Победившие смерть

— Да, если не считать первых дней, когда пыталась пробиться на восток.

— Живете на старом месте?

1— Нет, пришлось поселиться в маленькой комнатке.

— Работаете?

— Собираюсь...

Мария Григорьевна, радуясь встрече старых друзей, пошутила:

— Вот и устроила вам свидание!

— Давно собирался навестить вас, Мария Григорьевна, да время не позволяло, — извиняясь, говорил Ткаченко. — А сегодня был здесь поблизости и вот зашел непрошеным гостем.

— Вы всегда были желанным гостем, Алексей Дмитриевич,— искренне, широко улыбаясь, промолвила Галушко. — А теперь тем более... Работаете по специальности?

— В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле. Оно приносит относительное равновесие в жизни.

Гость положил свои большие узловатые руки на стол, как будто не зпая, куда их девать.

— Хуже такого «равновесия» и не придумаешь! — осторожно вставила Паша.

В разговоре Ткаченко упомянул о типографской продукции — «аусвайсах» и «мельдкартах».

Услышав об этом, Паша так обрадовалась, что боялась выдать себя невольным волнением.

— А для чего все эти бумажки?

— На всякие нужды, — неопределенно ответил Ткаченко и, заметив, что такой ответ не удовлетворил собеседницу, добавил: — Рассылают по всем городам Украины. Это ж документы. Все равно что наши паспорта...

— Ну?

— Вот вам и ну! — в тон произнес инженер.

— За бланками, конечно, присматривают? —. Паша до шепота понизила голос.

— Как говорят — в оба. Но все равно за всем не уследят.

Только Ткаченко ушел, Паша спросила Марию Григорьевну, давно ли она знакома с ним.

— Давно. Душевный человек... А ты, Паша, где с ним раньше встречалась?

— В банке, сразу как приехала в Луцк. — Задумалась. — Вы поняли его намек: «За всем не уследят»? Не помог бы? Удостоверения нам очень пригодятся...

Старые знакомые встретились еще раз. Мария Григорьевна пригласила Ткаченко на чашку чая, а в действительности она с Пашей и Шурой решила «приобщить инженера к полезному делу». В этот вечер уже никто пе испытывал прежней скованности.

Паша встретилась с Ткаченко возле типографии, запит в сквер.

— Алексей Дмитриевич, — начала девушка, заметно волнуясь, и от этого сильнее обычного хмурила широкие черные брови. — Мы просим вашей помощи.

Ткаченко чуть двинул плечами:

— Кто это «мы»? Что за «совет» такой объявился? Девичий?

— Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, если пожелаете. А раз вы работаете в типографии...

— Что я должен сделать?

— Нам нужны бланки удостоверений. Мы их сами заполним и передадим...

— Если взяться за дело как следует, то получится.

— Я знала, что вы не откажете.

—- Почему?

— Да потому что вижу — вы честный человек.

А дома Паша говорила Марии Григорьевне и Шуре:

— Теперь необходимо быстрее устроиться на работу, чтобы меньше падало на нас подозрений.

— Ты права, Паша. Только при этом «новом порядке», где все вверх дном, устроиться по специальности не так-то просто, особенно мне, педагогу.

— Надо браться за любое дело, — твердо заявила Паша, хотя еще не была уверена в том, что поступает правильно.

* * *

С утра девушки отправились по городу в поисках работы. Заходили в магазины, в учреждения. Но ничего конкретного им не предлагали. В одном месте случайно прослышали, что в военную столовую требуются официантки.

Пойдем?

Пойдем!

...В дверях столовой увидели хозяина. Высокий, с оттопыренными ушами, худой, кости да кожа, хотя совсем еще не старый — лет пятидесяти.

— Вы подруги или сестры? — сняв черные очки, спросил хозяин.

— Подруги.

— Фамилии? — сощурил он левый глаз.

— Моя — Савельева.

— Я — Белокоиенко.

— Что вы умеете делать?

Девушки замялись. Действительно, какую работу они могут выполнять в столовой?

— Вам нужны официантки? Нас это вполне устроит, — покорно произнесла Паша.

— Да-а, — протянул хозяин. — А кто за вас поручится? Здесь столуются очень приличные люди, их должны обслуживать только те, в ком я абсолютно уверен!

Умоляющие глаза девушек не смягчили сердце предпринимателя. Сам он недавно вернулся на эти земли из-за границы, куда бежал в 1939 году. Теперь он мечтает о большом деле и придирчиво относится к тем, кого нанимает.

— Значит, никто не поручится? Тогда в официантка не возьму.

— Простите. До свидания!

— Попробуйте достать поручительства.

— Попробуем.

Хозяин проводил девушек долгим оценивающим взглядом и, словно сожалея об их уходе, крикнул вдогонку:

— В судомойки возьму!

— Спасибо, господин, если достанем рекомендации, обязательно придем, — бросила сгоряча Шура.

Белоконенко устроилась на работу в лагерь военнопленных, а Паше так и пришлось пойти в судомойки.

— Немного поработаю, а там подыщу что-нибудь получше, — решила она и отправилась в столовую.

Идти было стыдно и страшно. Казалось, все встречные провожали ее презрительными взглядами, кивали, — мол, еще одна пошла в услуя{ение к фашистам.

Невольно вспомнились первые мечты юности о будущем. Школа в Ржеве. Суровая снежная зима. На лыжню вышли сверстницы. Все думали об одном — не отстать! Раздалась команда. Со старта Паша ушла пятой. Но за несколько метров до финиша сделала рывок и под шумное одобрение подружек первой пересекла красную ленточку. Кажется, и сейчас еще шумят в ушах аплодисменты...

А однажды, когда сидели в парке и гадали, кем быть, Паша неожиданно для всех заявила:

— Я буду летчицей.

— Летчицей? — хором переспросили подруги.

— Подумайте: человек — словно птица! Летишь высоко-высоко, огромные реки кажутся всего лишь голубыми лентами. А села и города такими крохотными. А поднимешься вдвое, втрое выше, туда, куда никто еще не залетал, и увидишь всю землю от края до края...

С тех пор до окончания средней школы Пашу так и звали летчицей...

Как только исполнилось шестнадцать лет, Паша подала заявление о приеме ее в ряды ленинского комсомола. «Буду предана комсомолу и партии, как Павка Корчагин...» — писала она тогда.

На собрании все говорили, что она хорошо учится, дисциплинированная, активная. Но вот поднялся один юноша, кашлянул, поправил ершистые волосы и срывающимся баском заявил:

— Все, что здесь я слышал о Паше, правильно. Только мне кажется, что Савельева слишком гордая, важничает перед... ребятами. С товарищами надо быть попроще. Ты ведь еще не взаправдашняя летчица!

Кто-то на задних рядах хихикнул.

Паша покраснела и подумала: «Может, п правда я перед ребятами такая зазнайка...»

Домой возвращались поздно. Взявшись за руки, шли по центральной площади, оглашая ее звонким смехом и песней. Это была незабываемая прогулка. Каждому хотелось подольше быть вместе. Был тут и юноша, что критиковал ее. Она подошла к нему и с доброй улыбкой взяла под руку.

— Видишь, я больше не важничаю...

Услышав топот колонны немецких солдат, Паша очнулась от радужных воспоминаний, невольно подумала: «После всего этого работать судомойкой, да еще у фашистов?!»

— Ну я вам покажу судомойку! — процедила она сквозь зубы и зло посмотрела вслед марширующим солдатам.

Теперь, когда Паша и Шура поступили на работу, у них оставалось совсем мало свободного времени, зато они почувствовали себя увереннее. И когда к Савельевым нагрянули жандармы проверять документы, Паша отнеслась к этому спокойно. Слова «работаю в офицерской столовой» произвели впечатление.

Но через несколько дней Савельева сообщила Шуре тревожную новость — ее вызывает хозяин столовой «для беседы». Подруги долго строили различные догадки о целях вызова. Обдумав все, Паша пошла с твердым намерением покинуть работу, если хозяин задумал что-нибудь недоброе,

ЗАГАДОЧНЫЙ ГЕСТАПОВЕЦ

Хозяин столовой встретил Пашу наглой, похотливрй улыбкой.

— Как работается, барышня? Нравится у нас?