Страница 51 из 88
— Ты принадлежишь моему мужу, — сказала она, — ты первая жена хозяина старой крепости. Отныне ты не натни. Я начертала у тебя на лбу княжеский знак — знак рани[87]. — И Каджри пристально посмотрела на Пьяри, чье лицо выражало изумление.
Они наслаждались жизнью, в которой сегодня обрели общую цель. И это окончательно сблизило их.
— Каджри, ты освободила меня.
Они заглянули друг другу в глаза и в едином порыве крепко обнялись.
— И того прикончим? — воскликнула Каджри.
— А потом? Нас ведь будут искать?
— Оба были пьяны, подрались и убили друг друга. Именно так и подумают люди, — сказала Каджри.
— Но нас все равно будут искать!
— А кому известно, что я здесь? — ответила вопросом Каджри.
— Обо мне-то ведь знают.
— Э-э, что взять с натни? Убежала, и все!
— Куда бежать, Каджри? Куда?
— В табор.
— Там нас могут поймать.
— Ну, убежим в другое княжество. Что мы, привязаны, что ли, к здешней земле?
— Это верно, — подтвердила и Пьяри.
Пьяри спустилась вниз. Рустамхан крепко спал. Пьяри постояла, поглядела по сторонам, затем подошла к Рустамхану и стала его тормошить. Но он не пошевелился. Тогда она толкнула его и позвала:
— Эй, слышишь!
— У… у… у… — пробормотал Рустамхан и повернулся на другой бок.
Пьяри постояла в нерешительности, а потом взяла бутылку и плеснула ему вино в лицо. Терпкий запах ударил ей в нос. Она поднесла бутылку ко рту, но тут услышала:
— Фу!
Пьяри стало стыдно. Каджри видела. Тогда она вылила остаток вина прямо в лицо Рустамхану и резко тряхнула спящего.
— Вставай, осел. Ну вставай же! — будила она его.
Не раскрывая глаз и покачиваясь из стороны в сторону, Рустамхан сел.
— Что такое? — спросил он, тяжело ворочая языком. — В чем дело?
Он завалился на бок и снова захрапел. Пьяри тормошила его, звала, он не отзывался. Пьяри растерялась: что делать?
Видя, что она долго не возвращается, Каджри спустилась вниз и, сообразив, в чем дело, жестом показала: «Толкай сильнее!» Пьяри развела руками, показывая, что никак не может разбудить.
— Да проснись же ты! — крикнула Пьяри вне себя от ярости.
— Кто здесь? — вздрогнув, спросил Рустамхан и поднялся.
— Я не могу больше, что же это делается? — закричала Пьяри.
— Э-э-э, — промычал Рустамхан, зажмурив глаза и прижимая руки к вискам. — Что случилось? Чего ты орешь?
— Убей меня! — крикнула Пьяри.
— Помирай сама, если хочешь!
— Я не могу уйти из этого мира, оставив тебя в беде, — воскликнула она. Рустамхан испуганно раскрыл глаза.
— Наверху Банке схватил Каджри, — сказала Пьяри.
— Кто? — выкрикнул Рустамхан.
— Банке.
Рустамхан побледнел.
— Да иди же, иди, — торопила его Пьяри.
Рустамхан с трудом поднялся.
— В моем доме… — сердито пробормотал он.
— Ты же валялся пьяный.
— Я был пьян?!
— Банке сказал, что нарочно напоил тебя, он сам не пил. Он…
— Где он?
— Да наверху же! Пошли скорей!
— А зачем мне туда идти?
— Неужели ты не понимаешь, что случилось? Ты что, не знаешь Сукхрама? Он теперь не успокоится, пока не убьет тебя и Банке за Каджри.
Рустамхан затрясся от страха.
— Убьет? — испуганно спросил он.
— Я не останусь здесь… Мне страшно… — крикнула Пьяри и побежала из комнаты.
— Стой, Пьяри, стой! — кричал Рустамхан. — Я убью Банке!
Ноги у него подкашивались.
Пьяри остановилась в дверях.
— Иди наверх, — приказал Рустамхан.
— Боюсь! Иди ты вперед. Он избил меня. Он кричал: «Подлюга, с твоим полицейским я тоже разделаюсь…»
— Что?! — взревел Рустамхан и, неистово ругаясь, пошел наверх. Пьяри последовала за ним.
Шум на улице заставил ее вздрогнуть и остановиться. Что это? Шум напугал и Каджри. Она выглянула в окно. Со стороны поселка к дому приближалась толпа. В нараставшем шуме почти ничего нельзя было разобрать. Только время от времени кто-то выкрикивал имя Рустамхана.
«Чамары? — лихорадочно соображала Каджри. — Они пришли мстить за Дхупо? Но кому они теперь будут мстить? Банке мертв. Неужели сейчас все раскроется? И Сукхрама рядом нет, что теперь будет?»
— Где этот подлец? — кричал Рустамхан, врываясь в комнату. Каджри хотела выбежать, но на пороге налетела на него. Он преградил ей дорогу.
— Кто это? А, Каджри? — он узнал. — Каджри?
— Пусти меня! — зашипела она.
— Куда бежишь? — не выпуская ее руки, допытывался полицейский. — Где Банке?
Каджри растерялась.
— Там лежит… — сорвалось у нее, и Рустамхан, старая опытная полицейская ищейка, сразу все понял.
— Ты от меня не уйдешь, паршивая дрянь! Лежит? Это ты убила его? — крикнул он, мгновенно протрезвев.
— Пусти! — вырывалась Каджри.
— А отвечать кто будет?
— Я не убивала. Он сам умер!
— Поговори еще, тварь! На виселицу тебя отправлю!
— Отпусти меня! — кричала Каджри.
Шум на улице усиливался. «Рустамхан! Эй, Рустамхан! Чего скрываешься? Выходи!» — кричали за воротами.
Рустамхан кинулся к окну, ослабил хватку, и она вцепилась зубами в его руку. Полицейский взвыл от боли и разжал пальцы. Каджри бросилась было бежать, но он тут же схватил ее здоровой рукой, а другой нанес ей несколько сильных ударов по лицу. В это мгновение в комнату вбежала Пьяри.
— Не тронь ее! — закричала она.
— Уйди, гадина!
Разъяренная Пьяри набросилась на Рустамхана. Но полицейский был начеку. Он сильно ударил ее ногой.
Между тем шум на улице нарастал. Казалось, что дом окружен, крики неслись отовсюду.
Рустамхан спешил. Он ударил Пьяри ногой в живот. От страшной боли она упала и потеряла сознание. Тогда он схватился с Каджри. Рустамхан был намного сильнее. Но Каджри боролась за жизнь; отчаяние придавало ей силу. Изловчившись, она отбросила Рустамхана к стене. Но прежде чем Каджри успела выхватить кинжал, он бросился на нее, готовый разделаться со своей жертвой. Под рукой у Каджри оказался стакан. Она метила ему в голову. Но Рустамхан успел увернуться, и стакан вдребезги разлетелся, ударившись о стену.
С улицы доносился рев толпы: «Рустамхан, выходи! Трус! Куда ты спрятал Банке?»
Придя в себя, Пьяри увидела, что Рустамхан схватил Каджри, которая тщетно пыталась вывернуться у него из рук. Пьяри поднялась с пола. Было нестерпимо больно. Рванувшись вперед, она выхватила кинжал и по самую рукоятку всадила его Рустамхану в живот. Рустамхан разжал руки.
Пьяри нанесла еще удар. Рустамхан закричал. Пьяри наносила ему удар за ударом. Он упал. На улице стоял такой страшный шум, что никто не услышал его криков.
Полицейский умолк. Пьяри с презрением пнула его ногой и прошептала:
— Гадина!
О, как много могла бы она сказать в тот момент, но ненависть поглотила все другие чувства! Пьяри смотрела на труп Рустамхана без малейших угрызений совести. Он был проклятием ее жизни. Он опозорил ее. Если бы она не убила его, он убил бы Каджри. Но, слава богу, этого не случилось! Пьяри захохотала.
Резкий смех потонул в реве толпы, но ее безумный взгляд напугал Каджри.
Пьяри все еще стояла с окровавленным кинжалом в руках. Постепенно ее лицо смягчилось. Она подошла к Каджри, нежно положила руку ей на плечо, заглянула ей в глаза и улыбнулась.
А люди на улице продолжали кричать: «Трус! Трус! Выходи!»
— Что им надо? — спросила Каджри.
— Посидим немного вместе, дорогая, — сказала Пьяри, словно забыв о шуме, доносившемся с улицы.
— Не время сидеть, посмотри на улицу! — воскликнула Каджри.
— Присядь! Чему быть, того не миновать, — убеждала Пьяри, силой усаживая Каджри. — Все мы когда-нибудь умрем, — продолжала она, — не завтра, так сегодня, а то и сейчас… — И Пьяри снова расхохоталась. Затем она помазала ноги Каджри кровью Рустамхана.
— Смотри, — сказала Пьяри, — я сдержала слово и втерла краску в твои ноги.
Каджри расплакалась. Со слезами на глазах они несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом нежно обнялись.
87
Знак рани — имеется в виду тика, специальный кастовый знак, кружок или полоска, который наносят особой краской на лбу между бровями. Красной краской рисуют кастовый знак принадлежности к высшей касте. Рани — жена раджи, госпожа, правительница.