Победившие смерть

— Куда ж мы теперь? — заохала она, увидев дочь.

— Куда все, туда и мы... — сурово нахмурив широкие черные брови, ответила Паша.

* * *

...Вторые сутки Паша с матерью и теткой, нагруженные пожитками, устало двигались на восток, в сторону Клевани. Вдоль шоссе зияли глубокие воронки. Чернели сожженные опушки. Дымылись догорающие села, хутора...

Беженцы изнемогали. Кончились скудные запасы продуктов.

— Пашенька, — не выдержав, взмолилась Евдокия Дмитриевна, — далеко нам еще?

— Не знаю, мама!

Завидев близ дороги копну сена, Евдокия Дмитриевна предложила заночевать. Уставшие, они повалились на сено. Наша лежала между матерью и теткой, не чувствуя ни рук ни ног, но уснуть не могла. О многом передумала она. Что теперь будет с ними? Вспоминала Дмитрия. В последнюю встречу он показался ей самым близким после матери человеком. Жалела, что больше не увиделись.

Уснула Паша лишь глубокой ночью. Но как только солнечные лучи скользнули по земле, Савельевы снова тиранились в путь. Надо было спешить, чтобы успеть выбраться из опасной зоны. Однако в полдень узнали от встречных, что немцы заняли Барановичи, что вражеское кольцо сомкнулось. Идти на восток уже не было смысла. Решили возвращаться в Луцк.

Паша крепче увязала свой узел и уверенно сказала уставшей, чуть сгорбленной матери и ее сестре, Ефро-синье Дмитриевне:

Идемте!

Женщины доверчиво посмотрели на Пашу. За эти дни лицо ее вы тянулось, поблекло, глаза стали строже, а брони совсем сошлись в одну широкую черную линию.

— Боже, ведь мы так устали, доберемся ли обратно? — отчаялась Евдокия Дмитриевна.

Измученные и голодные, они ранним серым утром вошли в Луцк. Знакомые улицы были молчаливы, печальны, захламлены. По ним сновали военные в капустно-зеленых мундирах... Гулко и страшно, словно в пустой бочке, топали их кованые сапоги. Паше все казалось кошмарным сном...

Из-за большого углового дома вышла группа гитлеровцев. Они сразу обратили внимание на девушку. Рыжеволосый, шедший впереди, спросил по-немецки:

— Куда, красотка, спешишь? Пойдешь с нами?

Другой добавил:

— А может, только со мной?

— Го-го-го...— гулко разнеслось по улице.

Паша отвернулась. Она знала немецкий язык и понимала, о чем говорили солдаты.

Евдокия Дмитриевна забеспокоилась, прибавила шаг.

Прежнюю квартиру Савельевых фашисты превратили в склад награбленных вещей. Паше пришлось много побегать, пока нашла небольшую комнату на другой улице. Там они втроем и поселились.

Как-то Паша вышла в город. По улицам громыхали подводы и грузовики. Всюду на стенах домов пестрели приказы. И в каждом из них большими буквами чернело слово «РАССТРЕЛ». Под приказами стояла подпись генерального комиссара Волыни и Подолии генерала Шоне.

В здании банка засело гестапо. Над двухэтажным домом № 45 по улице Шевченко, где разместился гебитско-миссариат, маячил кроваво-красный флаг со свастикой. В католическом монастыре фашисты устроили тюрьму, а рядом — обнесенный колючей проволокой лагерь для военнопленных. В широкие ворота фашисты загоняли мужчин и женщин. Увидев это, Паша вздрогнула, словно и сама шла туда же.

Вернувшись домой, Паша бросилась к матери, которая, стоя у корыта, стирала запыленное в дороге белье.

— Мама, что ж это творится? Весь город охвачен страхом!

— Молчи, дочка, — снимая с рук грязную пену, тихо говорила мать, — молчи. Посмотрим, что будет дальше... Сейчас надо подумать о работе, как дальше жить, чем кормиться. Прошу тебя, будь рассудительной. Не говори ничего лишнего. С ненадежными людьми не водись.

Утром Паша отправилась искать работу. Возле здания гебитскомиссариата ее окликнула худощавая женщина лет сорока:

— Здравствуй, Савельева!

Паша радостно всплеснула руками:

— Мария Ивановна!

До прихода гитлеровцев Мария Ивановна Дунаева и Савельева работали в банке. Паша тогда и подружилась с ней. Вот они опять вместе...

Дунаева забросала Пашу вопросами: где застала война? что делает сейчас? здорова ли мать? И когда Паша рассказала обо всем пережитом, Мария Ивановна пригласила ее к себе домой.

— Приходи. Посидим. Погорюем вместе.

— Обязательно приду. Адрес прежний?

— Да.

Домой Паша вернулась в приподнятом настроении.

— Нашла работу? — с надеждой спросила Евдокия Дмитриевна.

— Нет, мамочка, порадовать пока нечем.

— А вид у тебя веселый!

— Знакомую встретила. В гости приглашает.

— Кто она?

— Ты ее знаешь, Дунаева. Мы с ней раньше встречались по работе. Умная, обаятельная женщина. G таким человеком поговоришь — и сам лучше становишься.

— С хорошими людьми, конечно, встречаться стоит и теперь. Человек не волк, одному никак не прожить...

Мария Ивановна радушно встретила Пашу. За чашкой чая хозяйка сразу же сказала, что муж ее работает конюхом у бургомистра Кульгофа.

— Где-то же надо было пристроиться, — поспешно, как бы оправдываясь, добавила Дунаева и начала рассказывать о бургомистре.

Кульгоф — злой, надменный человек. Любит он только свою собаку. На службу всегда приезжает с бульдогом. Люди смотрят из углов и шепчутся: «Собачья упряжка едет!» «Смотри, как надулся, сам-то злее бульдога!» А однажды кто-то к кузову его брички приклеил листок с надписью: «Кульгофа ждет собачья смерть!»

Беседуя с девушкой, Мария Ивановна невольно залюбовалась ею.

— На тебя поглядишь, Паша, и забудешь, что вокруг столько горя, — с тихой радостью заметила она.

— Если бы вы, Мария Ивановна, заглянули в мою душу!

— Догадываюсь... — кивнула Дунаева, чуть прищурив темно-серые проникновенные глаза. — Ну что ж, Паша, давай говорить откровенно, не таясь...

Мария Ивановна обладала способностью отгадывать настроение собеседника. И редко ошибалась. А когда внутренне убеждалась, что она поняла человека, полностью ему доверялась. Вот и сейчас она внимательно следила за тем, какое впечатление произвело на Пашу ее предложение говорить не таясь. У Паши блеснули глаза, чуть плотнее обычного сжались полные пунцовые губы, на переносице собрались морщинки.

— Завтра я сведу тебя с девушками из нашей подпольной группы, — доверительно сообщила Дунаева, — а там решим, какое дело тебе поручить.

— Мария Ивановна, у вас только девушки в подпольщиках? — сдавленным от волнения и радости голосом спросила Паша.

— Придет время, все узнаешь, моя дорогая. — В уголках маленького рта хозяйки заиграла нежная, всегда согревавшая Пашу улыбка.

А ваш муж?..

— И о нем помолчим, — кивнула Дунаева и загадочно улыбнулась. — Всему свое время, милая...

ПЕРВЫЕ ШАГИ

В первый день войны Вячеслава Васильевича Измайлова вызвали в горком партии. Партийная организация Луцка спешно подбирала будущих подпольщиков. Готовы были остановиться на его кандидатуре. Но вот беда, адвоката Измайлова в Луцке хорошо знают. Никакой конспирации тут не получится.

Вячеслав Васильевич сам нашел выход из трудного положения. Он порекомендовал своего младшего брата, Виктора, совсем недавно приехавшего в Луцк.

— Виктор тоже член партии, его здесь почти никто не знает. Я ручаюсь за него и как брат, и как коммунист.

— Где он сейчас?

— В военкомате. Призывают в армию.

Секретарь горкома, пожилой мужчина с усталым лицом, долго расспрашивал Измайлова о его брате. Потом связался по телефону с военкомом. Виктор вскоре прибыл в горком. Его спросили, готов ли он выполнить совершенно секретное и опасное задание партийной организации. Когда Виктор, вытянувшись по стойке «смирно», ответил утвердительно, секретарь пожал ему руку и, пригласив сесть рядом на стул, начал излагать план организации в городе подпольной группы для борьбы с фашистами.

— С чего начать? — спросил он, поочередно посмотрев на братьев Измайловых, и тут же ответил, обращаясь только к Виктору. — Первые несколько дней вам придется скрываться где-нибудь в селе. Потом явитесь как дезертир, не пожелавший служить Советам. Брат помоя«ет устроиться на работу в торговую сеть. Затем ждите доверенного человека. Он передаст инструкции.