Круглая печать

Дрожа от страха или от волнения, Кудрат ощупал замок на ящике и, не теряя времени, направился к столу. Он поднял доску и в углублении нащупал ключ. А печать? Печать лежала в другой ножке, и она была на месте. Это немного успокоило мальчика.

Он сел на пол возле ниши, где стоял железный ящик, и вставил ключ в замок. Замок был точно такой же, какой висел на этом ящике при Махкам-ака. Если замок такой же, то ключ должен подойти, на это Кудрат и рассчитывал. Он стал медленно поворачивать ключ. Заело… Пол-оборота прошло, а дальше заело. «Бывает», — утешал себя Кудрат. Еще раз. Может быть, в другую сторону? Еще раз. Может, надо сильнее нажать? Он нажал сильнее. Но больше ключ не поворачивался. «Спокойнее, спокойнее, — уговаривал себя мальчик, — не может быть…» Он покачал ключ то в одну, то в другую сторону, вытаскивал его, снова вставлял, даже поплевал на него для смазки. Ничего не вышло. На столе лежал карандаш. Он вставил его в отверстие ключа и с силой нажал. Карандаш сломался.

Кудрат не замечал, сколько времени прошло с тех пор, как он забрался в конторку. Потный, он сидел на полу и все пробовал, пробовал, пробовал. Наконец он встал, положил ключ на место и вышел во двор.

Неужели он так ничего и не сделает!

Он уже было собирался перелезть обратно через дувал, как вдруг в голову ему пришла мысль: а что, если посмотреть во двор милиционера Исы — действительно есть там кто-то посторонний? Ведь он видел во дворе сапоги и видел, что потом они исчезли.

Кудрат разбежался, подпрыгнул на дувал, подтянулся на руках и заглянул в соседний двор.

Как же сюда могли попасть люди? Со стороны переулка дувал слишком высок. Слева — бутылочный склад, а за той стеной, где сарай, — дом бухгалтера Таджибекова. Уж не померещились ли ему те сапоги?

Несколько минут Кудрат висел на дувале, зацепившись за край локтями и подбородком.

Ясно, что здесь никто не живет и даже никто не бывал давно. Вот яма, в которой месили глину. Около нее валяется кетмень — тяжелая кованая мотыга. На кетмене ком прилипшей глины. Его так и бросили возле ямы.

«А раз так, — подумал Кудрат, — то почему бы мне не посмотреть, что там в сарае? Замка на двери не видно».

Кудрат спрыгнул во двор, отряхнулся и направился к сараю. Дверь открылась легко, только сильно скрипнула. В дальнем углу стояла высокая деревянная узбекская кровать, на ней лежали стеганые тюфячки и одеяла, несколько подушек. На стене рядом с кроватью висел тяжелый ковер.

«А ковер здесь зачем?» — подумал Кудрат. Он насторожился. Медленно, на цыпочках — почему на цыпочках, он и сам не смог бы объяснить — мальчик приблизился к ковру и сквозь мягкий ворс стал ощупывать стену. «Ага! — подумал он. — Видно, здесь дверь или окно. Нет, скорее всего, ниша, в ней-то, наверно, и стоят сапоги». Недолго думая Кудрат приподнял ковер — и в лицо ему ударил яркий свет.

Это была не ниша и не дверь. Это было большое окно, которое выходило… в одну из комнат дома бухгалтера Таджибекова. За мутным стеклом Кудрат увидел людей, сидящих на ковре возле низенького столика. Двоих он знал. Это сам бухгалтер Таджибеков и милиционер Иса. Двух других Кудрат видел впервые.

Если бы Кудрат сразу же отскочил от окна, его бы не заметили. Он промедлил какую-то секунду или две, для того чтобы разглядеть двух незнакомых, и как раз в эти секунды Таджибеков поднял глаза к окну и вскрикнул. В то же мгновение в руках у обоих незнакомцев оказались револьверы.

Кудрат шарахнулся от окна.

— Стой! — крикнул бухгалтер Таджибеков.

Но Кудрат сломя голову выбежал из сарая и бросился к дувалу. Он подпрыгнул, ухватился за край, пальцы сорвались. Он еще раз подпрыгнул, и тут его схватили. Его схватили сразу несколько рук, и, прежде чем он успел крикнуть, во рту у него оказалась тряпка.

…Кудрат лежал в сарае на полу. Руки и ноги были у него связаны. Четверо крупных мужчин стояли над ним. Таджибеков держал в руках керосиновую лампу.

— Я знал, что этим кончится, — сказал он. — Я знал, что все неприятности будут от этих проклятых мальчишек. Они совсем распустились.

— Ты вор, да? — дрожащим голосом сказал милиционер Иса. — Теперь ты попался! Я тебя посажу в тюрьму.

— Не говори глупости, — сказал Таджибеков. — Какая тюрьма…

— Его надо убить немедленно, — сказал человек с рябоватым лицом. — Убить и закопать здесь. Никто не узнает об этом.

— Это же мой дом, — сказал милиционер Иса. — Как же…

— Нет, нет, — возразил Таджибеков, — здесь его убивать нельзя. То есть можно, но нельзя здесь закапывать. Вы уедете, а мы же здесь жить будем. Нужно его убить, а завтра Барат едет в горы и увезет его в мешке. Выбросит где-нибудь в камышах.

Они говорили так, как будто тот, кого еще предстояло убить, давно уже был мертв.

«Не надо меня убивать!» — хотел крикнуть Кудрат. Он хотел поклясться, что никому не расскажет о том, что видел, никому, никогда… но рот его был туго забит тряпкой.

— Он хочет что-то сказать, — робко произнес милиционер Иса.

— Что он может сказать! — оборвал его рябоватый мужчина. — Наверно, он хочет остаться живым. Хорошо, пусть пока будет так. Он сейчас тихий, как покойник. Мы свяжем его получше, и завтра рано утром Барат увезет его. Живой он в дороге не протухнет. Будет нашим заложником. Прирезать его мы всегда успеем.

День пятый

1

На склад Ташэнерго доставили большую партию новых фарфоровых изоляторов. С раннего утра, когда в городе выключилось освещение, Иван Кустов лазил на столбы, забивал костыли и менял изоляторы.

Чем раньше утром начнешь, тем больше успеешь. Обычно до наступления полуденного зноя Иван успевал сделать большую часть дневного задания. В пять утра он уже был на столбе. Отсюда, сверху, были видны сады, внутренняя жизнь двориков и далекие синие горы. Руки делали привычную работу, ноги прочно стояли на «кошках», а голова была свободна. Он думал о том, что в день он лазит на десять или даже двадцать столбов, значит, никак не меньше, чем три тысячи столбов в год, за пять лет работы пятнадцать тысяч. Для удобства каждый столб можно считать по пять мэтров, получается семьдесят пять тысяч метров, семьдесят пять километров. Конечно, не каждый столб пять метров. Есть выше, есть пониже. Все равно высоко. Пускай не семьдесят километров. Пусть тридцать. Ничего себе… Вот бы с такого столба сфотографировать Ташкент. Жалко, что не придумали цветную фотографию. Придумают, наверно…

В сторону базара потянулись первые арбы и тележки. Брякая жестяными колокольчиками, появился небольшой караван одногорбых верблюдов. Погонщики шли рядом с верблюдами. Иван заметил, что в походке верблюдов и погонщиков есть что-то общее. Не останавливаясь, прогрохотал внизу грузовой трамвай, моторный вагон с ручной лебедкой и платформа со щебнем.

Почему-то внимание Кустова привлекла одна арба. Понятно почему. Она ехала навстречу утреннему движению, не на базар, а куда-то, видимо, в сторону Кибрая, за город. Все на базар, а эта в сторону гор. На арбе всего один мешок, правда большой. Издали похоже, что в мешке арбузы. Но чего их за город везти? Может, мясо? Наверно, мясо. Закололи барана и везут кому-нибудь на праздник в подарок. Но лучше везти живого барана. Здесь принято дарить живых баранов. Хозяин сам режет при гостях, Иван видел много раз. Страшное дело: связывают, кладут на бок и острым ножом перерезают горло.

Пыль еще не поднялась, она только начала отрываться от мостовых. Дальние горы казались совсем близкими, а на самом деле идти и идти. Иван давно собирался с Мишей в эти горы. Вот будет меньше работы — нанять лошадей и махнуть с ружьями дня на три, на четыре.

Иван думал о том, что они редко видятся с Мишей.

Пять лет назад беспризорник Ваня попал на Алайском базаре в отделение милиции. Он украл большую дыню. Сначала его хотели бить, но, как из-под земли, появился какой-то парень в кепке, вернул дыню хозяину и увел Ваньку с собой. Парень был смуглый, почти черный, а глаза у него были светло-голубые. В милиции парень снял кепку, и оказалось, что голова у него совершенно голая, с кожей какого-то странно бледного цвета и в рубцах. Иван засмеялся. «Вот дурак! — ругнул он себя тогда. — Теперь уж точно не выпустят». Однако лысый — он оказался оперативным дежурным по базару — ничуть не обиделся.