Страница 36 из 37
— Твой вопрос, князь, жду! — почти выкрикнул Темитов.
— Три телёнка — сколько будет ног? — быстро спросил Игнат.
— Дюжина! — воскликнул Темитов. — Ты проиграл, князь!
— Однако ты проиграл, граф, — беря бумагу со стола, спокойно сказал Игнат. — Смекни-ка: будь ответ так прост, я бы не стал сей вопрос задавать…
— Объяснитесь же, князь! — попросил офицер. — Ведь граф ответил верно!
— Сколько телёнка не три, у него, как было от роду четыре ноги, так и будет, — усмехнулся Игнат, покручивая ус. — Хоть до дырки три, всё одно!
— А-а! — схватился за голову граф. — Как же я не догадался! Ведь в простоте вопроса и загадка и отгадка. Проклятая медовуха!
— Лихо, по-царски! — хохотал офицер. — Вот это игра! Я в полку расскажу — не поверят! Ай да граф, ай да князь!
— Эй, Яков! — сказал Игнат. — Спрячь бумагу! И позови сюда Данилку… Да прикажи выдать всем солдатам денег на сапоги. И чтобы полные ранцы провизии с собой взяли!
— Вы великолепны, князь! — Офицер вскочил, чуть не упал, но всё же поклонился Игнату. — Солдаты мои будут вам благодарны от всего сердца!
— Как же я… ох… проклятая медовуха… — стонал граф, стуча кулаком по жареному поросёнку. — Как я проиграл! О, чёрт…
— Мы можем сыграть ещё, — предложил Игнат. — Теперь вопрос задаёте вы. Если я отгадываю, то вы тотчас же уходите из Болотного края. Если не отгадываю, бумага податная снова возвращается к вам.
В залу вошли князь Стоеросов и Яков. Граф вскочил, глаза его горели, усы шевелились, как у кота, увидевшего мышь.
— Князь, ответьте мне: что я сейчас думаю?
Офицер замер в той же позиции, в какой стоял — со склонённой в поклоне головой.
— Извольте, граф, — спокойно ответил Игнат, — вы думаете, что перед вами князь Стоеросов и он здорово умеет загадывать и отгадывать. Но вы ошибаетесь: перед вами отставной солдат Игнат, а настоящий князь Стоеросов — вот он!
Граф опешил. Закрутил головой.
— Да, я думал, что ты… вы… князь, — растерянно забормотал Темитов. — О господи, куда я попал! Ничего не понимаю. Что за маскарад! Кто же князь?
— Я князь, — уныло сказал Стоеросов.
— Вы? Что случилось? — Граф снова затряс головой, чтобы прийти в себя. — Почему же этот человек выдавал себя за князя?
— Потому, что князь Данила Михайлович не отгадал вчера моей загадки, проиграл спор, — сказал Игнат, снимая с себя камзол князя. — И за это я полдня был Стоеросовым!
— Граф, — обратился к Темитову офицер. — Разрешите, я прикажу готовиться к походу?
— Да, — ответил Темитов. — Я опять проиграл… Слово своё сдержу. Мы уходим… Слава богу, что не все солдаты становятся князьями!
…Когда карета графа Темитова выезжала из усадьбы, то Игнат стоял у ворот в своём солдатском старом кафтане, и медаль в честь Полтавы блестела у него на груди.
— Сколько ещё служить осталось? — спрашивал Игнат проходивших мимо солдат.
— Двадцать лет!
— Осьмнадцать!
— Первый год пошёл… — слышались ответы.
— Да, ещё хлебнёте вы лиха, молодцы… — вздохнул Игнат. — Но запомните: без хлеба проживёте, без воды — тоже, а без смекалки — нет! Не унывайте, ребятушки!..
Офицер на коне, проезжая мимо Игната, отдал ему честь и скомандовал:
— Запевай!
выводил запевала.
И все подхватили хором;
Пыль скрыла колонну солдат, лошадь с офицером и карету графа.
Игнат устало вздохнул, провёл ладонью по лицу и пошёл к дому.
Навстречу ему нёсся истошный визг Парамона: в тёмном чулане, куда его засунул Яков, поп опрокинул большой горшок с пиявками.
14. Вот и весь сказ
…И долго еще следы его видели в разных землях, царствах и государствах…
тот же день крестьяне из болотных убежищ вернулись в свои избы.
А князь Данила Михайлович, наоборот, решил покинуть насиженное место и уехать из Болотного края в Москву белокаменную, где у Стоеросовых исстари городская усадьба стояла.
— Пятнадцать лет без податей — мне смерть голодная, — поглаживая бороду, жаловался князь Спирьке и Парамону. — Ведь солдат нам эту бумагу, что он у графа выиграл, нипочём не отдаст.
— Не отдаст… — вздохнул Парамон.
— Того хуже, Дурынде, то бишь Якову, отдал на хранение, — зашипел Спирька. — А я к этому дурню подойти боюсь. Он меня с Голянским так лбами сдвинул, до сей поры все кости ломит.
— Объехал нас хитрый солдат, — всхлипывал Голянский, шлёпая губами, всего лишил, по миру пустил!
— Сон я нынче видел, — сказал Парамон, — летят по небу петух без хвоста, утка без крыльев, гусь без перьев…
— К чёрту сны! К дьяволу приметы! В тартарары предсказания! — вдруг закричал князь и так хватил кулаком по блюду с окрошкой, что осколки разлетелись по всем хоромам, а окрошка залила ковры, пол и княжескую бороду. — Мне ворожея говорила, что беда ко мне ночью придёт. А беда среди бела дня пожаловала! Днём вчера я богатства своего лишился! Днём самолично эту треклятую бумагу подписал! И даже имени в бумаге той не проставил — кто ж теперь хозяином в Болотном краю будет?..
— Найдутся доходам твоим хозяева, найдутся, — утешил князя Голянский. — Мужики пятнадцать лет никому не будут податей платить — и вся недолга… За пятнадцать-то лет как они разживутся!
— О-о-о! — застонал князь и принялся выбирать из бороды куски окрошки.
— Это мне стонать нужно, — зашлёпал губами Голянский. — Меня отныне по приказу графа по всему Заболотью ищут. Граф убытков своих мне не простит вовек… Выходит, мне отсюда теперь — ни на шаг. Ты, князь, в Москву уедешь, а я здесь твоим управляющим останусь… Как-нибудь проживу.
— Да, вот в прежние времена, помню, — заскулил князь, — и приметы, и сны — всё лучше было, вернее… Не могу я тут жить после того, как у Игната в приказчиках побывал! Мужик, конюх, повар, псарь — все надо мной потихоньку смеются… Не могу! Спирька! Готовь обоз на Москву!
…Спирька и Парамон попытались было свою долю за мельницу получить, но отступились, испугавшись гнева мужицкого, и вместе с князем уехали из Болотного края.
Голянский остался жить в опустевшем княжеском доме. Вёл себя смирно ниже травы, тише воды: всё боялся, как бы граф Темитов о нём не прознал.
На том поле, что лежало возле мельницы, урожай удалось спасти. Зерно поделили меж всеми жителями села поровну. Оно их и спасло от голодной смерти.
— Не то чудо, что в засуху великую мы зерно молотим-мелем, приговаривал при этом дед Данилка, — а то чудо, что мельница Чёртова, омут Бесов, а мука смололась — стала мужицкой.
…Как-то раз купалась Стёпка на реке, возле брода, и приметила, что в песке монетка поблёскивает. Подняла — монета квадратная, чудная.
Тут Яков на возке ехал. Стёпка ему находку показала.
Яков сразу узнал княжескую «медаль» — знак об уплате пошлины за бороду.
— Что это, дяденька Яков? — спросила Стёпка.
— Да так, — ответил Яков, — остатки от князя-батюшки! — и забросил «медаль» в затон, откуда обычно пиявок для Стоеросова вылавливал.
Через год вернулись из Москвы в село Спирька-Чёрт и поп Парамон. Тихие, пришибленные. Жить стали скромно, со всеми в ладу быть старались.