось медленно. Закипала злость, выплеснуть которую было уже не на кого. А это самое скверное. С Веркой приключилась истерика. Она рыдала так, как не рыдала никогда в жизни. Эта красивая холеная дама сначала выбросила ее, потом пришла и откупилась. Хотелось взять деньги и швырнуть ей в лицо, сказать все, что она о ней думает. Хотя знала, что никогда не посмеет этого сделать, как не посмела ей даже возражать. И от этого ей было еще хуже, еще обиднее. Обидно было и то, что она такая уродилась, не похожая на мать ничем. У такой красавицы — такая уродина. В своей обиде она преувеличивала собственные горести, казалась самой себе и обделенной, и несчастной. Прорыдавшись и успокоившись при помощи водки, оставшейся случайно в доме, она начала рассуждать уже более здраво. Верке, с ее жизнелюбивым характером, не свойственны были эти интеллигентские штучки — копание в себе, поиск смысла жизни. Она обычно радовалась тому хорошему, что в данный момент имела, и печалилась тому, что поиметь не могла. И все. А сейчас, умывшись и придя в себя, она потянулась к конверту, оставленному Ириной. Пять тысяч долларов. Неплохо. Ну и черт с ней, что откупилась. Она не просила. Самолюбия Верка была лишена, но в данном случае оно не пострадало. Может, все и к лучшему. Неизвестно еще, как бы ей жилось с такой мамашей. Она в ее присутствии была как кролик перед удавом. И больше встречаться желания не было. Разной они породы и из разного теста сделаны. А красота такая — к чему она? У Верки и так в жизни недостатка в мужиках не было. Интересно, кто ее отец? Наверное, уж не этот Павлов. Она и на него не похожа. Значит, мамашу-красавицу кто-то бросил беременную, несмотря на всю ее красоту. Верка даже злорадство испытала. Все, забыла. Ну ее к черту.
Это произошло как раз тогда, когда Ирина заруливала в собственный двор. После встречи она облегчения не почувствовала. Ей теперь казалось, что сделала что-то не то. Ошиблась. А что надо было сделать? Родственных чувств, а тем более материнских, таких, как к Антону, к Верке она не испытывала. Была жалость. Верка, ошибка природы, эта злая шутка, жертва эксперимента, существовала, жила и имела полное право на жизнь. Но была не такая, какой должна быть Иринина дочь. Жаль, что она с ней не поговорила, девчонка явно была не в себе. Но и так видно. Дворняжка. Остается надеяться, что не дура. Шлюшка — значит, мужиков любит. Ирина вспомнила себя и горько усмехнулась. Может, ее хоть здесь бог не обидел. Она где-то читала, что женская сексуальность находится в обратной зависимости с умом и образованностью. Вот и она пала жертвой собственных достоинств. Хотя, впрочем, может быть, это неправда. Вспомнила свою маму. Много лет прошло после гибели родителей. Воспоминания были уже смутными, боли не вызывали, и теперь Ирина препарировала их и свою жизнь холодным рассудком. Странное у них семейство. Все не как у людей. Мать в ранней молодости такую штуку выкинула, она тоже отличилась, но уже по-своему. Рок преследует, точно. И по женской линии. Брат Андрей вполне благополучен. Живет, процветает, гуляет по-прежнему, паршивец, но семьянин отличный. И внешне счастлив. А она… Казалось бы, тоже. Что ей еще нужно? Сейчас такая жизнь. Сплошные катаклизмы — крупные и мелкие. Кто спился, кто разорился, кого убили, кто просто голодает. Ее однокурсники, те, с кем она поддерживала связь, жили по-разному. Благополучных было не так уж и много. Двоих уже в живых нет: одна умерла от рака, другого убили неизвестно за что, говорят, за долги. Это из тех, про кого она слышала. А их семью все эти бури обошли стороной. Кое-что пришлось пережить, но это пустяки. При деньгах — и без страха. За все приходится платить в этой стране. Неплохо она прожила все эти годы с Женькой. Ни о чем не жалела. Вспомнила старую шутку: вышла замуж по расчету, и расчет оказался верным. Единственное, что ей не удалось испытать, — любовь. Или хотя бы страсть. Наверное, такая уродилась. Ну, все в жизни не ухватишь.
Женьке она решила о своей встрече не говорить, не волновать его понапрасну. А если честно, она не хотела, чтобы он видел дочь. Слишком неудачной внешне Верка ей казалась. Подсознательно она стеснялась той, которую произвела на свет. Отбраковка. Сын Антон был другой — красивый парень, не хлюпик, физически сильный. Отец об этом заботился. С детства не только образование и языки, но и спорт. Ирина над ним не сюсюкала, а воспитывала разумно, чтобы не избаловать. Правда, у нее и не было потребности сюсюкать. Свою нежность внешне почти не проявляла.
Временная трудность, казалось бы, разрешилась наилучшим образом, и жизнь вошла в прежнюю колею. Время от времени она летала к сыну в Англию. Он делал успехи, мальчик был перспективный, неглупый. На каникулы приезжал домой. Ирина по-прежнему играла в теннис, держала форму. Внешне возраст еще на ее красоту не покушался. Ею по-прежнему восхищались. Стала она немного мягче, как будто оттаяла, это Женька первый заметил. И удивился. Он всегда был к ней внимателен. Так и шел день за днем.