Опрокинутый мир (сборник)

— Вот именно.

— Я сказал — ладно, но впредь думай получше.

— Что же нам теперь делать? — спросил я. — Мы остались без рабочих.

— Сегодня доставят новых. Поначалу они, разумеется, будут ковыряться как черепахи, нам придется учить их каждому пустяку. Зато и бунтовать не станут, и работать будут старательнее. Неприятности начнутся потом, когда они сообразят, что к чему.

— Но почему они нас так не любят? Мы же платим им за их труд.

— Да, платим — когда и сколько хотим. Это нищие края. Земли здесь бедные, еды всегда не хватает. Город проходит мимо, предлагает им то, в чем они нуждаются, и они вынуждены брать. Но долговременной-то выгоды они не получают, да мы, пожалуй, и даем им меньше, чем берем.

— Мы могли бы давать больше.

— Наверное, могли бы. — Мальчускин вдруг потерял интерес к разговору. — Не наша это забота. Наше дело — укладывать рельсы.

Новых рабочих пришлось ждать несколько часов. За это время мы с Мальчускиным осмотрели бараки, покинутые бригадой, и вычистили их. Прежних обитателей стражники выселили еще ночью, хотя и дали им какое-то время на то, чтобы собрать пожитки. Впрочем, в бараках оставалось немало всякого барахла, превратившейся в лохмотья одежды, мусора. Мальчускин посоветовал мне смотреть в оба, не обнаружится ли где-нибудь в укромном уголке послание новым рабочим: но ни он, ни я ничего подобного не отыскали. А все, что нашли, вытащили из бараков наружу и сожгли.

Примерно в полдень прибыл представитель меновщиков с известием, что в наше распоряжение вот-вот поступят новички. Нам были принесены формальные извинения за вчерашний инцидент, и мы узнали также, что после долгих споров принято решение на ближайшее время усилить охрану. Мальчускин выразил свое неудовольствие по этому поводу, но меновщик и не думал спорить: решение приняли вопреки его мнению.

Мое отношение к такому повороту событий было двойственным. С одной стороны, я не жаловал стражников, а с другой — если их присутствие оградит нас от повторных беспорядков, с ними придется мириться, как с неизбежным злом.

Задержка беспокоила Мальчускина, он не находил себе места. Я подумал было, что его, как обычно, заботит необходимость наверстывать отставание, но оказалось, что дело не только в этом.

— Оптимум мы начнем догонять уже при следующем перемещении, — пояснил он. — Нас задержала вон та холмистая гряда. Теперь она позади, а дальше на много миль земля почти ровная. Но вот состояние путей позади Города…

— Их же охраняют стражники, — сказал я.

— Никакие стражники не в силах предохранить рельсы от вспучивания. Это главная опасность, и она возрастает с каждой минутой.

— Почему?

Мальчускин бросил на меня пристальный взгляд.

— Потому что мы порядочно отстали от оптимума. Понимаешь, что это значит?

— Нет, не понимаю.

— Ты еще не бывал в прошлом?

— Как это — в прошлом?

— Далеко на юг от Города.

— Нет, не бывал.

— Когда побываешь, сам увидишь, что там творится. А сейчас поверь мне на слово. Рельсы к югу от Города нельзя оставлять на долгий срок, не рискуя привести их в негодность.

Наемных рабочих было по-прежнему не слышно и не видно, и Мальчускин, покинув меня, отошел побеседовать с двумя путейцами, только что явившимися из Города. Вернувшись, он сообщил:

— Подождем еще час. Если не дождемся, мобилизуем людей из других гильдий и примемся за работу сами. Промедление смерти подобно.

— А разве у нас есть право мобилизовать людей из других гильдий?

— Наемный труд — это роскошь, Гельвард. В далеком прошлом прокладкой путей занимались сами гильдиеры. Перемещение Города — задача номер один, и ее необходимо решать во что бы то ни стало. Если понадобится, мы выведем на пути все население Города до последнего человека.

Неожиданно он успокоился, лег на землю и закрыл глаза. Солнце стояло почти прямо над головой, и было жарче обычного. На северо-западе у горизонта я приметил полоску черных туч, воздух давил безветрием и влажной духотой. Но на солнце не набежало пока ни облачка, тело мое ныло от вчерашних побоев, и мне самому куда приятнее было бы поваляться в безделье, чем опять браться за кирку.

Через пять минут Мальчускин внезапно сел и взглянул на север. Вдалеке показалась большая группа людей во главе с пятью гильдиерами-меновщиками при плащах и регалиях.

— Ну, вот и прекрасно, — провозгласил мой наставник, — теперь за дело!

Он не скрывал своей радости, хотя, прежде чем действительно приступить к делу, нам предстояло еще многое другое. Новичков надо было разбить на четыре группы, найти и назначить бригадиров, понимающих по-английски. В бараках каждый получил по жребию койку и сложил в уголок свое нехитрое имущество. Но, несмотря на эти новые задержки, Мальчускин уже не терял оптимизма.

— Судя по их виду, они здорово голодны, — шепнул он мне. — Ничто в целом свете не может так сплотить их в работе, как надежда пожрать.

Выглядели новички действительно ротой оборванцев. Разномастная одежонка, почти все босиком, волосы и бороды не стрижены месяцами. Глубоко запавшие глаза, раздутые от скверной пищи животы. Двое из новичков прихрамывали, а у одного была изувечена рука.

— Тоже мне работнички, — тихо сказал я.

— Да, — согласился Мальчускин, — не из лучших. Но несколько дней поучим, подкормим, и все придет в норму. Большинство мартышек, попадавших прежде ко мне в руки, не отличались от этих.

Меня состояние наших помощников повергло в ужас, и я понял, что Мальчускин, описывая условия жизни туземцев, ничуть не преувеличивал. Но если так, то вполне понятно, отчего они с течением времени неизбежно должны возненавидеть нас, горожан. Вне всякого сомнения, в уплату за наемный труд Город предлагал нечто, о чем здесь раньше и представления не имели, а попутно еще и доказывал, что возможна иная, более сытая, более устроенная жизнь. А потом? Город следовал дальше, взяв у этих людей единственное, что они могли дать, а они вынужденно возвращались к прежнему примитивному существованию…

Еще одна отсрочка — людей слегка покормили, однако Мальчускин по-прежнему пребывал в хорошем настроении.

Наконец все было готово. Рабочих разбили на четыре бригады с гильдиерами во главе. Затем их отвели под стены Города, выбрали для них четыре тележки, и все мы бодро покатили по рельсам на юг. По обеим сторонам пути стражники продолжали вымеривать шагами участки, переданным им под охрану, а перевалив гребень, мы сразу же увидели, что внизу, в недавно покинутой нами долине, стража окружила амортизаторы, замыкающие рельсы, сплошным кольцом.

Четыре команды, работающие на параллельных путях, — такая ситуация создавала явные предпосылки для соперничества, какое мне однажды уже довелось наблюдать. Быть может, сегодня еще слишком рано, но как только новички освоятся, между ними неизбежно начнется соревнование — нам на пользу.

Мальчускин подогнал тележку вплотную к амортизатору и объяснил старшему по бригаде, мужчине средних лет по имени Хуан, что делать. Хуан перевел приказ своим подчиненным, и те согласно закивали в знак понимания.

— Ручаюсь, они не поняли ни шиша, — усмехнулся Мальчускин. — Но ни за что в этом не признаются…

Первая задача была разобрать амортизатор, затем перевезти его на новое место и заново смонтировать под стенами Города. Но только мы с Мальчускиным принялись показывать основные операции при разборке, как солнце скрылось за тучами и повеяло холодком. Мальчускин взглянул на небо и объявил:

— Будет гроза.

После этого заявления он больше не удостаивал погоду вниманием, и мы продолжали работать как ни в чем не бывало. Через две-три минуты до нас долетели отдаленные раскаты грома, а вскоре на землю упали первые капли дождя. Рабочие с тревогой принялись оглядываться, но Мальчускин не позволил им отвлекаться. Еще несколько минут — и гроза обрушилась на нас во всю мощь: блистали молнии, гром достиг такой силы, что я поневоле испытывал страх. Мы промокли до нитки, но работа не прекращалась, а поднявшийся было ропот удалось — через Хуана — подавить в зародыше.