Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 116

По информации ФБР, впервые Хедли побывал в Дании в январе 2009 года. Ему удалось посетить офисы “Юлландс-Постен” в Копенгагене и Орхусе, где он встретился с сотрудниками отдела рекламы. Хедли представился бизнесменом и сказал, что его фирма “Ферст Уорлд Иммигрейшн Сервис” намерена разместить рекламное объявление в газете в связи с открытием своего офиса в Дании. Для такого случая он даже изготовил фальшивые визитные карточки. В конце января 2009 года Хедли, который тремя годами ранее сменил имя Дауд Сайед Гилани на Дэвид Колман Хедли, чтобы иметь возможность ездить по миру, как западный человек, не привлекая внимания своим мусульманско-пакистанским происхождением, уже летел в Объединенные Арабские Эмираты через Франкфурт и далее в Пакистан. Там он встретился с представителями “Лашкар-и-Тайба” и полевым командиром Ильясом Кашмири — легендарным вождем террористов, проживающим в северном Вазиристане.

Впервые Хедли обсудил террористическую атаку на “Юлландс-Постен” в октябре 2008 года с членом “Лашкар-и-Тайба”, который призвал его как можно скорее начать подготовку. Примерно тогда же Хедли, общаясь в чате с бывшими учениками “Хасан Абдал” — закрытой военной школы в провинции Пенджаб, где он учился в 1970-х, — впервые излил свой гнев на “карикатуры на пророка Мухаммеда”. “Вы можете назвать меня “старомодным”, — написал он 29 октября 2008 года, — но я хочу уничтожить тех, кто оскорбил пророка”. Теракты, планируемые в Дании, получили два кодовых названия: “Проект “Микки Маус”” и “Северный проект”.

Второй раз Хедли посетил Данию в июле 2009 года, проделав путь через многие европейские страны. По сведениям ФБР, он встречался с британской ячейкой Аль-Каиды, с которой его свел Кашмири. Предполагалось, что теракт совершат представители ячейки. На седьмой странице отчета агентов ФБР написано: “Хедли заявил, что он предложил свести операцию против газеты с нападения на целый город к ликвидации редактора отдела культуры Флемминга Росе и художника Курта Вестергора, нарисовавшего пророка Мухаммеда с бомбой в тюрбане, поскольку именно их Хедли считал ответственными за карикатуры”. Таково было мнение Хедли. Кашмири предложил два других варианта: направить в здание “Юлландс-Постен” набитый взрывчаткой грузовик или напасть группой “священных воинов” на офис газеты, перебить как можно больше человек, отрезать и выбросить их головы из окон, чтобы произвести соответствующее впечатление на датское общество. Кашмири был убежден, что ответственность за оскорбление мусульманского пророка несут все датчане.

Дело Хедли сильно отличалось от других датских судебных процессов над террористами. Во-первых, в нем фигурировали люди, не проживавшие в стране, что фактически снижало до нуля шансы Полицейской службы разведки раскрыть их замыслы, пока они не начнут работать со своими датскими “коллегами” или не будет получена соответствующая информация от иностранных органов безопасности — как, собственно, и произошло в данном случае. Во-вторых, организаторами преступления оказались зрелые семейные мужчины, давно пережившие безумства юности и стремление обрести свою групповую идентичность. Они вовсе не были вырванными из общественной жизни молодыми парнями с их игрой гормонов и тоской по революционным свершениям и сильным ощущениям. В-третьих, в деле присутствовал разветвленный международный заговор, нити которого тянулись через три континента — Америку, Европу и Азию. В нем принимали участие два североамериканца пакистанского происхождения, проживавшие в Чикаго. Один из них, Дэвид Хедли, ездил по Европе, Индии и Пакистану и под прикрытием коммерческой деятельности планировал теракты с помощью другого участника, своего старого школьного приятеля из Пакистана, который управлял несколькими предприятиями дома, в Чикаго. Все это происходило в тесном сотрудничестве с “Лашкар-и-Тайба” и “Бригадой 313” Ильяса Кашмири, располагавшихся в приграничных районах между Афганистаном и Пакистаном и сотрудничавших с АльКаидой. У всех террористических организаций были представители в Европе, которые должны были осуществить теракты. В-четвертых, это был фактически первый известный случай “экспорта террора” из США в Европу. После 2001 года Америка рассматривала Старый Свет как потенциальную террористическую угрозу, поскольку теракты в США были спланированы именно европейскими мусульманами-радикалистами, в том числе теракт 11 сентября и ряд других акций, которые удалось предотвратить. А сейчас имел место противоположный случай.

О чем я думал?

Я не был слишком удивлен или напуган. Время приучило меня к тому, что есть люди, готовые убивать из-за “карикатур на пророка Мухаммеда”, и что я могу оказаться их целью. Мне было неприятно это ощущать, но я должен был научиться жить в таких условиях, хотя и подумать не мог, что когда-нибудь мне придется вести себя в Дании, как в зоне боевых действий или какой-нибудь враждебной стране. С другой стороны, я испытал некоторое облегчение, поскольку Хедли в качестве своей цели выбрал именно меня, а не всех датчан, совершенно непричастных к истории с рисунками. Таким образом, я оказал некоторое влияние на ход событий. Мы с Куртом Вестергором решили вступить в общественную дискуссию о рисунках и в тот момент совершенно четко представляли себе возможные последствия. Хотя многим может показаться странным, что редактор и художник-иллюстратор вынуждены считаться с риском подвергнуться насилию или даже погибнуть, если скажут что-то, что не понравится другим.



Самым кошмарным сценарием мести за рисунки могло стать похищение или убийство первых попавшихся сотрудников, работавших в здании, где располагались “Юлландс-Постен” и “Политикен”, или посторонних датчан. Ведь СМИ и общественность непременно возложили бы ответственность за смерть или увечья абсолютно непричастных людей на руководство газеты. Сам бы я с таким выводом никогда не согласился, но в датском обществе бытует мнение, что мы получили по заслугам. Это, а также ощущение близкой и конкретной террористической угрозы так повлияло на нас, что газета после раскрытия планов террористов и покушения на Курта Вестергора в январе 2010 года отказалась повторно публиковать его рисунок. Наши оправдания — что люди уже видели карикатуру, так что необязательно публиковать ее всякий раз, когда мы пишем о карикатурном скандале, — оказались не такими уж убедительными.

Как отмечали критики, мы публиковали фотографии президента Обамы, а также других политиков и известных личностей каждый раз, когда писали о них, хотя наши читатели прекрасно знали, как они выглядят. Когда мы освещали теракт 11 сентября, наши статьи постоянно сопровождались драматичными изображениями нью-йоркских башен-близнецов. Их фотографии люди знали гораздо лучше, чем рисунок Вестергора. Очевидно, правда состояла в том, что в качестве реакции на рисунки уже было совершено нападение на датское посольство в Исламабаде в июне 2008 года, когда погибли шесть человек, и аналогичная беда могла произойти в Дании. Ведь Хедли и его сообщники поддерживали контакты с кругами, которые спровоцировали нападение на посольство.

Когда карикатурный скандал в феврале 2006 года достиг своего пика, представители “Радиогазеты” на “Датском радио”, одном из ведущих СМИ страны, по телефону задали мне вопрос: “Сколько бомб должно взорваться, прежде чем “Юлландс-Постен” решит принести извинения?” — полагая, что я и газета ответственны за действия совершенно незнакомых нам людей, которым вздумалось совершить теракт. Я не мог смириться со столь извращенной логикой— мечтой каждого террориста — и потому наорал на журналиста на другом конце провода, однако такая точка зрения оказалась довольно распространенной. Читатели в письмах и участники общественных дискуссий спрашивали меня, как мог я спокойно спать ночью, зная, что на мне лежит ответственность за смерть невинных людей. Желая обеспечить мир в датском обществе и сохранить репутацию страны, многие даже призывали меня уйти с поста редактора культурного отдела.

Датские и зарубежные СМИ привыкли утверждать, что это рисунки привели к беспорядкам и гибели людей. В сентябре 2007 года газета “Нью-Йорк Таймс” написала, что “карикатуры призывали к массовым акциям протеста насильственного характера в других странах”. В демократическом обществе любые призывы к насилию являются преступлением, в связи с чем многие усматривали причинно-следственную связь между террором и рисунками, не пытаясь каким-либо образом ее объяснить. При этом СМИ забывали, что своими действиями устанавливают в сознании читателя невидимый знак равенства между рисунками, которые воспринимаются как оскорбление, и насилием.