Страница 88 из 116
У западноевропейского поколения 1968 года ситуация была обратной, а расстояние между словом и делом — неизмеримо огромным. Напоказ говорилось одно, чтобы продемонстрировать наличие “правильных взглядов”, а на деле люди часто поступали совсем по-другому. Фактически они загребали жар чужими руками. В Восточной Европе поддержка правозащитного движения по определению не могла быть морально бесплатной. Все, кто к нему присоединялся, знали, что их участие может привести за решетку, навсегда испортить карьеру и разрушить семью.
Для Айаан Хирси Али, Мариам Намази и Афшина Эллиана в моральном смысле все тоже не бесплатно, хотя они и живут на Западе. За возможность выступать открыто, отстаивать право говорить “нет” своей религии и требовать такого же критического исследования для ислама, как и для христианства, и других религий и идеологий, они платят получением смертельных угроз, жизнью под охраной, а в некоторых случаях — разрывом с семьей и друзьями.
Бывшие мусульмане и исламисты, а также критически настроенные к своей религии мусульмане играют решающую роль в осознании угнетения во имя ислама и борьбы с ним как в мусульманских странах, так и в западной мусульманской среде. Требуя права на выход из своей религиозной общины, отдавая приоритет личным правам над общими, бывшие мусульмане фактически говорят собратьям по вере всего мира то же, что и семь[20] смельчаков, не побоявшихся в августе 1968 года выйти на Красную площадь в знак протеста против ввода войск стран Варшавского договора в Чехословакию. Слова на плакате, который им удалось развернуть, прежде чем их арестовали сотрудники КГБ, были адресованы в первую очередь гражданам Чехословакии, но в принципе относились и ко всем остальным странам Восточного блока: “За вашу и нашу свободу”.
В XIX веке эти слова произнес русский писатель Александр Герцен в поддержку польского восстания, участники которого боролись за независимость от России. 20 На самом деле демонстрантов было восемь: Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг. После ареста семь демонстрантов уговорили Татьяну Баеву отказаться от дальнейшего участия, и ее отпустили. Акция вошла в историю как “демонстрация семерых”. — Примеч. ред.
В 1968 году они прозвучали очень современно, а в январе 1991 года я увидел их снова — во время московских демонстраций в поддержку национально-освободительной борьбы в странах Балтии после нападения советских войск на Литву и Латвию. Да и в начале XXI века вряд ли найдется более подходящий девиз для тех, кто сражается за права человека и подобно восточноевропейским диссидентам времен холодной войны отбывает тюремный срок за свои взгляды.
Преступление без жертвы
Еще светло, но тьма сгущается.
Боб Дилан
В конце концов мы будем помнить не слова наших врагов, а молчание наших друзей.
Мартин Лютер Кинг-мл.
12 августа 1553 года в Женеву прибыл господин средних лет. Семнадцать лет назад этот город провозгласил себя республикой, перешел в протестантизм и с тех пор считался центром европейской Реформации. Этот человек бежал от католической инквизиции из Вьенны, расположенной к югу от Лиона, где его арестовали по обвинению в ереси и подстрекательстве к бунту — закон тогда не различал эти преступления, поскольку фундаментом политического, социального, культурного и экономического порядка была правильная вера. Ранним утром во время посещения уборной ему удалось с помощью друзей обмануть охрану и сбежать из тюрьмы. Потратив немало сил, инквизиция в конце концов прекратила искать беглеца и приговорила его к смерти заочно. В католических странах того времени судебный приговор при отсутствии осужденного еретика исполнялся через символическое сожжение соломенного чучела.
Доказательства ереси предоставил сам Жан Кальвин, лидер реформистской церкви в Женеве, который вел частную переписку с осужденным, обмениваясь с ним теологическими трудами о реформировании христианской веры. Примечательно, что во времена холодной войны такие действия выглядели бы доносом на какого-нибудь советского диссидента, как если бы западный антикоммунист направил все необходимые документы с критикой режима прямо в Центральный Комитет КПСС, который смог бы осудить виновника за антисоветскую пропаганду и отправить его в ГУЛАГ.
Беглеца звали Мигель Сервет, это был теолог, врач и естествоиспытатель испанского происхождения. По прибытии в Женеву он поселился в небольшом трактире на живописной площади Плас де Молар, откуда видно, как река Рона впадает в Женевское озеро. На другой стороне площади, вверх по склону, — ратуша и собор святого Петра, с кафедры которого проповедовал Жан Кальвин. Сорокадвухлетний Сервет прекрасно знал, что ведущий теолог протестантской церкви донес на него инквизиции, и до сих пор остается загадкой, почему Мигель оказался в Женеве. Есть гипотеза, что он хотел устроить переворот против Кальвина, который в тот момент был в конфликте со светскими властями Женевы из-за вопроса о правилах отлучения от церкви. Сам Сервет планировал задержаться в городе на пару дней и затем продолжить свой путь на восток, в сторону Цюриха, о чем уже договорился с лодочником. Конечной целью теолога была Италия, где он хотел поселиться, чтобы спокойно заняться врачебной практикой.
На следующий день после прибытия в Женеву Сервет отправился на богослужение в собор святого Петра, где проповедовал Жан Кальвин. Посещение церкви было обязательным, и теолог опасался, что привлечет к себе ненужное влияние, если не придет. Во время богослужения Сервета узнали, и Кальвин приказал арестовать его.
Несколькими годами ранее в упомянутой переписке с Кальвином Сервет сообщил, что готов приехать в Женеву, чтобы лично встретиться со своим старым знакомым и оппонентом, если он того пожелает. Кальвин написал своему другу Фарелу: “Если он приедет, я не позволю ему уехать отсюда живым, если, конечно, мой авторитет имеет хоть какой-то вес”.
Жан Кальвин сдержал слово. Сервета сожгли на костре, но казни предшествовал долгий судебный процесс, за которым с интересом следила вся Европа. По инициативе Кальвина против Сервета было выдвинуто тридцать девять обвинений, включавших все — от прежних грехов теолога, его давних утверждений о смертности души и до высмеивания церкви в Женеве, пантеизма, критики крещения и Божественной Троицы.
В ходе процесса были отклонены все обвинения, за исключением последних двух. Сервет отрицал догмат Троицы, которого придерживались и католики, и протестанты, то есть восприятие Бога как триединой сущности — Отца, Сына и Святого Духа. Сервет также был не согласен с двумя христианскими церквями в вопросе о крещении детей. Как и анабаптисты, он считал, что крещение должно происходить только в сознательном возрасте. В отличие от Кальвина, Сервет не верил, что дети так же грешны, как взрослые. В припадке гнева Кальвин воскликнул: “Он заслужил, чтобы птенцы, такие милые и невинные, какими он их считает, выклевали его глаза сотню тысяч раз”.
Письменный диспут на латыни между Кальвином и Серветом стал краеугольным камнем судебного процесса. Оказалось, что два теолога совершенно по-разному видят Бога и человеческую природу. Сервет полагал, что считать человека греховным и развращенным от рождения, утверждая предопределенность человеческой судьбы, значит низводить его до положения создания, застывшего и безвольного, как камень. В свою очередь Кальвин считал, что его оппонент, возвышая человека до божественной сущности, принижает самого Бога. Для него ставкой в игре была честь Господа и судьба всего христианства.
Во время процесса вопрос о виновности Сервета отправлялся на рассмотрение в другие протестантские города Швейцарии: Берн, Базель, Цюрих и Шаффхаузен. Они единогласно поддержали обвинение в ереси и богохульстве, и 27 октября 1553 года суд вынес приговор, который был зачитан с кремовой башни Боде, расположенной в тихом, спартански скромном внутреннем дворике женевской ратуши: “Мы приговариваем тебя, Мигель Сервет, в оковах быть доставленным на площадь Шампель, привязанным к столбу и заживо сожженным вместе с твоими книгами, написанными и напечатанными, до полного испепеления. Так ты окончишь свои дни, став предостережением всем, кто задумает совершить подобное преступление”.