Страница 67 из 88
Мой друг, тхакур Викрамсинх, был в замешательстве. Ганди смотрел на него с портрета и улыбался крушению чести семьи тхакура. Как истый гуманист он спокойно взывал к его человечности.
Послали за Сукхрамом.
Тхакур не мог смотреть ему в глаза.
— Я касаюсь твоих ног, тхакур-джи, за то, что ты не до смерти избил мою дочь, — через силу проговорил Сукхрам. — Кто-нибудь, принесите воды, — обратился он к присутствующим.
Сукхрам гордо выпрямился. Затем он склонился над Чандой и поднял ее на руки.
— Тхакур, что бы ни случилось в жизни, я никогда не забуду, что ты дал мне сегодня воды — омыть чаны моей дочери…
Я возвращался с прогулки в радостном настроении. Запах ююбы опьянил меня: я забрался на гору и наблюдал оттуда заход солнца. Каким прекрасным было это зрелище!
И тут мне встретился Сукхрам с Чандой на руках.
Я вытер своим платком кровь с ее лба и неожиданно для себя приложил платок к губам и поцеловал. Признаюсь, сердце у меня холодное. Люди утверждают, что я сух и суров, но тогда у меня на глазах были слезы.
Чистая, непорочная Чанда! Она походила на великую дочь гор, богиню Уму[114], которая с заоблачных вершин Гималаев клялась в вечной любви к богу Шиве. Как и она, Чанда тоже была жрицей любви! Израненная Чанда напоминала отважного и непобедимого брахмачари Бхишму[115], который в ожидании смертного часа возлежал на своем последнем ложе из стрел…
— Как же нам дальше жить, Сукхрам? — проговорил я.
— Я не понимаю, господин.
— В том-то вся и беда! Ты не понимаешь, а заносчивость людская, обманув тебя, воровски присваивает часть твоего заработка во имя высшей справедливости. Политические лидеры рассказывают о морали и религии. Один дает одно наставление, другой — другое. Но все это воздушные замки, воздвигнутые на фундаменте из лжи и обмана…
— Господин мой и брат, ты говоришь об ушедших днях? — спросил Сукхрам.
А Чанда уткнулась ему лицом в грудь. Он стал поглаживать ее голову, и мне показалось, что это отшельник Канва гладит по голове Шакунталу[116].
— Кто тебя бил? — спросил я.
— Не помню, — кротко ответила Чанда.
Тогда мне показалось, что все мои знания равны нулю. А я-то высокомерно полагал, будто что-то знаю! Чанда! Вот кто по-настоящему знает жизнь! И еще мудрецы, когда говорили: «Достигай высшего совершенства».
Я как завороженный продолжал смотреть на Чанду. В душе у меня все кипело, из нее готов был вырваться громкий и отчаянный стон. Все хотят сделать счастливым этот мир, думал я. И все стремятся подавить друг друга своим высокомерием, богатством, родовитостью, кастой, должностью. Стоит какому-нибудь ничтожеству любым путем, а чаще всего лестью взобраться наверх, как на свет выползает семейственность и кумовство. Скрывая пустоту под маской высокомерия, они стремятся увековечить свое положение. Для них невыносим свет разума и истины, потому что тогда видно их вопиющее своекорыстие. Пустота одного тесно переплетается с никчемностью другого, и оба они помогают друг другу маскировать свое истинное лицо.
И тогда уж чувство собственного достоинства ничего не стоит. Оно сохранилось еще у тех, кто каждый день смотрит смерти в глаза. Остальные же под видом борьбы за прогресс в мире насаждают в нем дух стяжательства, а то и просто разрушают его. Реформы и преобразования в руках закоренелых носителей порока…
Филистеры, набравшиеся на два гроша знаний, восседают на кафедрах и называют себя поборниками культуры!
Поднимись, могучий и непобедимый человек! Отряхни окружающую нас грязь и пошлость и сотвори красоту! Когда Наракасур утопил землю в пучине океана, бог Вишну, обратившись в вепря, спас ее[117]. Вот тогда-то и зазвучали веды[118]. Теперь же только народ может смыть с земли всю нечисть, и тогда вновь зазвучат победоносные песни, с которыми придет счастье для человечества. Я не витаю в облаках… Но я отчетливо вижу угнетателей и эксплуататоров с их угодливыми рабами — чиновниками и учеными апологетами эксплуатации и насилия, выброшенными на свалку истории, как когда-то Кришна[119] видел Бхишму и Дрону[120], горевших в губительном огне… Только после этого человек, возвысившись над родовитостью, поборет в себе надменность, и у нас исчезнут такие понятия, как высокомерие и своекорыстие, безнравственность и насилие, процветающие под крылом собственности.
Бушует море ненависти. Оно бурлит и пенится как никогда. Но корабль человечности не потонет, потому что нынешний Колумб вышел в море не на поиски золота и серебра, не для открытия новых земель, не для демонстрации могущества человека, не только для сохранения жизни на земле, к чему стремились Ной и Ману, но для создания духовной силы, в которой воплотятся самые светлые мечты и которая каждое мгновение, каждую минуту будет создавать доброе новое. Духовная сила не может умереть, она непобедима и неодолима. Все красоты мира не способны оценить ее величия и бессмертия, мне ли, одинокому, браться за такую задачу…
Мы смертны. И все-таки из поколения в поколение мы неуклонно движемся вперед. Любовь женщины, нежность к потомству сохранились даже в наш жестокий век, перед ними пасует даже необузданная жестокость…
— Сукхрам! — позвал я.
— Что, господин мой и брат?
— Ты знаешь, почему все так происходит? — Он не понял меня. Но в глазах Чанды зажегся огонек. Мне показалось, что она поймет. — Может, мир беден, и нехватка денег обеднила души людей?
— Во время войны здесь у людей денег хватало, — сказал Сукхрам.
— А что это дало? Вместо буйволов люди приобрели лошадей да извели кучу золота на свадебные обряды.
А ума-то у них не прибавилось!
— Это так! — согласился Сукхрам.
Я и сам знал, что так. У полумертвых от голода людей появилась новая страсть — деньги. Но деньги не прибавили им счастья. От нескольких украденных плодов манго[121], сбитых ураганом, не разбогатеешь.
Сукхрам кивнул головой в знак согласия. Чанда с удивлением смотрела на меня.
— Княжества ликвидированы, — продолжал я. — Разрушены очаги произвола. Было время, когда раджи отдавали жизнь за народ, обороняя страну. Нынешние же занимаются только распутством — слепые рабы старых законов и порядков… Да, только старое мертво! Живет один его призрак.
— Призрак! — крикнул Сукхрам.
— Призрак? — задумчиво произнесла Чанда.
— Взгляните на мир вокруг нас! Здесь все зиждется на насилии и грабеже. Так было сотни лет, и многим стало казаться, что это дано раз и навсегда. Но увидите, все изменится. Не потому ли мечутся в панике помещики и богатеи, что кончается их власть! Один человек не переделает мир. Но, Сукхрам, в мире столько людей!
— Что ты говоришь, господин мой и брат, — равнодушно сказал он, — нам не понять.
— А ты постарайся! — рассердившись, сказал я.
— Что ж, говори дальше!
— Ты беден?
— Да.
— Из низкой касты?
— Да.
— А если б не было каст? Их не будет!
— И тогда люди не будут нас презирать?
— Каким хорошим станет тогда мир! — воскликнула Чанда.
Я прижал ее к своей груди.
— Сукхрам, ты вот никак не поймешь, а она понимает, потому что растет в свободной Индии. Мы живем в такое время, когда нам уже нельзя склонять голову. Мы стали свободной страной, но еще не смогли вычистить грязь из своего дома.
29
Сукхрам продолжил свой рассказ.
Теперь он носил форменную одежду, а Каджри — сари. Вся их жизнь изменилась. Мэм сахиб, у которой они служили, звали Сусанной. Это была гордая и надменная девушка, зачитывавшаяся Киплингом.
114
Ума — одно из имен богини Парвати, жены Шивы.
115
Бхишма — один из героев древнеиндийского эпоса «Махабхарата», двоюродный дед Пандавов и Кауравов. В юности принял обет безбрачия, стал «брахмачари», т. е. монахом, принявшим обет безбрачия. Упоминается следующий эпизод из «Махабхараты»: «Пандавы тесным кольцом окружили Бхишму, нанося ему удар за ударом. Стрелы пробили его доспехи и усеяли ранами его тело… „Вот и пришел мой смертный час“, — тихо сказал Бхйшма и медленно стал падать на землю. Стрелы, торчащие в его теле, как иглы на ощетинившемся дикобразе, вонзились в землю, и ложе из стрел было последним ложем доблестного Бхишмы». (По тексту «Махабхараты», пересказанному Э. Темкиным и В. Эрманом, ИВЛ, Москва, 1963).
116
Шакунтала (Сакунтала) — героиня одноименной драмы великого индийского поэта Калидасы, жившего в V веке н. э. Царь Душьянта, охотясь в лесу, встретил прекрасную Шакунталу, приемную дочь отшельника Канвы. Доверчивая девушка полюбила ветреного царя, а тот вскоре покинул ее, забыв все свои клятвы. Напрасно утешал Шакунталу Канва: она твердо решила отыскать неверного возлюбленного.
117
Когда Наракасур утопил землю в пучине океана, бог Вишну, обратившись в вепря, спас ее… — Согласно индуистской мифологии, бог Вишну при одном из своих воплощений принял облик вепря и поднял Землю на своих бивнях из глубин океана, куда забросил ее надменный Хиранйакша (а не Наракасур, как ошибочно написано у автора), брат повелителя демонов Хиранйакашипу. Хиранйакша провел много лет в молитвах, и Брахма был вынужден даровать ему право стать властелином Земли. Брахма обещал Хиранйакше, что ни одно живое существо, названное им в момент восшествия на престол, не сможет причинить ему зла. Но Хиранйакша забыл упомянуть имя вепря. Вот потому-то бог Вишну и покарал его, приняв облик вепря.
118
Веды — наиболее древние памятники индийской литературы, датируются серединой II тысячелетия до н. э.
119
Кришна — одно из самых популярный воплощений бога Вишну, полубог-получеловек. Один из героев древнеиндийского эпоса «Махабхарата».
120
Дрона — великий воин, военный наставник Пандавов и Кауравов. В тексте автор в аллегорической форме говорит о гибели в бою двух мужественных воинов. Бхишма погиб на десятый день великой битвы между Пандавами и Кауравами, а Дрона — на пятнадцатый.
121
Манго — дерево и плод из семейства манговых (Mangifera indica).