Страница 101 из 116
В логике же конвенциональных и правовых запретов, навязываемых российскому обществу определенными политическими и клерикальными кругами, ответ на поставленный выше вопрос будет, наверное, таким: “Не допускается публичное использование и распространение значимых для любых российских граждан (или групп граждан определенной численности) царских, советских, российских государственных, религиозных, исторических и культурных символов, художественных образов, документов, исторических сведений, фактов, мнений таким образом и таким способом, которые граждане (или группы граждан определенной численности) считают оскорбительными для себя, даже если лица, повинные в использовании вышеперечисленного, заявляют о том, что не имеют намерений кого-либо оскорбить””.
Самодуров описал общество, где последовательно практикуется фундаментализм в сфере защиты социальных групп от оскорблений, где нельзя высказывать никакое мнение, потому что любое высказывание можно охарактеризовать как оскорбительное для кого-либо, где молчание, как в известной песне Саймона и Гарфанкела, растет, как раковая опухоль. Его список напомнил мне соответствующий обзор, который датский профессор Фредерик Стьернфельт поместил в газете “Уикендависен” в 2006 году, чтобы создать представление о новом кодексе поведения, который возник после “карикатурного кризиса”. “Можно ли рисовать карикатуры на Иисуса? Можно ли продолжать распространять мультфильм “Аладдин”? Может ли организация “Хьюман Райтс Уотч” продолжить публикацию своих обзоров о нарушениях прав человека в мусульманских странах?” — вопрошал Стьернфельт, подчеркивая, что делает это без тени иронии.
Для Самодурова было очевидным наличие связи между борьбой Андрея Сахарова за открытое общество и идеалы гуманизма и требованием об особом отношении к религиям, а также запретом критиковать догмы, будь то христианские, мусульманские, коммунистические, националистические или другие. Если преследовать за высказывания, потому что они оскорбляют чувства какой-либо социальной группы, то и на любые другие высказывания можно наложить запрет.
Ожидая решения Европейского суда по правам человека по делу о выставке “Осторожно, религия!” от 2005 года, Самодуров оказался замешанным в аналогичную ситуацию. В 2006 году с ним связался искусствовед Андрей Ерофеев из Третьяковской галереи, владелец внушительного собрания произведений современного русского искусства последнего полувека. Ерофееву удалось собрать около трех тысяч работ. Многие из них выставлялись в России и за рубежом, но большую часть главных экспонатов соотечественники еще ни разу не видели.
Цензура и самоцензура не исчезли вместе с коммунизмом. Когда после распада СССР религия вновь заняла свое место, сотрудники музеев стали гораздо осторожнее относиться к подбору произведений, интерпретировавших или использовавших религиозные символы вне церковных предписаний. Отношения между современным искусством и публикой, по словам Андрея Ерофеева, по-прежнему характеризовались недоверием, смущением и недопониманием. Многие работы виделись спорными и непригодными к показу в общественных музеях. Именно поэтому он предложил Юрию Самодурову организовать выставку “запретного искусства” в Музее Сахарова.
Идея привела Самодурова в восторг. Он был уверен, что подобная выставка сможет инициировать дискуссию о цензуре и самоцензуре в российском мире искусства и музеев, — проблема, которую он считал такой же острой, как и угроза свободе печати. Он уже подумал о том, что выставку можно будет сделать регулярной.
В марте 2007 года открылась выставка “Запретное искусство 2006”. Тринадцать художников и одно художественное объединение были представлены двадцатью тремя работами, в том числе инсталляцией Ильи Кабакова, картинами Михаила Рошаля-Федорова и Александра Косолапова, а также карикатурами Вячеслава Сысоева, который в середине 1980-х за свои полотна отбыл два года в трудовом лагере. Работы охватывали период с 1966 по 2005 год. По словам Ерофеева, организаторы решили не выставлять те экспонаты, которые могли быть расценены как откровенно оскорбительные. Одна из картин изображала стилизованный оклад иконы с черной икрой вместо изображений Девы Марии и младенца и текстом “Ты ел икру в последнее время?”, на другой можно было увидеть распятие, где голова Иисуса была скрыта орденом Ленина, на третьей, с подписью “Слава России!”, генерал насиловал солдата. Все работы на выставке скрывались за белой фальшстеной с небольшими отверстиями, так что посетители должны были приложить усилия, чтобы разглядеть экспонаты.
“Это не выставка искусства, а выставка выставок. Она не рассказывает ни о сексе, ни о религии, она вообще ни о чем не рассказывает, только информирует о новых профессиональных тенденциях, которые начали появляться и представляют большую опасность. Я думаю о страхе и робости, распространяющихся все шире и шире. Это явление стало проблемой в нашей работе”, — говорил Ерофеев во время дискуссии о выставке, проходившей в Музее Сахарова.
В отличие от выставки 2003 года, “Запретное искусство 2006” физически не пострадало, но его критиковали в СМИ, а перед зданием музея была проведена демонстрация с требованием к властям пресечь глумление над христианскими и национальными символами. Выставка также вызвала дискуссию активистов правозащитных организаций. Елена Боннэр, защищавшая Самодурова и выставку “Осторожно, религия!”, когда она была разгромлена в 2003 году, дистанцировалась от “Запретного искусства 2006” и призвала руководство музея закрыть выставку, поскольку она не только не имеет ничего общего с наследием Сахарова, но и оскорбляет саму идею гуманизма и человеческого достоинства, ради которых Сахаров всю жизнь боролся с режимом. Председатель правления Сергей Ковалев, патриарх правозащитного движения, отказался последовать призыву Боннэр. Он был согласен с тем, что Музею Сахарова не следовало предоставлять помещение для выставки, поскольку он не является художественным музеем и активисты-правозащитники недостаточно компетентны, чтобы оценить то или иное произведение искусства. Но раз выставка открылась и подверглась нападкам церковных и националистических сил, следует не капитулировать, а принять вызов. С целью не защитить содержание и качество произведений, а обратить внимание на то, как религиозные круги стремятся распространить свое влияние и цензуру в светском обществе, в частности в музеях.
Ковалев предложил провести конференцию о свободе творчества и праве на богохульство, где копии спорных работ с выставки должны были предстать в качестве аргументов “за” или “против”. Он отметил, что великий русский поэт Александр Пушкин писал стихи настолько откровенно богохульного содержания, что современным защитникам православной веры не остается ничего другого, кроме как запретить его дерзкие произведения, упрятать их в секретные архивы и впредь удалять кощунственные выражения и сцены из новых изданий — если, конечно, они хотят быть последовательными в своей критике. Ковалев также считал целесообразным пригласить экспертов из Европарламента, чтобы они рассказали о нормах права и практике других европейских стран, а также сообщили о рассматриваемом французским судом деле против журнала “Шарли Эбдо”, который перепечатал “карикатуры на пророка Мухаммеда” в феврале 2006 года и был признан невиновным в марте 2007 года — одновременно с началом дискуссии в российском обществе о выставке “Запретное искусство 2006”.
Руководство Музея Сахарова решило проводить выставку, как было запланировано, но позднее Самодурова вынудили уйти с поста директора, и в августе 2008 года против него и организатора Андрея Ерофеева, также уволенного из Третьяковской галереи в связи с участием в спорной выставке, возбудили судебный процесс. Ерофеев получил международное признание как эксперт по современному русскому искусству и нередко курировал различные зарубежные выставки. Оба главных организатора “Запретного искусства 2006” в июле 2010 года были признаны виновными в разжигании религиозной ненависти и злоупотреблении своими должностными полномочиями с целью унижения верующих и их человеческого достоинства. Прокурор требовал наказания в виде трех лет тюрьмы, однако Самодуров и Ерофеев “отделались” штрафами в двести и сто пятьдесят тысяч рублей соответственно (порядка сорока и тридцати тысяч датских крон). Они решили обжаловать приговор.