Страница 3 из 88
Глаза Сукхрама увлажнились. Я был заинтригован.
— Как же это могло случиться, Сукхрам? И почему ты плачешь?
— Сам не знаю, господин! — Сукхрам вытер слезы и виновато улыбнулся. — Теперь времена не те. Раджи лишились власти, к чему говорить о них.
— Нет, нет, Сукхрам. — Во мне проснулось любопытство, и я стал просить Сукхрама рассказать.
Мою просьбу Сукхрам пропустил мимо ушей.
— Нога не болит при ходьбе? — поинтересовался он.
— Не болит. Завтра мы тоже пойдем гулять?
— Почему бы и нет, теперь ты станешь поправляться.
— Сукхрам, а там что? — показал я в сторону синей горы. От нее веяло тишиной и прохладой. Казалось, что спускающаяся с небес темнота сначала собирается на ее вершине, а потом порывы ветра разносят ее во все стороны.
— Время позднее, господин, — решительно сказал Сукхрам, — пора возвращаться.
Он видел, что я сгораю от любопытства, но вместо ответа просто оборвал разговор и ушел.
На третий день мы отправились в лес. Я обратил внимание на дым над вершинами деревьев.
— Что это, Сукхрам?
— Там жгут костры. Это наш табор.
Мы подошли поближе. За деревьями ютились маленькие хижины, их было не более десятка. В вечернем сумраке они чуть заметно виднелись сквозь густую листву. Впереди чернел колодец. Я было направился к нему, но остановился, пораженный: к колодцу шла девушка лет тринадцати-четырнадцати. На ней были цветастая юбка и кофта с широким вырезом, открывавшим плечи. Я не мог отвести взгляда от ее прелестного нежно-розового лица, больших голубых глаз и золотистых волос. Ее нос был слегка вздернут, а на щеках пылал румянец. Она улыбнулась мне.
— Чанда? — послышался удивленный голос Сукхрама. — Почему ты не дома?
— Я пекла лепешки и вышла набрать воды.
Девушка была, видимо, дочерью Сукхрама, хотя всем своим обликом заметно отличалась от местных жителей. Только ее голос звучал так же резко и пронзительно, как и у всех в здешних краях.
Сукхрам закурил бири[3] и задумчиво поглядел в ту сторону, где у подножия горы стоял просторный дом, освещенный лунным светом.
— Что там за строение, Сукхрам?
За него ответила девушка:
— Это дак-бунгало[4], раньше туда приезжали знатные господа, но теперь их времена прошли, — сказала она и засмеялась. По лицу Сукхрама пробежала тень. В тот вечер он не произнес больше ни слова.
Я вернулся к себе, вернее, в дом друга, где поселился. За дружеским столом мои хозяева без конца рассуждали о том, что хотели бы отсюда уехать, что им надоела деревня. Они долго жаловались на деревенскую жизнь, но, в конце концов, пришли к выводу, что деревня все же лучше, чем город, и поэтому, несмотря ни на что, они останутся здесь. Потом заговорили о моей ноге. Вспомнили про Сукхрама, и я рассказал о встрече с его дочерью. Хозяин дома отложил хукку[5], вымыл руки в тазике и отодвинул его в сторону. Мой рассказ о встрече с Чандой его почему-то расстроил…
— Да скажите наконец, в чем дело? — спросил я. — Допустим, она не похожа на здешних девушек. Ну и что? Какое это имеет для вас значение?
— А ты пойди-ка поищи сейчас моего Нареша, тогда сообразишь…
— Не понимаю, что вы хотите сказать?
— А то, что Нареш стоит сейчас где-нибудь под деревом, вздыхает и повторяет на все лады имя Чанды.
Я рассмеялся. Старший сын моего друга едва достиг пятнадцати лет. Чанде и того меньше — лет тринадцать-четырнадцать. На мой взгляд, пара хороших подзатыльников быстро излечила бы обоих от любви.
— Неужели вы думаете… — начал я, но хозяйка дома прервала меня:
— Он еще ничего не ел, а уже десять часов. На улице такой холод…
Неожиданно она вскипела:
— Негодный мальчишка забыл, что он из дома тхакура[6]. Бегает за натни-цыганкой[7], совсем нас опозорил!
Мой друг решительно встал. Я знал, что он простой и добрый человек, хотя и тхакур. Его два раза сажали в тюрьму за участие в движении ненасилия[8].
— Пойду поищу Нареша, — сказал он.
— Куда вы пойдете в такую темень? — попытался я отговорить его.
И в самом деле, ночь стояла хоть глаз выколи. Где-то далеко слышалось рычание пантеры.
— Не зажигай большого фонаря, я возьму с собой маленький, электрический, — обратился мой друг к жене, повязывая голову шарфом.
Все это напоминало сцену из детективного романа. Досадуя на себя, я быстро оделся и, прихватив палку, последовал за другом. Мать Нареша обрадовалась, что я иду вместе с ее мужем. По ее мнению, Чанда околдовала Нареша, чтобы втереться в знатную семью. Но мой друг придерживался иного мнения. Он говорил, что всему виной книжки про любовь. Начитавшись их, мальчишка совсем одурел: вообразил, что влюбился в цыганку, а бедная девчонка и вовсе голову потеряла.
Разве женщины способны рассуждать разумно?
Я слушал доводы друга и невольно улыбался. Женщина всегда думает, что ее сын агнец, и представления не имеет об уловках и хитростях мужчин. Она только знает, насколько бывают искусны в науке обольщения женщины.
Резкий, холодный ветер обжигал лицо. Войдя в лес, мы услышали юношеский голос: «Чанда! Ах, Чанда!»
Затем все смолкло. Мой друг включил фонарь. Вскоре нам навстречу вышел Нареш. Он присоединился к нам. Отец шел молча, его, видно, стесняло мое присутствие. Придя домой, Нареш с безразличным видом сел за стол.
Мать подала ужин. Она то и дело приговаривала:
— Сынок, почему ты не ешь? Неужели не голоден?
Я вышел на улицу, достал сигарету и закурил.
На другой день я встал пораньше и отправился с другом в поле. У него было пятьдесят бигхов[9] земли, земля орошалась из колодца, и сейчас на ней дозревали пшеница и ячмень. По полю сновали мальчишки, криками отгоняя птиц, а возле кучи пожелтевших прошлогодних листьев сидел поливальщик, держа в руках постромки от парной упряжки рабочих волов. На поле я увидел и Нареша. Он сидел, задумавшись, недалеко от колодца. Как только ушел отец, я подсел к нему.
— О чем задумался, Нареш? — спросил я.
Он молча посмотрел на меня.
— Ты читал мои книги? — продолжал я. — Ведь в них я пишу о том, что нужно разорвать кастовые путы. Расскажи, о чем ты все думаешь, Нареш.
На юношески чистое, нежное лицо Нареша набежала тень. Но в его годы печаль недолговечна, ей на смену придут желания и надежды. В юности нам кажется, что весь мир создан для нас одних. Что ж, в юноше зреет мужчина, А девушка, подобная Чанде, становится маленькой женщиной. Бабочка еще не вышла из куколки, чтобы порхать от цветка к цветку и собирать душистый нектар, но гусеница уже прядет свою пряжу и одаряет мир своими нежными шелковинками. Это тот возраст, когда человек благодаря своему извечному стремлению к прекрасному, своим радужным надеждам и грезам уже стоит у ворот волшебного храма поэзии чувств. Так было всегда, со времен Ману[10] до наших дней. Красота и поэзия как бы расправляют свои крылья после сладкого сна детства. Сколько веков наша земля, совершая бесконечный круговорот жизни, в каждой частичке своего огромного тела несет бессмертный поток человеческих чувств и желаний.
Я ласково взглянул на юношу. Его щеки залил яркий румянец, он, не отрываясь, смотрел на золотящуюся в лучах яркого солнца старую крепость.
Я ни о чем его больше не спрашивал. Наш молчаливый дружеский разговор был лишь прелюдией к большой задушевной беседе.
Вечером, когда последние лучи солнца заиграли на рогах возвращающегося стада, я опять отправился с Сукхрамом в лес. Наш путь лежал мимо озера. Солнечные отблески покрыли озеро оранжевым покрывалом, и оно напоминало одеяние буддийского монаха[11]. В тот день Сукхрам был особенно задумчив. Мы нашли укромное местечко и присели отдохнуть. Густой кустарник окружал нас, то тут, то там виднелись маленькие заброшенные храмы, заросшие тамариндовыми деревьями[12], между которыми, пронзительно каркая, летали вороны.
3
Бири — сигареты кустарного производства, сделанные из цельных табачных листьев. На приготовление бири идут самые низкие сорта табака.
4
Дак-бунгало — постоялый двор, гостиница.
5
Хукка — трубка типа кальяна, в которой табачный дым охлаждается и очищается, проходя через воду.
6
Тхакуры — одна из высших военно-землевладельческих каст в Северной и Центральной Индии. В Раджастане — титул феодального аристократа. Согласно религиозной традиции индуизма произошли от второй по значению касты — касты воинов.
7
Натни — женщина из касты натов, одной из самых низших в кастовой иерархии старого индийского общества. Относятся к так называемым бродячим племенам и составляют большое число кланов, члены которых являются танцовщиками, акробатами, жонглерами, фокусниками, заклинателями змей, татуировщиками, музыкантами, знахарями. Кроме того, наты изготовляют свечи, поделки из травы, соломы, металла и т. д. Наты бродят с одной деревенской ярмарки на другую; среди представителей других каст, включая и низкие касты, пользуются крайне дурной репутацией. В колониальной Индии все бродячие касты попадали под закон о преступных племенах от 1924 года, согласно которому любого члена преступной касты можно было арестовать и заключить в тюрьму без суда и следствия. Натов и представителей некоторых других бродячих каст часто называют индийскими цыганами.
8
Движение ненасилия — организованное Ганди движение гражданского неповиновения приказам английской администрации при полном устранении всяких насильственных действий. План движения «ненасильственного несотрудничества» был принят в Калькутте на чрезвычайной сессии партии Индийского национального конгресса в сентябре 1920 года.
9
Бигх (бигха) — земельная мера, равная 0,25 арам.
10
…со времен Ману… — Ману в индийской мифологии — родоначальник человечества.
11
Буддийские монахи носят ярко-желтые или оранжевые одежды.
12
Тамаринд — дерево из семейства бобовых (Tamarindus indica) с длинными съедобными плодами.