Страница 60 из 90
В обеденный перерыв в красном уголке цеха, где работал убитый, собрались рабочие.
— Слово имеет помощник прокурора района Волков, — объявил председатель цехкома.
Анатолий доложил на стол пакет.
— Прежде всего, я хочу показать вам фотографии.
Он вынул снимки и передал желающим. На них был изображен молодой цыган после драки — весь в кровоподтеках, растерзанный, избитый.
— А теперь я хочу спросить вас: за что? За что его били? Откуда эти черносотенные замашки: бей, потому что цыган?
— Ни за что изуродовали парня!
— Ах, бандюги!
— Поделом досталось, — загудели возмущенные голоса.
— Нет, это не рабочие люди были, раз они за нацию преследовали...
— Водки нажрались, вот и захотелось человека изувечить!
Анатолий рассказал, как к нему приходили отец и мать убитого и как даже они признали, что их сын был сам повинен в своей смерти.
В конце беседы поднялся пожилой рабочий.
— А это хорошо, что вы к нам пришли, товарищ следователь, — сказал он. — Советоваться всегда надо. И нам с вами, и вам с нами. Одно дело делаем...
— Ну вот и отлично, — улыбнулся Анатолий. — Прийти я давно уже хотел. Общество «Знание» настаивает. Давайте-ка попутно решим, какую лекцию хотите послушать...
Интуиция не обманула
Случай был, на первый взгляд, простой и в то же время редкий. Пойманный с поличным, с мешком украденной муки, парень утверждал, что этот злополучный мешок ему дал донести знакомый: дескать, ты сильнее меня, старика, поднеси...
После первого же допроса Анатолий Волков стал в тупик. Казалось бы, все ясно: пойман человек с поличным, пиши обвинительный акт. Но было в задержанном парне что-то подкупающее — какая-то неподдельная искренность в голосе, во взгляде.
Арестованного давно увели, а Анатолий ходил по комнате, курил сигарету за сигаретой. Снова и снова вспоминал подробности задержания.
Дело обстояло так. На станции Тракторная-товарная разгружали вагон с мукой. Случайно экспедитор заметил вдалеке от состава человека, несшего мешок. Экспедитор позвал на помощь людей и бросился наперерез, но тот уже шел вдоль высокой стены и вскоре исчез за нею. Пришлось бежать вокруг, чтобы отрезать похитителю путь к бегству. Словом, когда погоня оказалась за стеной, то увидели парня с мешком муки на плече. Задержанный сказал, что шел с приятелем с работы (оба они строители). Встретили пожилого рабочего с их же строительного участка, несшего злополучный мешок. Он попросил понести муку. Как было не уважить. И вдруг владелец муки и спутник задержанного незаметно исчезли, а вместо них — погоня.
На очной ставке «владелец» муки и спутник заявили, что знать ничего не знают и не ведают. Ошарашенный парень махнул безнадежно рукой, замолчал, замкнулся, перестал отвечать на вопросы.
...Мысли Анатолия прервал телефон.
— Обвинение готово? Не тяни, завтра надо передать в суд.
— Следствие еще не закончено...
— Опять фокусничаешь. Чего там еще неясного? Или прикажешь отложить суд?
— Да, суд придется отложить, — отрезал Анатолий и в сердцах бросил трубку.
«Отложить-то отложить, но до каких пор?» — Волков понимал, что взял на себя слишком много. Это в рассказах для легкого чтения следователь волен в своих действиях. В действительности же дело обстоит не так. У следователя есть начальство, которое оценивает его работу по готовым результатам, а не по благим намерениям. В учреждении, где он служит, есть определенный объем работы, весьма ограниченные силы и установленные законом сроки следствия. Любая задержка, любая недоработка падает тяжким бременем на товарищей. Наконец, следователь так же подвержен сомнениям, чувству неуверенности в себе, как и всякий другой, а может быть, и больше любого другого человека.
Но именно потому, что следователь — такой же человек, как и другие, он не смеет не прислушаться к голосу совести, к голосу долга — ко всему тому, что выше всех других соображений. Анатолий решил не уступать.
На строительный участок Волков пришел к обеденному перерыву. Пришел побеседовать. Впрочем, когда он читал лекции, то и они выглядели, как беседы.
— Сидите, обедайте, — говорил он рабочему, смущенно укладывающему принесенный из дома обед обратно в кошелку. — Разговор еде не помеха.
Волков говорил о случаях судебных ошибок, о том, как трудно бывает порой следователю увериться в своей правоте, как велика опасность наказать невиновного и упустить преступника. Затем Анатолий поведал грустную историю об их товарище, обвиненном в воровстве муки.
Рассказ произвел впечатление. Парня жалели, утверждали, что бесхитростный он, надежный. Но определенного никто ничего сказать не мог. С тяжелым сердцем уходил Анатолий от строителей. Неужели пойдет паренек под суд?
...Впрочем, когда собирался домой, в дверь постучали. Вошел спутник подозреваемого парня.
— Там, на участке, промолчал... Стыдно было, товарищи не простили бы... А здесь скажу: все было так, как паренек говорит. Я старика пожалел: он мне чуть ноги не целовал. Дескать, молодому ничего не будет, а у меня семья, дети... Нужда толкнула... Век не забуду... Ну, я и... раскис. А сам чувствую, что не могу жить спокойно, если невинного осудят...
Да, интуиция следователя — великое дело, если опирается на доверие к коллективу, к людям.
Кстати сказать, подлинный преступник воровал вовсе не из нужды. В квартире — дорогие вещи. В сарае — краденые строительные материалы. Дом, что называется, полная чаша. Настоящим кулаком и прохвостом оказался этот «отец семейства». Разоблачили и сторожа, стоявшего у вагона: это он способствовал краже муки. Оба преступника понесли заслуженную кару.
«Безнадежное» дело
Кому из юристов не приходилось сталкиваться с так называемыми «безнадежными» делами. Кто не старался отпихнуть от себя подобные дела: ведь чем их больше, тем хуже показатели работы.
И Анатолию настоятельно советовали:
— Не берись. На весь отдел пятно положишь, показатели снизишь. Не берись.
Не послушался, взялся. И теперь сидел в отделе кадров двух крупнейших в районе заводов и выписывал фамилии и адреса всех командированных сюда за год.
Дело началось с пустяка. Кто-то из общежития, служившего заводской гостиницей, невзначай обронил:
— Деньги уплатили, а квитанций здесь не выдают.
Заинтересовались. Действительно, комендант получил деньги, а квитанции не выдал. Может быть, забыл? А может быть, действительно, решил заработать трояк на пол-литра. Конечно, гнать надо за такое дело с работы!
Но может быть и другое. Может быть, хитрый и расчетливый стяжатель на протяжении долгого времени грабит государство? Как проверить? Как узнать истину?
Вот и сидел Анатолий в отделах кадров и старательно выписывал фамилии. Цифра получалась внушительная: полторы тысячи человек.
— Да ты что! — восклицали товарищи. — Потонешь с головой. На год работы...
В душе Анатолий побаивался, что и на самом деле не справится. Побаивался основательно, но вида не подавал. Лишь твердил упрямо:
— Справлюсь, добьюсь истины...
Цифра «1500» недолго пугала. По корешкам квитанций он установил, сколько человек проживало в общежитии законно. Сразу отпало 900 человек. Но и из оставшихся шестисот некоторые могли останавливаться у родственников, в городских гостиницах. Проверка «Интуриста» и «Волгограда» уменьшила цифру еще на 100. Итак, кому платили полтысячи человек, приезжавшие в наш город?
Анатолий засел за списки оставшихся пятисот. Анализ показал, что большинство приезжало из нескольких организаций Москвы и Ленинграда. И тогда Волков пошел к начальнику.
— Прошу командировку на неделю...
В другие города он написал письма своим коллегам с просьбой допросить указанных лиц, как свидетелей обвинения против коменданта общежития...