Страница 79 из 99
Капитан Артюх был мастером артиллерийского огня и большим поклонником суворовской «науки побеждать». Он знал множество интересных эпизодов из боевой деятельности Суворова и десятки его афоризмов, которые любил приводить в беседах с бойцами. Дивизион Артюха относился к самой легкой нашей артиллерии, имея трехдюймовые орудия на конной тяге. Но вот что успел занести дивизион на свой боевой счет с начала отражения декабрьского штурма до гибели капитана, то есть за два неполных дня: три подбитых танка, семь выведенных из строя орудий и двенадцать пулеметов, сотни уничтоженных фашистских солдат…
Вслед за Артюхом артиллерийский полк Филипповича лишился еще одного комдива — героя одесских боев капитана Г. И. Наумова. Он был смертельно ранен, когда с открытой позиции управлял огнем по фашистским танкам.
22 декабря бои в долине Бельбека и к северу от нее достигли, казалось, наивысшего напряжения. Возрастала опасность выхода противника на приморскую дорогу, идущую из Качи в совхоз имени Софьи Перовской, и прорыва к морю. Над бригадой моряков и 90–м полком, продолжавшими обороняться севернее Бельбека (Фруктовое), нависала угроза окружения.
В этот день я был на командном пункте майора Филипповича на высоте 103. В траншеях КП необычно людно. Еще накануне сюда перебрались со своими оперативными группами и связистами командир 397–го артполка майор Поляков и командир 8–й бригады морской пехоты полковник В. Л. Вильшанский. А с утра к ним присоединилась и оперативная группа 40–й кавдивизии, также действовавшей теперь (в пешем строю) в нашем секторе. Но хотя народу — как–сельдей в бочке, никто не мешает друг другу и каждый занимается своим делом.
Рядом со мною стояли оба командира артиллерийских полков. Во второй половине дня бой шел уже совсем недалеко от командного пункта. Из густого дубняка все громче слышались пулеметные очереди. Затем фашистская пехота прорвалась на северные склоны высоты 104.5, и батарея старшего лейтенанта Т. Н. Дюкаря стала бить по врагу прямой наводкой.
— Надо ждать повторной атаки на участке бригады Вильшанского, — сказал я командирам полков.
И действительно, с передовых НП скоро доложили о появлении большой группы танков. По ним незамедлительно открыл огонь артиллерийский полк Богданова. Гулкий выстрел с батареи Александера и огромный столб черного дыма, поднятый разрывом ее двенадцатидюймового снаряда за бугром у деревни Бельбек, послужили как бы сигналом к открытию огня другими береговыми батареями Северной стороны. Подобно грозному горному обвалу, загрохотали взрывы в долине.
В это же время мы услышали частые выстрелы орудий слева. Там около двадцати танков появилось на опушке дубняка, и по ним уже вели огонь батареи 57–го артполка. Два подбитых танка остались у опушки, остальные скрылись. Однако часть той группы, что двигалась по долине, прорвалась через заградительный огонь и, поднявшись по северному склону, быстро оказалась у батареи Дюкаря.
Орудийные расчеты, увлеченные стрельбой по пехоте, которую они уже заставили отойти с высоты 104.5, поздно заметили эти танки. Артиллеристы успели развернуть орудия, но от неожиданности плохо целились, и снаряды пролетали мимо танков. А те, выйдя на косогор, навалились на батарею. Две пушки были раздавлены, пострадали и две другие. Часть людей уцелела, и мы видели, как они сбегают в долину…
Танки же после этого — мы насчитали их двенадцать штук — повернули в нашу сторону и, выстроившись в линию, метров с трехсот открыли огонь по командному пункту. Положение создавалось довольно затруднительное…
Но тут земля под нами вздрогнула, и раздался близкий взрыв огромной силы. Выглянув из траншеи, я увидел, что там, где только что стоял и стрелял немецкий танк, уже ничего не было и лишь падали сверху комья земли и какие‑то обломки. Оказалось, что по танкам ударила прямой наводкой береговая батарея Александера. Конструкторы, создававшие эти мощные орудия для поражения вражеских кораблей в морской дали, вряд ли могли представить, что придется использовать их вот так…
Разрывы гораздо меньшие, но зато многочисленные поднялись вокруг остальных танков. Это майор Филиппович уже направил на них огонь батареи, стоявшей в Языковой балке. И танки прекратили стрельбу по КП, стали уходить к Азиз–Оба. Когда они уже готовы были скрыться в дубняке, им поддали жару две зенитные батареи, стоявшие над долиной. Такое тоже раньше не предусматривалось. Но под Севастополем зенитчики били по танкам, как и по пехоте, уже не впервые.
С наступлением темноты бой здесь стих. А в ночь на 23 декабря наши части отошли на рубеж реки Бельбек — это стало неизбежным и необходимым.
Бои последних восьми дней декабря были самыми жестокими и упорными. Прекратив атаки на вспомогательных направлениях, враг стремился во что бы то ни стало прорваться к Северной бухте. Из района Камышлы, Бельбек теперь кроме 22–й и 132–й немецких пехотных дивизий действовали также 50–я и 24–я. Наши части, усиленные переброшенными с Большой земли 79–й особой бригадой и 345–й стрелковой дивизией и поддерживаемые всеми видами артиллерии, включая корабельную, героически отбивали яростный натиск гитлеровцев.
К этому времени артиллерия четвертого сектора была усилена дивизионом 265–го (богдановского) армейского артполка. Войска поддерживались пятью батареями береговой обороны. В боях с наземным противником все шире использовались зенитные батареи. Этому способствовала стоявшая во второй половине декабря нелетная погода.
Особое место в истории обороны Севастополя заняла 365–я зенитная батарея старшего лейтенанта Н. Г. Воробьева. Она стояла на высоте с отметкой 60, отделенной небольшой лощинкой от пригородной железнодорожной станции Мекензиевы Горы. Когда противнику удалось, потеснив наши части, выйти на простирающееся до станции плато, батарея Воробьева из своих зенитных орудий открыла огонь по танкам и пехоте прямой наводкой.
По врагу, появившемуся здесь, стреляли, конечно, и другие батареи. Но позиция зенитчиков и их стойкость приобрели в создавшейся обстановке исключительное значение. Дело в том, что высота 60, пока на ней стояла и действовала наша батарея, как бы запирала для врага путь к Северной бухте, до которой оставалось по прямой всего около трех километров.
Это вполне понимал и противник. Вечером 28 декабря командующий артиллерией Приморской армии полковник Н. К. Рыжи информировал меня о том, что перехвачена радиограмма командующего 11–й немецкой армией Манштейна, содержащая приказание уничтожить батарею на высоте 60 ударом с воздуха и с' земли.
Николай Кирьякович Рыжи поставил передо мной задачу: огневой мощью всей артиллерии сектора не допустить захвата врагом высоты, где стояла 365–я зенитная батарея. Мне было разрешено также привлечь для выполнения этой задачи весь полк Н. В. Богданова и гаубичный полк Чапаевской дивизии, а в случае необходимости подать сигнал о перенесении сюда огня всей артиллерии, способной поддерживать наш сектор.
— Высоту и батарею на ней защитим, — заверил я полковника Рыжи.
И мы с начальником штаба майором Яковлевым занялись разработкой плана использования артиллерии на следующий день.
Бои за станцию Мекензиевы Горы, развернувшиеся 29 декабря, сопровождались массированными налетами вражеской авиации (погода в этот день улучшилась). Немцы оттеснили наш 241–й полк к южной окраине пристанционного поселка. Сама станция оказалась в руках противника. Этот успех стоил ему очень больших потерь от массированного артиллерийского огня. А высоту 60 враг захватить не смог, и батарея на ней держалась.
Следующий день, 30 декабря, был еще более жарким. Из района станции Мекензиевы Горы немцы наступали в трех направлениях, причем главным являлось южное — на высоту 60 и дальше, к бухте. Распределить огонь подчиненной мне артиллерии так, чтобы обеспечить нашим войскам достаточную поддержку на всех трех направлениях, было задачей нелегкой. Полковник Рыжи помог нам, дополнительно выделив в мое распоряжение 2–й зенитный полк ПВО, а на исходе этого напряженнейшего дня — еще и 61–й зенитный полк.