Страница 16 из 29
В общем, план удался, но не сразу, потому что Великий Завистник сперва притворился добреньким, как всегда, когда ему угрожала опасность.
— Мало ли у меня аптекарей, — сказал он как будто самому себе, но достаточно громко, чтобы его услышали в доме. Один убежал — и бог с ним! Пускай отдохнет, тем более, он прекрасно знает, что до первого июля чудеса в моем распоряжении.
Петька выставил в окно первый плакат.
— Ну и что же? Очень рад, — сказал Великий Завистник. — И у меня все прекрасно.
Петька выставил второй плакат: «Мы превосходно спим», и Великий Завистник слегка побледнел. Как известно, превосходно спят те, у кого чистая совесть, а уж чистой-то совести во всяком случае позавидовать стоит.
Он закрыл глаза, чтобы не прочитать третий плакат, но из любопытства все-таки приоткрыл их — и схватился за сердце.
— Вот как? У Заботкина — успех? — спросил он, весело улыбаясь. — А мне что за дело? Кстати, хотелось бы поговорить с тобой, Лекарь-Аптекарь. Как ты вообще? Как делишки?
— Да-с, успех! — собравшись с духом, закричал Лекарь-Аптекарь. — Надо читать газеты! За «Портрет жены» он получил Большую Золотую Медаль. Пройдет тысяча лет, а люди всё еще будут смотреть на его картину. Кстати, он и не думал умирать.
— Вот как?
— Да-с. Вчера купался. Ныряет как рыба! Что, завидно?
Великий Завистник неловко усмехнулся: -ничуть.
— Счастливых много! — крикнул Портной. — Я, например, влюблен и на днях собираюсь жениться! Что, завидно?
И они наперебой стали кричать ему о том, что все хорошо и будет, без сомнения, лучше и лучше. А так как он был Великий Нежелатель Добра Никому и завидовал всем, кто был доволен своей судьбой, зависть, которой было полно его сердце, выплеснулась с такой силой, что он даже почувствовал ее горечь во рту..
Папочка, пойдем домой, — испуганно взглянув на него, прошептала Лора.
Теперь кричали все, даже Гусь, который перекинулся к Лекарю-Аптекарю — просто на всякий случай.
— Твои чудеса никому не нужны! У нас есть свои, почище!
Всё к лучшему!
— О спутниках слышал? На днях запускаем четвертый, на Марс! Что, завидно? Потолстел, негодяй!
— Подожди, еще не такое услышишь!
И он действительно потолстел. Пиджак уже трещал по всем швам, от жилета отлетели пуговицы. Посреди двора стоял толстяк на тонких ногах, с маленькой, втянутой в плечи головкой.
Ох! простонал он. — Пояс! Верните мне пояс!
— Обойдешься подтяжками! — крикнул Гусь. — Странно, дался ему этот пояс!
Лекарь-Аптекарь засмеялся,
— Я разрезал твой пояс, — сказал он, — большими портняжными ножницами на мелкие кусочки,
— Не верю!
Он хотел уничтожить их взглядом, но сил уже не было, и только дверь, на которую он мельком взглянул, с грохотом сорвалась с петель.
— Не может быть, — прошептал он. — Не может быть, что все это правда! Счастливых нет! Всё плохо и будет хуже и хуже! Портной женится и будет несчастен! До Марса не долететь! Лошадь останется Лошадью! Из мальчишки вырастет негодяй! Заботкин умрет! Я не лопну. Ах!
Не следует думать, что по нему пошли трещины, как по холодному стакану, когда в него нальют горячую воду. Скорее, он стал похож на воздушный шар, из которого выпустили воздух. Лицо его сморщилось, потемнело. Губы вытянулись, но уже не страшной, а беспомощной, жалкой тру бочкой.
И Лора увела его, потому что она была хорошая дочка, а папа, даже и лопнувший от зависти, все-таки остается папой.
Ну, а дальше все пошло именно так, как предсказал Лекарь-Аптекарь. Старая Добрая Лошадь сразу же превратилась в симпатичную добрую девочку, правда, с конским хвостом на голове. Но это было даже кстати, потому что вскоре выяснилось, что многие ее подруги по классу носят точно такой же лошадиный хвостик. Таня… Но о том, что случилось с Таней, нужно рассказать немного подробнее.
Вот уже несколько дней, как Лихоборские сороки готовились к событию, о котором, чуть дыша от волнения, трещали с утра до вечера не только Лихоборские сороки: впервые за все время существования птиц на земле открывалась сорочья школа. Причем, занятия решено было начать с поговорки: «Не все то золото, что блестит». На ее изучение отводилось почти полгода. Естественно, что во всех гнездах чистились перышки, шились наряды — ведь теперь, когда сороки перестали воровать, украсить себя было довольно трудно.
— Нет, нет, вы ошибаетесь. Спину и плечи теперь носят бледно-голубые, а головку — золотисто-черную.
— Милая моя, это вы ошибаетесь. Спинку — розовую, плечи — белые с голубыми чешуйками, а ножки — красненькие.
— Ну уж, только не красненькие! На открытие школы нужно прийти в чем-нибудь строгом.
Да, это был большой день для всех Лихоборских сорок. Но в особенности для Тани, потому что не кто иной, как именно она, была назначена директором школы.
Серьезная, застенчивая, держась скромно, но с достоинством, она прилетела на поляну, и ребята, трещавшие наперебой, почтительно замолчали.
— Итак, дети… — начала Таня.
Но больше она ничего не успела сказать, потому что в эту минуту в далеком Мухине Великий Завистник лопнул от зависти и все его чудеса потеряли силу. Перед детьми (и родителями, облепившими вокруг все кусты) появилась девочка, Таня Заботкина, одетая и причесанная точно так же, как в ту ночь, когда она отправилась в аптеку «Голубые Шары».
Через час она уже садилась в поезд, а сороки провожали ее. Их было так много, что один местный Любитель Природы даже написал об этом в газету. Его особенно поразило, что, улетая, они покачивали крыльями, как самолеты, — он не знал, что они прощались с Таней.
— Шакерак! — высунувшись в окно, крикнула им Таня.
Это значило: «Будьте счастливы!»
— Шакерак маргольф! — отвечали сороки.
Это значило: «До свидания, мы тебя не забудем!»
Прошел месяц, за ним другой. Наступила осень. А осенью, как известно, ребята начинают понемногу забывать о том, что случилось летом. Забыла и Таня. Петька, которого она пригласила на день своего рождения, тоже забыл, тем более, что для него важнее всего были книги, стоявшие в нарядных переплетах у бывшего Великого Завистника, а он с тех пор прочел много других, поинтересней.
Он опять потолстел, но был уже не трусишка, как прежде, а толстый храбрый мальчик, успевший — это было видно по его толстому носу — испытать в жизни немало.
Конечно, Таня пригласила не только его, но и Ниночку, и Лекаря-Аптекаря, и косолапенькую Лору, которая научилась теперь ходить легко, как снегурочка, или, во всяком случае, не так тяжело, как медведь.
Дети говорили о своих делах, а взрослые — о своих. И все было так, как будто на свете нет и никогда не бывало сказок.
И вдруг Солнечные Зайчики побежали по комнате — веселые, разноцветные, с коротенькими розовыми хвостами.
Одни спрятались среди стаканов на столе, другие, кувыркаясь и прыгая, побежали вдоль стен. А один, самый маленький, уселся на носу Лекаря-Аптекаря, отогнув разноцветные ушки.
Это Петька откупорил бутылку с Солнечными Зайчиками — разумеется, просто из озорства, потому что у всех и так было превосходное настроение.
Но, может быть, Солнечные Зайчики выскочили не из бутылки? Может быть, по улице пронесли зеркало? Или в доме напротив распахнули все окна?
Так или иначе, все кончается хорошо. А ведь это самое главное — не правда ли? — особенно если все начинается плохо.,
О МИТЕ И МАШЕ, О ВЕСЕЛОМ ТРУБОЧИСТЕ И МАСТЕРЕ ЗОЛОТЫЕ РУКИ
У Кощея Бессмертного умерла дочка. Ну что ж! Умерла так умерла! И он разослал своих братьев — у него ровно тысяча братьев-по всему свету. Они должны были найти ему такую же девочку, как его дочка. С таким же маленьким носом', с такими же длинными косами и большими глазами.