Солнечный круг

Сижу, слушаю утро, а с дерева нет-нет да и упадет на снег то чешуйка, прикрывающая семечко в шишке, то щепоть отживших иголок. Я вглядываюсь в вершины сосен, чтобы понять, что там происходит, и как только поднимаю голову — все затихает. Значит, там кто-то живой орудует. Я запрокидываю голову и притворяюсь спящим. Проходит минута, другая, третья, у меня начинает болеть шея, я готов уже бросить всякие наблюдения и в этот момент вижу: на толстом суку сосны, под которой я сижу, появляется… Кто бы вы думали?.. Бе-лоч-ка-а!.. Да, да, самая настоящая белочка-телеутка, с изрядно порыжевшим хвостом и ушами. У них начинается линька…

Я не успеваю разглядеть пушистую красавицу, как раздается выстрел. Он настолько громок и так неожидан, что я вздрагиваю, а зверька моего словно не бывало на дереве.

Перед выстрелом я слышал крик пестрого дятла и теперь подумал:

— Кто же это посмел поднять руку на вечного работягу, спасающего наши леса от вредителей? Да и какая корысть для охотника убить дятла? Летает он не быстро и подпускает близко…

Я пошел в сторону выстрела.

Мне хотелось увидеть этого злодея, и я его увидел: на голове рыжая капелюха, старенькая телогрейка подпоясана веревочкой, и на ней, с левой стороны, висят трофеи: дятел и белка. Он тоже увидел меня: постоял, посмотрел в мою сторону и пошел размеренным солдатским шагом. Сколько я ни кричал, он не остановился и даже не оглянулся ни разу. Так я и потерял его из виду. Вскоре прогремели новые выстрелы, — я ничего не мог поделать и огорченный вышел на опушку.

На высоком берегу Берди стояли скамеечки — это забота о санаторных больных. Я присел передохнуть и посмотреть на обновленную Бердь, которую знал еще совсем маленькой, в обрамлении кустов тальника, березняка, изредка — черемухи. На левом берегу виднелись здания станции Бердск, а вверх по реке, на ее новом широком плесе, на льду сидели десятки людей, склонившись над лунками, и караулили свое рыбацкое счастье. Это счастье неторопливо цеплялось за рыбацкие крючки в виде растопыренных колючих ершей. Но для рыбака и ерш — рыба.

Недалеко от меня, почти у воды, стоит высокая раскидистая береза, которую можно назвать «плакучей», так тонки и многочисленны ее веточки, спускающиеся до земли. На нее нельзя не заглядеться: легкий ветерок играет ветками, словно добрый молодец разбирает и перевивает косы красы-девицы. Скоро веточки покроются изумрудной зеленью, и березка станет завидной невестой, — собирайтесь, молодцы, любоваться, свататься…

Вижу: на вершину березы присела желтогрудая синичка, настроила свою скрипочку на весенний лад и начала усердно наигрывать радостные призывные мелодии; она играла так звонко и так приятно, что я на время позабыл все свои огорчения. Синичка торопилась высказаться; ей нужно побывать и в плодовом саду, что спускается к Берди ровными рядами деревьев, кустарников, и слетать на далекий остров, в море, и посетить огромное сооружение человека, перегородившего реку Обь, — и везде-везде разбросать свои песенки-призывы. Она радовалась приходу весны и тому могучему, непонятному потоку, который захватывает все живое: заставляет зеленеть леса, цвести травы, звенеть песни над просторами земли. И хочется передать эту радость другим.

Я заслушался и не заметил, когда улетела синичка, а на березе появились чечетки. Они ловко цеплялись своими лапками за тонкие ветки, висели вниз головой и, раскачиваясь, шелушили сережки, словно им за зиму не надоела эта пища…

А где-то рядом, вне поля моего зрения, солировал щегол. Он так заливался, такие трели пускал в притихшем лесу, что впору бы и самому соловью послушать.

Чечетки щебечут бесконечно, словно обсуждают выступление своего певца: как-никак он сибиряк и в южные страны не летает. Выбирая крохотные семечки из березовых сережек, они переспрашивают друг друга:

— Что-что-что?..

И в воздухе не смолкает чёканье. Я старательно вслушиваюсь, хочу понять их птичий язык и вдруг замечаю: в щебет чечеток вплетается детский голос.

— Чечей слушает…

Это обо мне…

Я оглядываюсь и у сосны вижу двух мальчиков. Они из пристанционного поселка. В руках у каждого сумочка.

В это время далеко в лесу раздается выстрел. Мне не удалось излить горечь в лицо браконьеру за его позорный поступок, и я, подозвав ребят, спрашиваю:

— Кто это стреляет?..

Они переглядываются, и тот, что повзрослее, с лицом конопатым, как сорочье яйцо, в широкой фуфайке и отцовском картузе военного времени, отвечает:

— Это охотники белок стреляют…

— А разве белки водятся в нашем лесу?

Мальчик думает.

— В прошлую зиму появились. Мы на каникулах ходили отрядом в лес на лыжах, видели двух белочек…

— А почему они появились так близко возле поселка, знаете?..

Мальчик пожимает плечами, думает, что-то вспоминает.

— Учитель говорил, что в тех местах, где жили белки, не осталось корма… Есть им стало нечего…

— Правильно говорил ваш учитель. А дальше знаете, что было с белочками, когда они однажды, проснувшись, не нашли корма?..

И я рассказываю ребятам, какие запасы делает белка на зиму, как она бережет их, как экономно расходует…

— Каждый день с рассвета она носится по лесу, ищет что-нибудь съедобное, чтобы не трогать запасенные с осени грибы, ягоды, кедровые орешки. Но зима есть зима. Не одни белки бедствуют. И дятлу есть хочется, и сойке, и кедровке, и щеглу, и снегирю. Всем голодно и холодно. Из птиц особенной запасливостью отличается кедровка. Она столько орешков напрячет в мох, что потом и сама найти не может, и весной эти похоронки достаются бурундуку. Бывает, и белочка полакомится…

Мальчиков заинтересовал мой рассказ, они подошли ко мне, и белокурый малыш, чем-то похожий на опрятную девочку, сел рядом на скамейку. Они смотрели на меня, как на Берендея, которому ведома жизнь леса.

Я продолжал:

— И вот у белки не хватило корма. Что делать? Надо бежать искать. А где искать? Все шишки на соснах пустые. Из старых ветер выколотил семена, а молодые не уродились. Кедровке легче искать корм. Она за день сотни километров облетит и где-нибудь найдет себе пищу. А как быть белке? Летать она не может, по телефону ей никто не сообщит, в каком районе есть шишки, полные семян… Вот в такую трудную годину собираются белочки сотнями, тысячами и отправляются на поиски корма. Они прыгают с дерева на дерево, пробираются по глубокому снегу, а бывает, если это случилось осенью, переплывают реки. На этом большом пути их везде подкарауливают опасности: они гибнут от человека, от зверей, но все идут и идут вперед… Так вот они и до нас дошли, спасаясь от голода. Не успели обжиться в нашем лесу, а мы похватали ружья и трах-тара-рах!.. А ведь сейчас весна. Убьешь белочку, а шкурка у нее негодная, выбрасывай! Для чего же губить зверька?..

Ребята молчат. Что ответишь?

Сквозь весеннюю дымку, в полуденный час, наконец проглянуло солнце и тепло-тепло стало. Где-то недалеко, по степям Казахстана, к нам шла долгожданная весна; у нее на всех хватит и тепла и ласки.

Мы сидим молча, слушаем мягкий шепот бора, редкий переклик сорок где-то в глубине леса. Мне хочется чуда, не для себя, а вот для ребят, хочется, чтобы вдруг на опушке появилась или коноплянка, или лесной конек со своими несложными песенками, или, наконец, зазвенел бы в небесных просторах жаворонок. Эта песенка пролилась бы в их чуткие души и, кто знает, может быть, зародила бы любовь к родной природе — на всю жизнь…

Что-то привязало ребят ко мне: мы сидим долго, видим, как прошла электричка к станции Бердск, как стали покидать свои лунки рыбаки.

— Пора и нам, — говорю я.

Ребята вскакивают и идут по тропинке, мимо санатория.

Я давно обратил внимание на сумочки в их руках.

— Для чего это у вас сумочки?

— А мы шишки сосновые собираем, лесник просил. Вот срубят сосну, а мы и соберем шишечки. И свой питомник потом при школе заведем.

…Хорошо я поговорил с ребятами, просто душу отвел, да и для них открыл маленькую страничку жизни родного леса.