Страница 3 из 89
Дмитрий на такое не был способен. Он, кажется, умер бы от страха в ночном лесу и на приятеля посматривал с острой мальчишечьей завистью.
Чуть ли не с первых дней студенчества сразу была замечена склонность Дмитрия Гусарова к рисованию, и вскоре он стал художником институтской стенной газеты «Голос студента». Редактором этой газеты был Кузьма Бублик. К тому времени Кузьма уже успел поработать на какой-то стройке, окончил рабфак. По возрасту он был старше многих студентов, вчерашних десятиклассников.
Газета выходила один раз в неделю, по четвергам. Всю неделю члены редколлегии собирали заметки, а в среду вечером собирались вместе и не расходились до тех пор, пока газета не была готова.
— Кровь из носу, а в четверг должен висеть свежий номер, — говорил Кузьма Бублик. Чуть подергивая правым плечом, он расхаживал по комнате, давал указания, дотошно проверял каждую заметку, прежде чем отдать ее Ларисе Федоренко, умевшей печатать на машинке. Газету он вел на полном серьезе, начальственно покрикивая на подчиненных.
— Тоже мне, стенная газета, — насмешливо сказал однажды Дмитрий. — Вместо «Голоса студента» нашу газету вернее было бы назвать «Голосом подхалима»...
— Это что за разговорчики! — прикрикнул Кузьма Бублик.
— А что? Правду сказал Гусаров, — поддержала Дмитрия Лариса. — Мы всех и всё только хвалим!
— Мы призваны воспитывать массы на положительных примерах, — ораторствовал Кузьма Бублик. Он вообще был мастак на речи, любил выступать на собраниях, и Дмитрий всегда с неприязнью смотрел на него.
«Складно говорит, хорошо у Кузьмы язык подвешен, такой обязательно пролезет в начальство», — не раз подумывал он.
Как-то студенты физмата принесли заметку об одном ассистенте, который частенько приходит на практические занятия под хмельком.
— Вот это материал для карикатуры! — обрадовался Дмитрий.
Кузьма Бублик уколол сердитым взглядом чересчур прыткого художника и уверенно изрек:
— Мы не имеем права критиковать преподавателей. Мы призваны оберегать их авторитет.
— Какой же авторитет, если преподаватель приходит на занятия пьяным? — возразил Дмитрий.
— Не тебе судить, малец, — пренебрежительно отмахнулся Бублик. — Твое дело — малюй, что приказано!
Члены редколлегии зашумели, стали доказывать, что подобная стенная газета никому не нужна, что газета, пусть даже стенная, — это оружие, а «Голос студента» охрип от лести.
— Я не стану больше печатать на машинке, мне противно, — резко заявила Лариса.
— Не будем митинговать, — попробовал унять шум Кузьма Бублик. — Я отвечаю за содержание газеты, и вопрос исчерпан.
— Заставь дурака богу молиться, он весь лоб расшибет, — полушепотом проговорил Дмитрий, выводя заголовок передовицы «Наши достижения».
Бублик расслышал реплику и вспыхнул:
— Ты, Гусаров, сперва думай, а потом произноси свои дурацкие пословицы!
— Надо идти в комитет комсомола и в профком, — предложила Лариса. — Там разберутся!
Редактор понял, что члены его редколлегии, подстрекаемые Гусаровым и этой крикливой Ларисой, могут пойти и в комитет комсомола, и в профком, доберутся до парткома, и придется ему, Бублику, объясняться: что да как, поэтому-то он примирительно сказал:
— Я лично не против критики недостатков. Давайте отведем в газете уголок для сатиры и юмора.
Вот для этого «уголка» Дмитрий и стал рисовать карикатуры на дебоширов, лентяев, любителей шпаргалок. В одном из номеров газеты под рубрикой «Не герои нашего времени» решили продернуть студентку, которая уж очень заискивала перед всяким начальством Дмитрий постарался разрисовать ее! Как бы невзначай он украсил девичью голову кудряшками в виде бубликов, и лицом на рисунке она стала похожа на самого Кузьму Бублика, а если хорошенько присмотреться к карикатуре, обратив внимание на штришки, можно было прочесть фамилию — «Бублик». Проверяя рисунок, редактор не заметил подвоха.
Студенты-читатели хохотали:
— Бублик сам себя высек!
— Самокритичный редактор!
Кузьма Бублик возмутился. Встретив на следующий день Дмитрия, он прошипел:
— Ты, Гусаров, поосторожней шутки шути, иначе я отобью у тебя охоту зубоскалить. Понял, малец?
— Представь себе — не понял. О чем ты, Кузя?
— Не притворяйся! Ты знаешь, о чем я говорю! — взбеленился Кузьма и толкнул его плечом.
— Толкаться — это не солидно с твоей стороны, воспитывать надо на положительных примерах, — проговорил Дмитрий, норовя отвязаться от обозленного редактора, но тот ухватил его за грудки, цедя сквозь зубы:
— Не поднимай хвост, щенок!
Дмитрий резко вырвался, оттолкнул Бублика. Тот поскользнулся на паркете и шмякнулся наземь. Падение оказалось неудачным, и у редактора потекла кровь из носа. Вот так с расквашенным носом он и прибежал к директору жаловаться на дебошира Гусарова, который учинил драку и избил его, ни за что, ни про что.
В тот же день Дмитрия вызвал декан. С удивлением поглядывая на студента и недоуменно разводя руками, декан говорил:
— Не ожидал от вас, Гусаров, не думал, друг милый, что вы способны с кулаками набрасываться.
— Не набрасывался я, — ответил Дмитрий и рассказал все, как было.
— То, что вы умеете рисовать, это мне известно. Однако вы, Гусаров, умеете еще и сказки рассказывать. Этого я за вами, извините, не замечал...
— Не дрался я...
— А разбитый нос, это что — не факт? Это был действительно факт неоспоримый.
Кузьма Бублик постарался раздуть дело. Он обрадовался счастливому случаю и упрямо стал добиваться, чтобы Гусарова, этого отъявленного дебошира и хулигана, исключили из института.
— Кем собирается быть Гусаров? — вопрошал Бублик на заседании профкома. — Учителем! Учитель — это самая благородная в мире профессия, учителем может стать лишь человек с кристально чистой душой и безукоризненным поведением. А у Гусарова нет этих нужных учителю качеств!
Каким-то образом Бублик раздобыл справку судмедэксперта о нанесенных ему телесных повреждениях, добился милицейского протокола и передал дело в суд.
И Дмитрий струхнул, потому что плевый случай начинал принимать серьезный оборот. Даже Лариса Федоренко, та самая Лариса, которая часто поддерживала Дмитрия и терпеть не могла Бублика, возмущенно бросила в лицо:
— Не думала, Гусаров, что ты таким способом будешь доказывать Кузьме свою правоту...
Не шла на ум сессия. Дмитрий понимал: Кузьма Бублик может добиться, что его исключат из института... Что он скажет отцу, матери, как посмотрит в глаза Викентия Викентьевича? И вообще — как жить дальше и как доказать, что ты совершенно не виновен? Почему верят не ему, а Кузьме Бублику?
Но вдруг это неприятное для Дмитрия событие померкло, стало до смешного незначительным, и в одно мгновение о нем забыли все — и в деканате, и в профкоме, и в прокуратуре. Должно быть, забыл о нем и сам Кузьма Бублик...
Началась война.
Прежде в дни сессии в общежитии стояла тишина. Все ходили на цыпочках, разговаривали шепотом, чтобы не мешать друг другу. Теперь же в каждой комнате на всю мощь гремели репродукторы, их вообще не выключали, к ним прислушивались и тут же обсуждали вести с фронтов. А эти вести почему-то сразу стали тревожными. Там, еще очень и очень далеко отсюда, случилось что-то непонятное, в голове просто не укладывалось такое: вот уже вторую неделю идет война, а нет еще сообщения о том, что наши войска остановили врага, перешли в решительное наступление, вышвырнули фашистов за пределы священной границы, которая, как пели о том в песнях, на крепком замке, и стали громить врага на его же территории «малой кровью, могучим ударом». С часу на час Дмитрий ждал именно такого сообщения и верил — оно вот-вот прозвучит по радио, оно не может не прозвучать!
По нескольку раз в день он бегал в общежитие к геологам, к Косте Чернышу. Возможно, он, Дмитрий, что-то пропустил, чего-то не расслышал, возможно, Косте больше известно, ведь Костя — эрудит!
— Ну что? — торопливо спрашивал он у друга.