Победившие смерть

Кузнецов слегка наклонил голову и пожал ее холодную руку.

— Гауптман Пауль Зиберт, честь имею! — и лихо щелкнул каблуками. — Благодарю за внимание!

— Откуда к нам залетела? — игриво пропела Валя, обратившись к Нине.

— Отсюда не видать, — шуткой ответила Нина. — Вот господина офицера привела к вам на ночь. Не возражаешь?

Валя бросила внимательный взгляд на Кузнецова.

— Ты-то при чем тут?

— Это мой... ну как тебе сказать, мы большие друзья...

— Ладно, ладно, не хитри! — перебила Валя. — А вы располагайтесь, — сказала она Кузнецову, — сейчас приготовлю ужин. Валя владела немецким языком. Это обстоятельство помогло ей устроиться машинисткой в ревизионный отдел бухгалтерии генералкомиссариата.

Кузнецов и Карст присели у стола. Зашла младшая дочь хозяйки, Леля. В семье она удалась самой красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная. Она бесцеремонно поздоровалась с Ниной и Кузнецовым, а сестре шепнула:

— Твой знакомый или Нины ухажер?

Николай Иванович позвал Белова, и вместе они устроились в большой комнате. А Нина с Валей перешли в третью комнату.

Луцк еще был окутан предрассветными сумерками, а Антонина Петровна уже хлопотала у плиты.

После завтрака Кузнецов и Белов отправились в город разведать обстановку. Возвратились лишь к вечеру. Едва переступили порог, Валя их предупредила:

— Сегодня, господин офицер, вам будет веселее. В гости придет ваш коллега.

— Очень приятно. Кто именно?

— Работник генералкомиссариата, лейтенант,

— Рад познакомиться с вашим другом.

— Знакомым, — неловко поправила Валя.

— Знакомым, — в тон повторил Кузнецов.

Не успело небо почернеть, как появился лейтенант. Валя представила его Кузнецову:

Вальтер Гуднер!

— Пауль Зиберт!

За столом разговорились. Гуднер был огорчен положением на фронте, хныкал:

— Ведь так все шло хорошо, а сейчас мужественная армия фюрера истекает кровью.

Он выпил рюмку коньяка. Зиберт лишь пригубил. Еще по одной. Еще. Гуднер повеселел, стал разговорчивее. Ему понравился капитан Зиберт: хотя он старше чином, но ведет себя как равный.

Из рассказа собеседника Кузнецов узнал, что после ранения Гуднера определили на работу в генералкомис-сариат, где он вскоре занял должность начальника государственных имений. В последнее время изрядно выпивал и, как показалось советскому разведчику, в вине хотел утопить какую-то обиду.

— Выпьем? — прервал размышления Кузнецова Гуднер.

— С удовольствием! — и Николай Иванович чокнулся с ним.

Уставившись безразличным взглядом на бутылку, лейтенант изрекал:

— Скоро мы переместимся... Да... Не знаете, капитан? Нет? Канцелярия Шоне уже на колесах. Ждем распоряжений, тогда и наша дислокация прояснится.

Нечеткая фраза пока ни о чем не говорила Кузнецову. Николай Иванович попытался выдать себя за сведущего в этом вопросе человека и подчеркнул, что, по последним оперативным данным, перемещение из Луцка произойдет не так уж скоро. Но в ответ раздалось разочарованное признание:

— Послезавтра вы разуверитесь в этих оперативных данных, капитан!

— Почему именно послезавтра? — заинтересовался Кузнецов.

— Да потому, что в четверг сюда приедет группенфю-рер СС и тогда начнется наше перемещение.

— Признаться, я в это мало верю — ведь наши дела поправляются.

— Поверьте мне, капитан: то, что говорит Вальтер Гуднер, к сожалению, чистая правда.

Лейтенант оторвал взгляд от бутылки, еще хлебнул глоток и мягким баритоном произнес:

— Знаете, как русские поют? «Что день грядущий мне готовит?..»

— Что день грядущий мне готовит... — повторил Кузнецов и похлопал по плечу собеседника. — Грядущий день и покажет!

Кузнецов и Гуднер проболтали почти весь вечер. Гуд-нер изрядно выпил и был не в меру словоохотлив. Он искренне сожалел о предстоящей эвакуации из города и не совсем внятно повторял:

— Послезавтра, коллега. Послезавтра. Гуднер говорит только правду.

Утром Кузнецов попросил Нину Карст связаться с подпольщиками и выяснить обстановку в городе.

Нина навестила Антона Семеновича Колпака. Он скрывался на конспиративной квартире и рекомендовал Нине в эти дни проявлять особую осторожность. Колпак рассказал о трагической гибели Измайлова и Баранчука, о заточенных в замке Любарта товарищах. От Паши он знает, что заключенных жестоко пытают...

Вечером Карст обо всем этом поведала Николаю Ивановичу.

— В тюрьме особенно свирепствует гестаповец Готлиб, — добавила она. — Если бы этого негодяя убрать. Но, к сожалению, сейчас некому...

— Надо подумать, — промолвил Кузнецов.

Николай Иванович и Ваня Белов пришли к одному выводу —для более успешных оперативных действий прежде всего нужна машина. И они занялись ее поисками.

Разведчики узнали, что гестаповец Готлиб состоит в чине капитана. Обычно ровно в пять за ним в гестапо приезжала машина и отвозила в замок Любарта. Садист по натуре, Готлиб там упивался истязаниями заключенных. Ударить по голове и наблюдать, как человек падает в бессознательном состоянии, или бить по лицу каким-либо тяжелым предметом, резким ударом в живот сбивать допрашиваемого с ног, — это уже не доставляло ему удовольствия. Куда с большим наслаждением он загонял иглу под ногти или щипцами вырывал их; пальцами ударял в глаз так, что глаз вытекал; поджигал волосы на голове мученика... Своей изощренностью в пытках он превзошел даже самых матерых палачей тюрьмы. Готлиб твердил, что все эти действия оправданы самим богом, так как господствующая арийская раса не должна проявлять малодушия к низшим, неполноценным расам. Их удел один— они должны быть убраны с дороги! А каким методом — не столь важно. Важно другое: убрать их необходимо поскорее.

Белов установил с помощью подпольщиков, что Готлиб выходит из замка в семь часов вечера.

Тревожный зимний день растаял в сумерках. Возле замка стоял черный «оппель-капитан», машина Готлиба. Гауптман Зиберт передал шоферу, что Готлиб задерживается и просил приехать за ним через два часа. Шофер, получив два часа отдыха, уехал. И только «оппель-капитан» скрылся в темноте, к воротам замка подкатил зеленый «оппель». За рулем сидел бравый солдат в немецкой форме.

Ровно в семь у выхода из замка показался Готлиб. Он посмотрел по сторонам. Где же его машина? Бравый шофер проворно открыл дверцу «оппеля» и вытянул в приветствии руку.

— Господин капитан, меня послали за вами. Ваша машина неисправна! — отчеканил он по-немецки.

Готлиб остановился.

— Кто вас послал?

— Начальник отдела Краузе, господин капитан!

Готлиб заглянул во внутрь машины:

— Знаешь, куда везти?

— Знаю, господин капитан, в гестапо.

Только завелся мотор, у машины очутился офицер, тоже в чине капитана.

— Едешь в город? — спросил он у шофера и, получив утвердительный ответ, попросил подвезти его.

— Если господин капитан разрешит, — кивнул шофер головой на Готлиба, развалившегося на заднем сиденье.

— О, коллега... Хайль! — наигранно произнес Кузнецов. — Окажите честь! Капитан Пауль Зиберт! Спешу в гестапо, есть важные дела.

— Садитесь, капитан, нам по дороге, — сухо пригласил Готлиб.

Машина тронулась. Проскочив деревянный мост, Белов резко затормозил. В ту же секунду Кузнецов приставил пистолет к виску фашиста:

— Ни с места! Малейшее движение будет стоить вам жизни!

Белов ловко обезоружил фашиста, затрясшегосн, как в лихорадке. Ему воткнули в рот кляп, скрутили руки.

— Извините за неудобства, — иронически произнес Кузнецов. — Что поделаешь, такова наша служба.

Готлиб таращил глаза на Кузнецова и не мог сообразить, кто же сидит рядом: гестаповец или, не дай бог, красный дьявол.

Машина помчалась по окраине Луцка и выбралась на шоссе Луцк — Киверцы. Все это время Кузнецов молчал. Отъехав семь-восемь километров, «оппель» свернул на проселочную дорогу и углубился в лес.

Белов открыл дверцу, оглянулся. Вокруг тишина. Фашиста вывели. Он еле держался на ногах. Фуражка с эмблемой черепа криво сидела на взъерошенной голове, он весь дрожал, но все же попытался храбриться: