Смена караулов

Этот говорил строго по существу. И другие последовали его примеру, втайне решив для себя, что новая метла всегда метет по-новому, пока она новая. Дальше Нечаев никого уже не перебивал своими репликами, однако оставался пунктуальным и в начале третьего часа заседания подвел итог деловому разговору. Он согласился с тем, что наличные силы строителей по-прежнему разбросаны по многим объектам, и поддержал Горского. В зале опять возник шумок. Тогда Нечаев повысил голос:

— Нельзя, товарищи, топтаться на одном месте. Нужно в конце концов, пусть с некоторым опозданием, бросить все на пусковые объекты, иначе мы не выберемся из котлованов… Надеюсь, школы вы сдадите к сентябрю? — помягче спросил он управляющего трестом.

— Две школы, детскую поликлинику.

— Ну-ну, спасибо, Платон Ефремович.

Председатель исполкома недовольно поморщился: есть чему радоваться, когда столько всего надо сдать в текущем году. Нечаев глянул на него, сказал:

— Мне бы самому хотелось однажды проснуться в новом городе, да всему свой срок. Строительное дело имеет свои внутренние законы: необходимо создать производственную базу, обеспечить крепкий тыл, а потом разворачиваться на полную катушку. Между прочим, все мы тут, за исключением Горского, Дворикова и главного архитектора, знаем жилстроительство весьма туманно. Мэр — железнодорожник, его первый зам — техник-металлист. А мы ведь почти заново начинаем город возводить. Вы, Платон Ефремович, побаловали бы нас лекциями, что ли.

— С удовольствием, Ярослав Николаевич, — сказал Горский. — Кстати, нужно обсудить в печати генеральный план города. Кто, кроме коренных жителей, лучше знает город? Кто больше их заинтересован в его будущем? У нас же недавно созданный институт бойко проектирует в одиночку, на собственный страх и риск намечает снос старых кварталов, а некая иногородняя дама — ученый шеф института — самолично, можно сказать, утверждает все проекты. Не пришлось бы нам восстанавливать ценные памятники старины по музейным картинкам.

— Вполне согласен с вами, Платон Ефремович, — оживился Нечаев. — Надо привлечь историков, краеведов, художников, всех заинтересованных.

— И молодежь, — заметил секретарь горкома комсомола.

— Ну и молодежь — для равновесия! — пошутил Нечаев. — Старики будут отстаивать любой заслуженный домик, а молодые подскажут, какими бы они хотели видеть новые жилые массивы…

На том и закрылось первое заседание бюро, которое вел Нечаев. В решении не было ни длинного перечня объектов, ни списка виновных лиц. Решение было кратким: в ноябре сдать все жилые дома, подведенные под крышу и обеспеченные сантехникой.

Кое-кому не понравилось такое куцее решение. Кое-кто ушел вовсе недовольным, обвиняя про себя Нечаева в незрелости и либерализме, но самые опытные лишний раз убедились в том, что Воеводин оставил дельного, энергичного преемника.

Горский уходил последним.

— Не торопитесь, Платон Ефремович? — спросил Нечаев, жестом приглашая его в кресло у окна, распахнутого настежь.

— Так вы ведь сэкономили полдня, — сказал Платон, разминая в пальцах тугую сигарету.

— Как, по-вашему, не очень я круто обошелся сегодня?

— За поддержку спасибо, Ярослав Николаевич. А что касается мужей града нашего, то их легко понять: столько денег свалилось прямо с госплановского «неба», вот им и хочется иметь все сразу.

— Ничего, лучше потерпеть еще с годик, чем вечно ковылять без строительной базы. Думаю, что в обкоме нас поддержат. Как ни занят обком хлебом насущным, однако и жилищное строительство требует внимания. Хлеб, хлеб… Конечно, ради хлеба мы всегда поступались чем угодно, любыми коммунальными удобствами. Вы знаете, как оно было до недавнего времени: пшеничная слава области так выросла, что мало кто со стороны догадывался о нашем индустриальном потенциале, во всяком случае, мало кто знал, что у нас есть города более современные, чем сам областной центр. Лишь сейчас, когда буквально рядом с ним начато сооружение уникального промышленного комплекса, дошла наконец очередь и до заглавного города пшеничного края. Будем, Платон Ефремович, догонять наших братьев младших.

— Случай редкий, — улыбаясь, заметил Горский.

— Только нам с вами не будет никакого оправдания, если мы не сумеем с будущего года взять нужный темп.

— Возьмем, Ярослав Николаевич.

— Теперь я должен сказать вам спасибо за поддержку.

Нечаев встал, подошел к плану города, висевшему на солнечном простенке.

— Вы сегодня, Платон Ефремович, подсказали интересную идею. Мы обязательно обсудим генеральный план на заводах, в микрорайонах, устроим публичную выставку проектов.

— Идея не моя, так давно поступают, например, в той же Прибалтике. Говорят, семь раз отмерь…

— Тем более, что основатели нашего города неплохо мерили. Кто бы ни приезжал, все обращают внимание на геометрию старых улиц. Утверждают даже, что наш городок чем-то похож на Ленинград своей общей компоновкой. Самобытные его черты надо непременно уберечь. Высотными домами можно затенить всю историю — с пугачевских времен и до революции.

«Это у него от Воеводина, — подумал Платон. — Хорошо, что Максим Дмитриевич привил ему любовь к городу».

— О промплощадке я меньше беспокоюсь, — продолжал Нечаев. — Там добрая полдюжина трестов, новейшая техника. Город же, особенно объекты соцкультбыта, придется строить вам, Платон Ефремович. Тут важны и осмотрительность, и хватка прорабская, чтобы не упустить время. Оно ведь как бывает: сдадут заводы в эксплуатацию — и тотчас вдвое, втрое уменьшат ассигнования на жилье. Надо ковать железо, пока горячо.

«А это у него свое, нечаевское, — отметил Платон. — Молод, но расчетлив по-хозяйски».

— Двориков вам очень нужен, Платон Ефремович? — вдруг поинтересовался Нечаев.

— Он может потянуть трест в случае моего ухода…

— Ну, Платон Ефремович! Что вы, в самом деле? Максим Дмитриевич ушел, вы собираетесь… Дайте мне осмотреться.

— Воеводин любит говорить, что партийный работник должен быть годным к строевой службе. Однако и на стройке тяжеловато  н е с т р о е в и к а м.

— Поработайте еще.

— Наверное, придется.

— Вот мы и договорились!.. Может быть, поедете в санаторий, отдохнете?

— Нет, нашему брату, строителю, противопоказано валяться на пляжах в самую жаркую пору.

Они весело переглянулись, отлично понимая друг друга, и Платон нехотя поднялся.

Был великолепный день. В небе, чисто прибранном с утра верховым влажным ветром, ни единого облачка, ни ворсинки. Над городом — летящие стрелы башенных кранов, а на востоке и на севере, где возводятся новые кварталы, они точно кавалерийские пики, занесенные целым эскадроном над окрестной степью.

Стоило теперь Платону даже ненадолго остаться наедине со своими неспокойными мыслями о будущем, как он живо вспоминал Ульяну. Вчера написал в Баку, а военкомат, чтобы сообщили ее адрес, но жене, Ксении Андреевне, еще ничего не говорил. Лучше подождать, что ответят из Баку. А вдруг это не его Ульяна? Но если все-таки она, то неужели до сих пор одна-одинешенька? Ждать, терпеливо ждать до конца — это в характере и его Ульяны. В женском бесконечном ожидании заключена непостижимая, стоическая сила. Где же потеряла Уля его след зимой сорок пятого? Началось, видимо, с того, что военная судьба забросила его, Платона, на соседний, Второй Украинский фронт. Как бы там ни было, война развела их на всю жизнь, хотя именно она обвенчала комбата и радистку в сорок четвертом — на государственной границе. Нелегко теперь сказать, кто из них больше виноват. Неужели он поторопился жениться на Ксении? А Уля все еще одна? А почему одна? Наверное, у нее есть сын или дочь (мой сын, моя дочь!) и она живет сыном или дочерью?.. Да-да, вот что могло поддерживать Ульяну все эти годы. Женщина-мать способна на какое угодно самоотречение… И его охватывала при этой мысли такая безудержная тревога, что он готов был немедленно лететь в Баку. Но теперь скоро, совсем скоро, какие-то считанные дни, может, недели — и все станет ясно. Однако он боялся той холодной, морозной ясности, которую уже испытывал, отчаявшись в поисках Ульяны. Только бы она была жива, тогда и ему полегче станет жить на белом свете, даже за тысячи километров от нее…